– Правильно предложили, но мою ученицу совершенно не переспорить и не переубедить. Ее нежелание учиться в нынешнем институте и стремление поступать в театральный тому пример. – У нее получится. Она будет актрисой. Как раз ее упрямство – залог успеха. И, – тут Сергей Батенин улыбнулся самой своей лучшей улыбкой, – у нее такая выдающаяся учительница! – Ах, хитрец! – от души рассмеялась Самарина. А Аля, прислушиваясь к их диалогу из кухни, хихикнула – Сергей понравился Самариной. А мнение ее было очень важно для Али. Самарина была человеком умным, наблюдательным и дальновидным. «Ну вот, теперь остался папа!» – подумала Аля, заваривая чай в большом ярком чайнике. Чаепитие у Самариной прошло весело – Ольга Леонидовна рассказывала театральные байки, помощница по хозяйству Наталья, которая тоже сидела за столом, все жаловалась на хозяйку и делала это тоже очень смешно, а Аля и Сергей наслаждались теплом, семейной атмосферой и тем, что сидели на диване бок о бок и держали друг друга за руки. Прощались уже за полночь. Напольные часы били басом, и Ольга Леонидовна оставляла их переночевать, подчеркивая, что комнат в доме много, каждому достанется по тихому углу и свежей удобной постели. – Эта квартира рассчитана на большую семью. Шутка ли сказать – почти пять комнат… – Это как почти? – изумился Сергей, любивший во всем математическую точность. – Одна без окон, почти кладовка, но я из нее сделала кабинет с диванчиком. Вот она почти пятая. – А, понятно… Переночевать они отказались, прощались долго, в довершение ко всему Самарина вышла их провожать. В своих мягких тапочках, но в шубе и платке она стояла на заснеженном крыльце и ждала, пока ребята скроются за оградой дома. Ольга Леонидовна была актрисой до мозга костей – любое будничное дело она превращала в спектакль. И играла в нем искренне, от души, во всю ширь своего таланта. На прощание она успела шепнуть Але: – Очень хороший. Я бы сказала, положительный. Но ты не спеши, девочка… Думай, присматривайся… – Я боюсь папы. Папа его никогда не примет… – Ох, – Самарина закатила глаза. В этом тоже был некий театральный оттенок. – Ничего, будем стараться его убедить. Сергей с Алей вышли на бульвар. – Поздно, – с сожалением произнесла Аля. Батенин помолчал и вдруг сказал: – Какие же разные люди живут на свете. И самое большое заблуждение – отрицать это или не относиться к этому серьезно. Понимаешь, это проблема моего отца. Я много думал, почему же такое случилось, почему отец решился на этот шаг. И я понял: он не хотел принять то, что другие люди могут иметь иные интересы. Он не уважал чужое пространство. И когда твои родители вежливо, но решительно отдалились, он взбесился. Ему надо было подчинить их. Как он подчинил мать. Или пытался подчинить нас, детей. Понимаешь ли, своеобразная гегемония. – А при чем тут Ольга Леонидовна? И то, что навестили ее? – А я увидел человека с другой планеты. Знаешь, я как в театре побывал. Многое в ней мне не очень понятно, но я с удовольствием поучусь такому взгляду на жизнь. Аля улыбнулась: – Самарина тебе понравилась? А ты понравился ей. Она мне сказала, когда мы уходили. – Она же не знает меня совсем. – Не скажи. Я ей рассказывала, и она очень наблюдательна. Батенин улыбнулся: – Черт возьми, приятно. Даже сам не ожидал. Некоторое время они шли молча. – Как же хорошо! – вздохнула Аля. – Бульвар, снег, фонари, людей совсем немного, и эти окна домов. Знаешь, за городом хорошо жить, но иногда хочется вот этого всего… – Она раскинула руки, как бы обнимая улицу. Батенин остановился, обнял ее. – Может, мы не поедем за город сегодня? Аля отстранилась. – В каком смысле? – Мы можем переночевать в Москве. – Не понимаю. – У нас есть квартира здесь. Дальняя тетка в ней жила. Потом она досталась родителям. Они ее сдавали. Сейчас там ремонт закончен. И никто не живет. – И что? – Мы можем сегодня остаться… Аля не ответила. Она шла и смотрела под ноги. Там был белый скрипучий снег. Смотреть на него было приятно – беззаботное такое занятие. Идешь, идешь, и не надо ни о чем думать, не надо принимать решения. Аля давно ждала этого момента – их отношения были уже такими ласковыми и тесными, что порой захватывало дух. Но Аля боялась… папы. И Самарина сказала: «Думай…» Не это ли она имела в виду? Все эти соображения мелькали в голове у Али, но руки сами обняли Сергея, и губы прижались к ледяному уху. – Ты замерз, и придется тебя согревать. Вези меня в это свое логово! – Почему это – «логово!» – обиделся Батенин. – Там никого не было. Вот только ремонт сделали… – Не оправдывайся! – погрозила пальцем Аля. – Я очень ревнивая… Она что-то еще говорила, но в этом была какая-то нервность. Впервые за время их знакомства они останутся наедине, в одном доме. И Аля понимала, что случится неизбежное. И далеко, на задний план, ушли строгость отца, советы Самариной, собственный страх и неуверенность. Сейчас она хотела быть с Сергеем, вдвоем. Такси, которое вызвал Сергей, приехало через несколько минут. За это время, стоя на перекрестке Тверского бульвара и Малой Никитской, Аля успела задуматься о своем решении, испугаться, успокоиться и опять испугаться. – Наше такси, – вернул к реальности Батенин. – Да? Послушай… – Холодно, мороз. Там обо все поговорим, – по-взрослому, по-мужски скомандовал Сергей. Аля села в машину и сразу же поняла, что все решения ею приняты. Что назад она не повернет, сегодня она будет близка с Сергеем. И это ее личное дело, дело взрослого человека. «Даже если бы была мама жива, эти вопросы я бы решала сама!» – подумала она и положила голову на плечо Сергею. Дом на Новоалексеевской улице был построен в восьмидесятых годах. Стандартная башня в голубой облицовке мелкой плиткой. Один подъезд, металлическая дверь, узкий лифт. В подъезде было опрятно, но пахло гречневой кашей. – А ты знаешь, я есть хочу! Зря мы отказались поужинать у Ольги Леонидовны. Наташа прекрасно готовит. – Там что-то есть в холодильнике. Можно приготовить. – А откуда там продукты? – Я купил… Я решил, что какой-то запас должен быть. Масло, яйца, сосиски в морозилке. Даже есть курица. – Интересно, ты собирался здесь жить? – с подозрением спросила Аля. – Нет, я просто думал, что как-нибудь мы с тобой будем здесь, – смутился Батенин, – и захотим есть… – А я думала, это у тебя такое место для всяких развлечений… – Аля! Перестань обо всем этом думать. Все истории, которые были до тебя, они закончились. И были они несерьезными – мне всегда нравилась ты. Но понимаешь… – Понимаю, маленькая была… – И это тоже… – рассмеялся Батенин, открывая ключом дверь и зажигая в прихожей свет. В квартире было просторно и пахло свежим ремонтом. – Хорошо как! – воскликнула Аля. Дом и подъезд произвели на нее тревожное впечатление. Что-то было вульгарно-тайное в этих запахах, темной лестнице и лифте, в котором они поднимались в молчании. А в квартире вдруг все стало казаться романтичным. – А здесь здорово! – Аля обвела взглядом помещение. – Здесь хорошо, – согласился Батенин и помог Але снять пальто. Она сбросила сапожки и прошла в комнату. Комната была угловой, с двумя окнами. На окнах висели римские шторы бежевого цвета. Вдоль стены стояли закрытые белые шкафы известного демократичного бренда. Был еще большой плоский телевизор на низкой тумбе. – Здорово, – заметила Аля, – мало мебели, много места. – До ремонта здесь было совсем не так. Все выбросили. Вернее, выбросил, – поправил себя Батенин. – А за ремонтом тоже ты следил? – А кто же еще! Родителям некогда – хозяйство большое. Они и так не управляются. Аля промолчала. Она старалась не думать о родителях Сергея. Она предпочитала считать, что она и Батенин существуют сами по себе, в отрыве от сложившихся взаимоотношений. Когда же она начинала представлять, как скажет отцу, что встречается с сыном соседа, ей становилось не по себе. Поэтому сейчас она, выдержав паузу, сказала: