— Юль, а ты бы что украла? — повернулась ко мне Вика. Наталья навострила уши. — Еще не решила, — честно ответила я. — Надо подумать. Хотя бы до завтра. — Отлично, — обрадовалась Вика и хитро подмигнула мне. — Значит, сутки думаем, а завтра вечером здесь же встречаемся и обсуждаем. Папа, ты слышал? — Да, конечно, встречаемся: завтра Румыния — Швеция. Четвертьфинал. — Мам, я тоже хочу участвовать. Можно? — настойчиво поинтересовалась Наталья. Вика кивнула и вопросительно посмотрела на Игоря. — Договорились, — сказал он. Через дыру в полу вернулась Ванда, потерлась о мои ноги, потом подошла к холодильнику, села перед его дверцей и, оглянувшись на меня, требовательно мяукнула. — Брысь, чучело, — укоризненно сказала ей Вика. За завтраком все сосредоточенно жевали, стараясь не смотреть друг на друга — придумывали, что бы такое украсть. Судя по напряженным лицам, дело шло плохо. Только Вика солнечно улыбалась и мурлыкала себе под нос какую-то мелодию, но ее веселость объяснялась совсем не тем, что она с легкостью перевоплотилась в преступницу. Поднявшись из-за стола, я почувствовала, что мне необходимо уединиться, иначе я не смогу украсть и пуговицы. Выйдя на крыльцо, я огляделась. Грядка с морковью давно требовала прополки и находилась на краю участка — это как раз то, что мне нужно! И мимо никто ходить не будет. Усевшись на маленькую трехногую табуретку, я принялась дергать сорняки и складывать их в старое, дырявое ведро. Грядка становилась все чище, но, к сожалению, дельных мыслей от этого в моей голове не прибавлялось. Я никак не могла сообразить, что заставило бы меня залезть на чужую дачу. «Дорогая, пора приниматься за работу, — уговаривала я себя. — Тебя зачем сюда пригласили?! Думать? Вот и думай, обед зарабатывай. Тебя здесь кормят, поят, развлекают, посуду за тебя моют, а ты? Ты-то что делаешь?» С виноватым видом я наклонилась к грядке и вместо сорняка выдернула худую, бледно-розовую морковку. Я отложила ее в сторону и обратилась к самой себе с проникновенной речью: — Представь себе вещь, которая тебе очень нужна. Так нужна, что за ней ты полезла бы куда угодно: на горную вершину, в темную пещеру, в чужой дом, в горящий поезд, в захваченный террористами самолет, в отделение милиции… Нет! — оборвала я себя. — В чужой дом за вещью?! Ни-ког-да! Ну хорошо, не за вещью, а за чем? Или за кем? Я вздохнула. За кем-то, наверное, и полезла бы, но только не за чужими вещами! — Не расстраивайся, — сказала я себе. — Сейчас мы проведем мысленный эксперимент. Вот по улице идет зять с футляром от флейты в руке, представила? Ты идешь за ним и за ним же зайдешь в его дом. Иди, иди! Так. Я иду за зятем, он, не оглядываясь, подходит к калитке, я — за ним. Он открывает калитку и идет к дому, потом куда-то за дом, а я… я вросла в землю у калитки и дальше — ни шага. Дальше — не могу! Что же делать? Отхожу от участка зятя, иду по улице, иду, иду, наконец останавливаюсь перед другой калиткой, рядом с которой цветут синие ирисы, и… замираю на месте. Стою так секунд пятнадцать и уговариваю сама себя: калитка не заперта, на участке пусто… Ну же! Вперед! Надо всего лишь толкнуть калитку и войти. Ну! Я медленно открываю калитку, захожу на участок и… вижу лежащее рядом с дорожкой бревно. Облегченно вздохнув, я сажусь на это бревно, и все. И дальше я не иду. Может, я неправильно рассуждаю? Ладно, буду считать, что я уже залезла в чужой дом, теперь нужно быстро осмотреться, выбрать что-нибудь и унести. Сейчас попробую. Грядка вдруг уплыла куда-то в туман. Я медленно, почти на ощупь, разыскивала в этом тумане сорняки и вытаскивала их оттуда. Так. Я в чужом доме. В комнате. Стою у стола. Посмотрела вокруг — схватила то, что было на столе — и бегом отсюда. Уф-ф, перепугалась до полусмерти. А что это у меня в руках? Старая ваза с засохшими цветами. — Нет, — резко сказала я себе. — Так не пойдет! Что будем делать, дорогая? — Не знаю, — тяжело вздохнула я-вторая. — Давай попробуем еще раз, — снисходительно предложила я-первая. — Воровка из тебя не получается, но вдруг получится приличный экспериментатор? — Хорошо. Я уже там, перед дверью. Открываю дверь, захожу, осматриваюсь. Начинаю дрожать от страха — вдруг кто-нибудь войдет! Что брать? Говори быстрее! — Успокойся, в доме никого нет. Стой там, где стоишь! — приказала я ей. — Теперь поворачивай голову и называй то, что видишь. — Стол, стулья, коврик на полу, ободранное кожаное кресло, за ним то ли шкафчик, то ли тумбочка, дверца сломана, из нее торчит желтая шерстяная перчатка, потому что иначе она не закрывается; на этом шкафчике сверху книги лежат… На столе — ваза с трещиной, в ней цветы засохли. Две красные чашки в белый горошек, сахарница с отбитой ручкой… Ничего интересного! Отыскав среди морковной ботвы крапиву, я схватила ее, обожглась и, отдернув руку, ударилась локтем о ведро с сорняками. Подняв голову от грядки, я увидела Вику, которая порхала по участку, улыбаясь и что-то напевая. — Как дела? — поинтересовалась она, пробегая мимо. — Нормально, — ответила я и помахала случайно вырванной морковкой. — Куда ее? — В суп! — оглядев морковку, поставила диагноз Вика. — Я ее забираю. Взяв морковь, она направилась к дому, а я, наклоняясь к грядке, краем глаза заметила, как что-то метнулось к кусту на соседнем участке. Присмотревшись, я увидела Розу Дмитриевну, которая из-за куста пыталась рассмотреть, что я делаю. Вдоль другой канавы прошел по своему участку Ираклий и тоже внимательно посмотрел в мою сторону. А с участка, расположенного наискосок от нашего, за мной наблюдала женщина, которая мыла посуду, пристроив тазик с водой на столике под яблоней. — Ну, дорогая, попробуем залезть в другой дом, — молча продолжила я беседу с самой собой. — Надо закончить наш мысленный эксперимент. Ты стоишь на крыльце. — Хорошо, вхожу. Закрываю дверь. На столе стоит телевизор — огромный ящик странного вида, экран размером с блюдце, перед ним линза. Включаю. Гудит, изображения нет. Выключить? — Не надо. Иди дальше, продолжай осматриваться. Что там, справа? — Холодильник «Север», снаружи ржавый. Не открывается. — Дергай сильнее! — Ага, открылся! Лампочка не горит. Внутри засохший кусок колбасы и банка тушенки, больше ничего нет. Иду дальше, открываю дверь. Видимо, это кухня. У окна стоит плита с красным газовым баллоном. Сильно пахнет газом, зажигать плиту не буду! Рядом ящик с инструментами: молоток, отвертки, клещи, напильники… В углу старые газеты валяются… Это все мне не нужно. Возвращаюсь в первую комнату. Так. Телевизор нагрелся, гудеть перестал, но все равно в нем ничего не разберешь. Ну как, что-нибудь взять? — Ладно, не надо. Уходи оттуда, — разрешила я. Наверное, эксперимент был поставлен неправильно, поэтому и не принес результатов. Надо было искать то, что пригодилось бы в Викином доме. Например, новые стулья вместо разваливающихся старых. — Меня бы, пожалуй, заинтересовали журналы по вязанию, — сказала Вика и посмотрела на Игоря. Футбол уже начался, но игра была вялой, не очень интересной; Владимир Яковлевич, отвернувшись от телевизора, тоже принял участие в обсуждении. — А еще я унесла бы зеркало из одного из домов и повесила у нас на веранде, — продолжала Вика. — А потом походила бы по участку и выкопала какие-нибудь интересные растения. — А я бы взяла шоколадные конфеты, — влезла Наталья. — И шляпу от солнца. — Юль, а ты? — спросила меня Вика. Спросила-то меня, но смотреть продолжала на Игоря. — Я все обдумала: возьму семена и книги по садоводству, — ответила я. — Можно еще журналы, например «Приусадебное хозяйство», — подсказал Владимир Яковлевич. Вика кивнула ему и снова взглянула на Игоря. Поймав ответный взгляд, она повернулась к отцу. — Ты, наверное, украдешь топор? — Верно, инструменты: молотки, отвертки, плоскогубцы, рубанок… И гвозди. Еще могу забрать электропилу. — А я — удочки, крючки, катушки с леской, блёсны, — сказал Игорь. И посмотрел на Вику. — Что такое «блёсны»? — поинтересовалась из своего угла Наталья. Она сидела на диване, опираясь подбородком на ладонь, а локтем — на подоконник, и не сводила с Игоря настороженных глаз. — Это такая металлическая блестящая штука с крючком. Называется «блесна». Когда она в воду падает — блестит; рыба думает, что это муха или бабочка, и хватает ее, — терпеливо пояснил Игорь. — Я также мог бы взять резиновые сапоги. — Сапоги мне тоже нужны, — заявила Наталья. Я наблюдала за Викой: взмах ресницами, взгляд. Ответный взгляд. Еще один взгляд… Ответный взгляд… На что это похоже?.. А вот на что: выстрел. Еще выстрел. Ответный выстрел! Атака! Заряжай! Целься! Огонь! Пауза… Заряжай! Целься! Огонь! Пауза… Заряжай!.. Похоже, выстрелы в конце концов достигли цели. Короче говоря, оба убиты! Вика многозначительно улыбнулась Игорю. Он улыбнулся в ответ, и краем глаза я уловила взгляд, обещавший райское блаженство. Наталья ревниво нахмурилась, а мне захотелось туда же, в рай, и я на миг позавидовала подруге. Она медленно шла по тропинке так, как будто плыла по воздуху — едва касаясь земли мягкими лапами и гордо подняв белый пушистый хвост. Сирень отцвела, и земля под кустом была усеяна осыпавшимися, уже не розовато-фиолетовыми, а бурыми и сморщенными, засохшими цветками. Перед сиренью пушистая красотка свернула с тропинки, дошла до куста смородины, грациозно обогнула его и вернулась обратно. Она знала, что через некоторое время сюда примчится серый молодой романтик, будет влюбленно смотреть на нее, предмет своих нежных чувств, и дружелюбно мурлыкать. Он просидит так полдня, его мягкая шерсть будет перламутрово поблескивать на солнце. Ее сердце начнет таять… А потом прибежит его хозяйка, одинокое старое чудовище, и начнет звать его обиженным голосом: мол, поздно уже, деточка, ты проголодался… Тьфу, противно слушать! Взрослый кот, вполне мог бы прокормить себя сам!