Поздравляю, он теперь для вас безопасен, на этом всё. Этот метод подойдёт не всем, но многим, потому что здоровой природной агрессии в человеке, включая большинство нежных кыс, дофига, легитимного выхода для неё у современного человека немного, а успешные манипуляции с холодным оружием, даже воображаемые – очень хороший выход. Но если меч вам не подходит, можно придумать любой другой способ воображаемой расправы с критикующим, лишь бы вам самому было очевидно, что вы победили. Визуализация – прекрасный магический инструмент и вообще великая вещь. Важное условие: больше ничего делать не нужно – ни спорить, ни, упаси боже, доказывать свою правоту (в том числе, даже в первую очередь, мысленно). Во-первых, в мире полно более интересных занятий, чем собачиться с каждым желающим, а во-вторых, любая коммуникация с критикующим снижает эффект от упражнения с мечом. Л Лернейская гидра Однажды мне приснилось, что я сражаюсь с чудовищем, отрубаю ему голову огромным мечом, а голова тут же отрастает снова. И это было довольно неприятно герою в моём лице, которому хотелось быстренько победить чудовище и заняться более интересными делами, а не бесконечно эту гадину долбить. И вдруг мне пришло в голову, что очень удачно сложилось: нечасто мне выпадает возможность попрыгать с мечом, уже теряю квалификацию, а тут такая тренировка. Полезное попалось чудовище, оно молодец. И я говорю чудовищу: «Так, отлично, спасибо. Стой, где стоишь, никуда не уходи», – и начинаю просто тренироваться, отрабатывать удары – а так если? получится? А вот так? Этот метод (объявить сражение тренировкой и полюбить противника как снаряд) работает не только в отдельно взятом глупом сне про битву с чудовищем, а вообще всегда. Летняя ночь Выхожу из дома, чтобы забрать ключи у Н., живущей в двух с половиной кварталах, полчаса спустя обнаруживаю себя на бульваре Вокечю в состоянии счастливого непонимания: кто я? где я? откуда? зачем? Вопросы риторические; будем честны, вряд ли меня однажды заинтересуют ответы, поэтому даже вид делать не буду. Какая разница. Летняя ночь в моём городе, мы с ним оба каким-то образом есть. Ну и всё. Лето Лето – это маленький альцгеймер; за то мы и любим лето, что наконец-то становимся расслабленными идиотами (в противовес напряжённому вздрюченному зимнему идиотизму). Летом мы ни хрена не помним, ни черта не понимаем и в кои-то веки всё делаем правильно, идеально, даже не удивляясь, а списывая все эти странности на жару. Лёгкость Иногда (реже, чем хотелось бы) приходит пронзительное понимание («пониманием» я называю не результат умственной работы, а почти телесное ощущение ясности), что вообще, совсем всё равно, кем быть, как себя вести, как выглядеть, чем заниматься, это не имеет никакого значения, важно только глубинное качество происходящего, его подлинность, то есть, количество связей с миром, которые активно (и хорошо бы осознанно) задействуются в ходе каждого шага этого смешного квеста под названием «бытие». Ну, то есть, тонуть в океане, визжа и захлёбываясь, не шибко красиво, и вообще не наш метод, но гораздо, гораздо более ценно, чем имитировать движения пловца, лёжа на песке. Засчитывается только сам факт пребывания в океане, нравится нам это, или нет. Ловец желаний В маленьком сквере на проспекте Гедиминаса установили самодельное культовое сооружение, не знаю, как иначе его назвать, что-то вроде огромного «ловца снов», конструкция из сетки и осенних листьев, только этот «ловец» не подвешен, а жёстко зафиксирован на одном месте, чтобы ветром не сорвало и не унесло. При культовом сооружении размещена инструкция на двух языках (литовском и английском), как им пользоваться. Ну как, как – писать желания на бумажках, бумажки развешивать на сетке «ловца». Там уже развешано довольно много желаний, узнаваемо школьных: кто-то хочет выучить наконец эту чёртову математику, а кто-то – успешно сдать экзамен по литовскому языку (хотя это как раз может быть взрослый мигрант, желающий улучшить свой статус). В общем, странная получилась штука, ловец не снов, а желаний. Как будто любопытные духи, никогда не испытывавшие простых человеческих желаний, решили наконец-то их испытать, закинули невод в человеческий океан и вот наловили. Будут теперь озадаченно смотреть друг на друга, спрашивать: «Ты чувствуешь что-то странное?» – «Да, тоскливое томление в области сердца, помноженное на страх наказания. И иллюзию, что от этих неприятных ощущений можно избавиться, выучив математику. Ты, кстати, знаешь, что это вообще такое – „математика“? И зачем она?» М Магия «Магией» я называю любую возможность непосредственного прижизненного контакта человека с духом. Кому это непонятно – ну, ничего не поделаешь; впрочем, жизнь иногда бывает довольно длинная, глядишь, нужный для понимания опыт ещё прирастёт. Мартин Лютер разминается в синем углу Иногда мой внутренний Мартин Лютер желает встать на (внутреннюю же) табуреточку и рассказать проповедь; он хороший заяц, он верит, что люди вот так – раз! – и изменятся к лучшему, если им понятно всё объяснить. Но всё остальное я – не очень хороший заяц, я точно знаю, что это не так. Все проповеди, которые имеют значение, звучат в пространстве между нашей макушкой и бездной, удачно замаскированной под звёздное небо, изредка – нос к носу с не пойми чем, которое говорит с тобой лично, наедине, человеческими словами, милосердно замаскировавшись под понятного собеседника (правда, что оно довольно часто маскируется под меня, так что моим знакомым везуха, у них всегда есть шанс услышать что-то толковое и нужное прямо сейчас лично им), но все остальные разговоры, особенно те, что в письменном виде, всё-таки – болтовня, которая сама по себе хорошее дело, пока не пытается прикинуться проповедью, самозванство никого не красит, не надо так. Высшая октава болтовни – разговор, в котором ставятся вопросы, ответы на которые возможно когда-нибудь прозвучат в пространстве между нашей макушкой и бездной, удачно замаскированной под звёздное небо. Вот ради возможности совместно достичь этой высшей октавы и нужна болтовня (и еще просто для радости, радость здесь у нас всегда в дефиците, поэтому имеет смысл добывать её всеми доступными способами, да здравствуют герои труда). Короче, верить нельзя никому, если они внезапно приходят с ответами. Мне – можно, потому что я всегда с вопросами прихожу. А когда пытаюсь прийти с ответами, это просто минута слабости, внутренний Мартин Лютер вырвался наружу, он немножко бешеный у меня, потому что хороший заяц и верит, как было сказано выше. Ну, сам дурак. Маяк