– А я на этом, – говорит Оливия, хватая велосипед, стоящий ближе к двери. У него ярко-розовая рама, и вообще он выглядит девчачьим в отличие от того, что достался мне. Соседка открывает гаражные ворота, мы садимся на велики и выезжаем. – Догоняй! – звенит голос Оливии. Но у меня не сразу получается приноровиться. Ветер свистит в ушах, щиплет щеки, рвет волосы, но уже спустя минуту я кручу педали с таким же напором и рвением, что и моя спутница. Несмотря на свой странный наряд (сегодня на ней другая длинная юбка, другой бесформенный свитер) и на неудобные чуни вместо нормальных туфель, Оливия довольно ловко управляется с велосипедом. У меня не сразу получается поравняться с ней. Мы пролетаем мимо каких-то домов, магазинов и только на перекрестке перед горкой сбавляем ход. – А там кладбище, – бодро сообщает соседка, – говорят, на его месте раньше была церковь, которую сожгли шведские завоеватели. Оставшиеся в живых утопили шведов в озере! Круто. Оказывается, я живу недалеко от кладбища. – Интересная легенда. – Сюда вообще приезжает много любителей старинных легенд, – смеется Оливия. – Тебе повезло поселиться в волшебном месте, Анна! Я уже так не думаю. Но вслух говорю: – Круто! – Если верить преданиям, Сампо – волшебный предмет, обладающий магической силой и являющийся источником счастья или рогом изобилия. В карельских рунах Сампо представлен в виде волшебной мельницы, в финских преданиях это ось всего мироздания. Похищение Сампо – центральный сюжет «Калевалы», карело-финского эпоса. – Чего? – Во время учебы я помогаю в библиотеке, так что достану тебе экземпляр. Говорят, что, разбираясь в «Калевале», можно сдать на «отлично» не только историю и литературу, но и алгебру. Наши учителя уважают тех, кто чтит местную культуру, и, поверь, это не пустые слова. Будешь знать «Калевалу», сдашь и любой другой предмет. – Ничего себе, – равнодушно отзываюсь я. Слабо представляю, как какой-то там эпос поможет мне сдать физкультуру или, например, химию. Но Оливию это мало беспокоит: она продолжает увлеченно рассказывать о местных легендах, обычаях, чудесных озерах и заповедных территориях. Честно говоря, я не знаю, как реагировать, потому что в любых других городах мои сверстники начинали рассказы о своей родине с того, что описывали все интересные места, в которых можно было вкусно поесть, послушать музыку, потанцевать или посмотреть новинки кинопроката. Никто из них никогда не вел со мной беседы о природе, свежем воздухе, богатой растительности и не звал меня в поход на речку. – Так, значит, ты подала документы в гимназию? – уточняет Оливия, когда мы, сделав два круга по городу, изможденные возвращаемся домой. – Да, меня зачислили в десятый класс. – Это потрясающе! Выходит, мы будем учиться вместе? – бросив велик, она обнимает меня. И я неуклюже хлопаю ее ладонью по спине. Еще никогда незнакомцы не проявляли такую искреннюю радость от того, что им светило времяпрепровождение со мной. – Спасибо, что показала мне Сампо, – говорю я, когда мы размыкаем объятия. Глаза Оливии загораются светом – так, будто ее пьянит сама жизнь. – Если ты не очень-то любишь жару, то тебе непременно понравится здесь, – смеется она. Я еще никогда не видела человека, который бы каждую минуту выглядел абсолютно, неутомимо и полноценно счастливым. – И спасибо за велик, – добавляю я. – О нет, оставь пока у себя, – отмахивается соседка. – Думаю, он будет полезен тебе до наступления холодов. Здесь, конечно, ездит автобус, но гораздо лучше для здоровья добираться в школу на двухколесном. – А, ясно, – киваю я. – Тогда вообще – огромное, большое-пребольшое спасибо. – Всегда пожалуйста, – подмигивает она. И мы расходимся. 14 В последний день перед учебой мы отправляемся с Оливией и Отсо на Каменное озеро. Моя соседка ужасно возбуждена поездкой, она приводит ее в дикий восторг. Оливия без умолку трещит о том, как мне понравится. Девушка так красноречива, что я и сама начинаю верить в то, что все так и будет. – Это озеро ледникового происхождения, поэтому вода в нем настолько чистая, что слепит глаза! – тараторит Оливия, пока мы тащимся на машине по извилистой грунтовой дороге, утопающей в высоких деревьях. Я уже поняла, что она буквально помешана на озерах. Вероятно, из-за связи с фамилией – järvi переводится с финского как «озеро». – Сегодня лучше всего будет клевать лосось, – сообщает нам Отсо. А я в это время думаю о том, чем же занимаются мои друзья в городах, где мы успели пожить в последние годы. Жаль, что здесь не ловит интернет. Когда внедорожник замирает у берега, я спешу выбраться на свежий воздух. Застегиваю куртку и оглядываюсь. Под нашими ногами валуны, вниз по склону – блестящая водная гладь, и стройные сосны отражаются в ней густой, ровной порослью. Зрелище захватывает дух, и я сразу же убеждаюсь, что Оливия не преувеличивала: озеро настолько прозрачное, что отражающееся в нем небо буквально выстилает дно. – Вода, которая течет из кранов в Сампо, – отсюда, – с гордостью говорит Оливия. – Какое оно тихое, – выдыхаю я. – Озеро. – Это обманчивое впечатление, – усмехается Отсо, доставая из багажника удочки. – Если поднимется ветер, будут сильные волны. – Идем, прогуляемся! – зовет меня за собой соседка. – Только недалеко, Оливка! – предупреждает ее отец. – Мы тут, вдоль берега, пап. Он зовет ее Оливкой. Надо же. В моей груди разливается незнакомое тепло. Интересно, как бы звал меня отец, будь он жив? – Переживает, что встретим животных, – поясняет Оливия. – Кого, например? – Я перебираю в голове животных севера. – Оленя? – Или волка, – спокойно говорит она. – Или медведя. – Может, тогда не стоит отходить далеко? – таращусь на нее я. – Мы по берегу, – смеется Оливия, переступая с валуна на валун. Она явно тут в своей стихии, а вот мне с непривычки хочется оглядываться и ступать осторожнее. Не доверяю я скользким резиновым сапогам. – В окружении леса мне всегда уютно, – объясняет Оливия. – Не бойся, Анна, прыгай сюда! Она подзывает меня, и я, стараясь сохранять равновесие, перебираюсь с одного камня на другой. – Почему? – спрашиваю я. – Единение человека с природой тебя так заводит? – Когда мама была жива, мы часто ездили сюда всей семьей. – Ее голос звучит глухо и надтреснуто. Очевидно, эти воспоминания ее ранят. Я поднимаю взгляд, но вижу, что девушка улыбается. Ее глаза светятся теплом. – Сколько тебе было, когда она умерла? – Восемь. – Ее губы дрожат. – Рак. Мама боролась три года. Она настоящий боец. – Мне жаль, – тихо говорю я. – Прости. Мой отец умер от сердечного приступа, когда мне было шесть. Может, я была слишком мала, чтобы воспринять ситуацию так, как Оливия. По крайней мере, улыбка не держится на мне, точно приклеенная. – Я часто прошу папу привезти меня сюда или на любое другое озеро, чтобы вспомнить, как мы отдыхали на природе все вместе. Тут и в лесу я слышу маму. – Оливия останавливается и смотрит на меня так, будто сейчас, в этот самый момент, открывает мне нечто сокровенное. – В шуме ветвей, скрипе стволов деревьев, в плеске воды, в криках птиц – мне кажется, я слышу ее голос везде. Я прихожу сюда, чтобы поговорить с ней. Спрашиваю и слушаю, что она ответит. Надеюсь, она шутит. Мои брови невольно поднимаются, но я делаю над собой усилие и понимающе киваю. – Может, не пойдем дальше? – опасливо озираюсь я на лес. Не хотелось бы встретиться с медведем, если честно. – Хорошо, – соглашается Оливия. Мы шлепаем по камням обратно. – Ты верующая? – спрашиваю я, заметив серебряный крестик, показавшийся из-под ее воротника во время очередного прыжка с камня.