Красивая. Только рыжие волосы стали тусклее – или виновато освещение? Раньше Санни казалась ему ярким солнцем, а теперь же едва светится. Или ему снова лишь кажется? Дастин прижимает к губам медальон. Он хочет найти ее прямо сейчас, встретиться, поговорить еще раз и вытребовать правду. Но он не может этого сделать. Ему вновь вспоминаются ее жаркие поцелуи, и сбившееся дыхание, и прядка волос, выбившаяся из-за уха. Она была для него не первой и не последней. Но он не может забыть ее. Может быть, потому что он был у нее первым? Он никогда так не боялся причинить кому-либо боль, как ей в ту ночь. А потом боль вернулась к нему – душевная. Отчаяние. Страх. Ярость. Вот что он испытал, когда Санни ушла. Проклятье. С ним не было такого, даже когда его бросила Сальма. Дастин проводит некоторое время, продолжая думать о рыжей, а потом к нему приходит Октавий. Веселый. Нетрезвый. Из бара, где он зависал со старыми друзьями. Даже несмотря на то, что он растрепан и явно не в себе, все равно выглядит красавчиком. Не зря его прозвали Сладким. Дастин впускает его в свои апартаменты и с любопытством рассматривает. Обычно Октавий (или Ричард) другой – уверенный, плавный, знающий себе цену. Но сейчас он не в себе. Нервный, с резкими движениями, кривой ухмылкой и странно блестящими глазами. – Мне стало хреново, чувак, – говорит Октавий, улыбаясь. – И я решил зайти к тебе. – Как здорово, я так тебя ждал, – ухмыляется Дастин. Он не слишком любит гостей, но на самом деле рад, что сейчас будет не один. Иначе его сожрут собственные мысли о Санни Ховард. Октавий кажется ему неплохой компанией. За этот год они даже подружились. Нет, не стали лучшими друзьями, разумеется, но иногда перекидывались парой-другой стаканчиков в каком-нибудь элитном баре, курили, расслабляясь в полутьме и не думая о том, что очередной назойливый журналист хочет заснять их ради сенсации. Октавий помогал Дастину вжиться в образ рок-звезды. Он знакомил его с миром музыки, с фанатичным блеском в глазах рассказывал о выдающихся музыкантах – особенно барабанщиках и устраивал экскурсии в студию звукозаписи, где познакомил с парнями из группы «Красные лорды». Даже учил играть на гитаре и на любимых барабанах. Для Октавия это было не просто развлечение. Волею судьбы Дастин стал одним из посвященных в его тайну и знал, кто скрывается под маской. С ним не нужно было притворяться, что-то утаивать, изворачиваться. При Дастине Октавий мог смело упоминать о том, что барабанщик «Лордов» – это он, и рассказывать о разных примочках к установке, о качестве железа, о том, как звучит тот или иной ритмический рисунок. Единственное, о чем Октавий никогда не говорил с Дастином, это о Лилит. – У тебя есть что-нибудь выпить? – спрашивает музыкант, проходя в гостиную. Его слегка покачивает. В глазах – то ли злость, то ли раздражение, то ли страх. – Тебе уже хватит, – бросает Дастин. Блондин не слушает его – идет к барной стойке. Наливает виски себе, а потом и Дастину, кидает в бокалы лед. И выпивает залпом. Дастин с интересом за ним наблюдает. – Что случилось? – Ничего, чувак. Я просто хочу выпить, – отвечает Октавий, берет с собой бутылку и заваливается на диван. – Давай со мной? – По твоей морде видно, что что-то случилось. Выкладывай, – велит Дастин. – Я конченый дурак! – вдруг весело объявляет Октавий. Дастин приподнимает бровь. – В смысле? – Искал ее. Октавий со стуком ставит бокал на прозрачный столик. – Кого – ее? – не сразу понимает Дастин. – Ту девчонку. Лил. Мою Лилит. Октавий трет лицо ладонями. И нервно смеется. – Вот оно что. В тебе проснулся романтик? – усмехается Дастин. Почему-то ему смешно – наверняка приятель не привык, что женщины посылают его, а подружка рыжей, скорее всего, так и сделала. – И что, она послала тебя? Сочувствую. Выпей-ка еще стаканчик. – Не послала, – глухо отвечает Октавий. – Даже так? Неужели твоя Лил переспала с тобой и бросила? – продолжает веселиться Дастин. – Ты чувствуешь себя использованным? – Заткнись! – прикрикивает на него Октавий. – Ты не понимаешь! Черт, я не должен был искать ее. Знаешь, чего мне это стоило? Давно не чувствовал себя таким жалким. Со времен «Пепельных цветов», мать их… – Ты ее любишь, что ли? – недоверчиво спрашивает Дастин. Октавий улыбается. Нет, скалится – в его улыбке веселья ни на унцию. И глаза так болезненно блестят, что актеру становится жаль приятеля. – Я хотел извиниться. Просто извиниться. Это плохо? – Нормально, – пожимает плечами Дастин. – Так она не приняла извинений? – Она даже не захотела меня увидеть. Меня. Она. Не захотела. Увидеть. Меня, понимаешь? Меня! – и Октавий пьяно смеется. – Дала мне понять, что я ее недостоин. Он сбивчиво рассказывает Дастину, что весь день уговаривал себя на то, чтобы позвонить Лилит и извиниться, однако она изменила номер телефона. Тогда он, поломав собственную гордость, поехал к ней домой – помнил адрес. Дверь открыла ее светловолосая подружка и сказала, что Лилит больше тут не живет. И никогда больше жить не будет. А для него, Октавия, она вообще, можно сказать, умерла. И он ушел. Сначала Октавий был в ярости. Ему казалось, что его просто послали, да еще и откровенно поглумились. Он поехал в какой-то клуб, а потом в бар – глушить свою злость. Но там ему стало тоскливо. И алкоголь, музыка и красивые девушки больше не помогали. Он ушел и решил наведаться к Дастину, дом которого находился неподалеку от бара. Сейчас Октавий находится в состоянии злой растерянности и обиды. Он не собирался идти у нее на поводу. Не собирался просить быть с ним – в конце концов, убежать было ее выбором. Он не собирался так унижаться. Но сделал это и вместо удовлетворения получил стрелу в сердце. – Знаешь, до чего я дошел? Только не смейся, иначе я разобью тебе лицо. Не смейся… Я искал девушек, похожих на нее. Ее типаж. Типаж королевы драмы. А когда я с последней такой малышкой оказался в кровати – или это было на балконе? – я назвал ее «Лил». И знаешь, что самое паршивое, мужик? – Что? – спрашивает Дастин. – Ей было плевать, как я ее зову. Лил, Элис, Натали – неважно. Главное, что я позволяю ей быть с собой. А она… Лил… Лилит… – его язык начинает заплетаться. – Она всегда меня поправляла, когда я называл ее неправильно. Она поправляла, потому что хотела остаться собой. А им всем наплевать, кем быть, главное – получить меня. Ты ведь понимаешь это? Понимаешь, я знаю. Эй, не смотри на меня так, мужик! Она мне не нужна! Мне нет дела до этой девчонки. Но какого… какого черта она так со мной? И он вновь тянется к бутылке. – Тебе хватит, – выхватывает бутылку Дастин. – Окт, иди и проспись. Хочешь, поедем завтра к твоей Лилит вместе? – от всего сердца предлагает он. Тот смеется. – Зачем? Я же сказал – она мне не нужна. – Тогда какого хрена ты называл своих девчонок ее именем? – весело интересуется Дастин. – Откуда я знаю?! – взрывается Октавий. – Думаешь, мне это нравится? – Понятия не имею. Может быть, тебе нравится вспоминать ее где-нибудь в душе? – не может перестать подкалывать приятеля Дастин. – Первый раз у нас был в душе, – вдруг заявляет ему Октавий. – Зачем ты мне это напомнил. Черт. Черт. Черт! Проклятый Кезон! Я летел сюда и точно знал – даже думать о ней не буду. Но она поселилась в моей голове. Он садится – так, что локти оказываются на коленях, и запускает пальцы в светлые волосы. – Как все достало. Нет, ну почему она ко мне не вышла? Почему велела сказать, что ее нет? – А может, ее и правда в этой квартире больше нет, – задумчиво говорит Дастин. Как и Санни. Может быть, эта Лилит пропала вместе с рыжей? И в курсе того, что с ней случилось? Может быть, они вместе что-то натворили. – Слушай, Окт. Если больше не будешь пить, поедем завтра искать твою Лилит. И ты скажешь ей все, что о ней думаешь. Окей? – Окей, – нравится эта идея Окту, которого постепенно начинает клонить в сон – пить много он никогда не умел. Он засыпает прямо на диване в гостиной под звуки работающего телевизора. И последнее, что Октавий слышит, это: «По нашим источникам, предварительное закрытое слушание по делу студента, похитившего двух девушек, назначено на ближайшие дни…» Что ведущая новостей говорит дальше, Октавий так и не узнает – окончательно погружается в сон. Лилит снова снится ему. И снова с длинными волосами. В этом сне она целует его и растворяется. * * * Я прихожу домой и тут же встречаю Джессику. Она сидит на диване в гостиной, пьет кофе и лениво щелкает пультом. Ждет меня. Возможно, ей не хочется постоянно приезжать ко мне, но Эмма Мунлайт заставляет контролировать меня. – Привет, – говорю я ей, заставляя себя улыбаться.