Видимо, последняя фраза должна была как-то дисциплинировать меня и влиять на мое поведение, но я решил промолчать и ничего ему не ответил. Так. Если я попал в тысяча девятьсот восьмидесятый, то мне нужно для начала оглядеться и освоиться тут. Нельзя особо выделяться среди своих сограждан. Болтать лишнего нельзя. Привлекать внимания нельзя. Конечно, расстрелять меня не расстреляют, и лес валить не отправят, но попортить жизнь и затаскать по разным конторам могут. Могут даже в психушку на принудительное лечение отправить, а это в мои планы совсем не входило. Я разглядывал забытые цифры «03» на борту скорой. Сержант развернулся, еще раз строго приказал толпе расходится и направился к своему авто. Секунд через десять УАЗик натужно завелся, обдал окружающую атмосферу облаком сизого выхлопа и уехал. Я уже хотел пройти внутрь кареты скорой помощи и сеть на лежанку, как к машине подошла та самая красавица, которая оставляла мой номер доктору. — Макс, спасибо тебе. Все будет хорошо. Я завтра зайду к тебе в больницу. Что-то принести? Я уже понял, что тело, в которое я попал ходило в кино именно с ней и дрался я из-за нее. Такая красотка пошла на сеанс с Максом Бодровым, чем он такой выдающийся? Мне это еще предстояло выяснить. Я молча подумал нужно ли мне что-нибудь и отрицательно покачал головой. — Ну хорошо. Поправляйся скорее, — она послала мне обворожительную улыбку. — Чё молчишь? Хоть попрощайся с девушкой ради приличия, — слегка подтолкнул меня в бок врач скорой. — Пока, — выдавил я из себя и попробовал улыбнуться Виктории. Получилось натянуто. Но сейчас это мне было даже на руку. Она неуверенно помахала мне рукой, на что я ответил ей простым кивком головы. — Поехали Николаич, — скомандовал доктор водителю и захлопнул за собой дверь. — Мигалку включать или так поедем? Глава 2 — Мигалку включать или так поедем? — Давай мигалку, мы тут товарищем Бодровым и так долго провозились. В слове «товарищ» не было никакого официоза. Скорее было похоже на приятельскую симпатию. Это звучало, как если бы кто-то из моих друзей назвал меня «господином Бодровым» во времени откуда я прибыл. Скорая завелась и завыла какой-то особой необычной сиреной, похожей больше на протяжное звучание клавишного электрического синтезатора. Я пытался разглядеть новую окружающую действительность сквозь лобовое стекло, потому что боковые окна были бело-матовыми и через них ничего не было видно. — Максим, ложись, давай. Тебе нельзя сидеть. Я, все еще удивляясь, смотрел вперед и видел, как мы выезжаем из парка на дорогу со старыми фонарями с большими лампами накаливания, дающими желтоватый свет. Мне пришлось подчиниться требованиям доктора и прилечь. Сначала я разглядывал салон и оборудование кареты Скорой Помощи. Но не найдя ничего интересного для себя, я стал вспоминать увиденное, пытаясь сравнить с прошлым временем откуда я прибыл. В глаза бросался контраст во всём. Люди имели другой взгляд и мимику. Они словно были членами одной большой семьи, к которой я пока еще не принадлежу. Мне было сложно объяснить самому себе в чём была разница. Ни грамма индивидуализма, что ли, столь разобщившего жителей России в моем времени. Люди были еще не испорчены печатью потребительства. Даже милиционер, чувствовавший себя хозяином жизни, был каким-то своим, домашним, вызывающим абсолютное доверие в глазах людей. Хотя я был уверен, что они абсолютно не знакомы с ним. Он был таким… Я подобрал слово — человечным. По мнению большинства зевак, он был не способен сделать что-нибудь плохое, даже если бы очень захотел. Мне подумалось о том, что мог ли я посчитать родным первого встречного полицейского, там, в моем времени? Членом своей семьи? У меня не было ответа на этот вопрос. Может бы и смог, но далеко не каждого, и не при любых обстоятельствах. Чувствовал я себя хорошо, не ощущая никаких последствий от ран или травм. Скорая сюдя по всему, прибыла и забрала вовремя. Подъехавшая к месту происшествия милиция не отправила меня в каталажку. Хотя, наверное, сержант Осин имел на это все полномочия и мог бы сделать это после драки. В этой жизни я был приятным молодым человеком, которых ходит с красотками в кино. Слишком хорошо все складывалось, поэтому мне нужно было убедиться в том, что все это не сон. Я вспомнил название марки микроавтобуса, в котором меня везли в больницу — «рафик». Если всё ещё существовал латвийский автопром, то еще наверняка работали «вэфовские» приемники, магнитофоны и проигрыватели. Только недавно люди в СССР начали массово покупать цветные телевизоры. Рация зашипела, и диспетчер сообщила, что экипаж ждут на Солнечной улице, как можно скорее. У мужчины сорока пяти лет признаки инфаркта. Я хотел спросить про отдельный экипаж с кардиологическим реанимобилем, но решил промолчать. Может и не было в то время никаких инфарктных Скорых. Через несколько минут мы въехали на территорию больницы и подкатили по петлеобразной эстакаде к приемному отделению. Семиэтажное больничное здание было отделано бежевым камнем и выглядело очень прилично. Такое ощущение, что его построили совсем недавно и только вчера успели заселить. — Сам дойдешь? Каталку долго ждать, — спросил меня доктор. Я утвердительно кивнул в ответ. Чувствовал себя я нормально, поэтому не стал строить из себя больного. В мои планы не особо входило лежать в больнице. Я надеялся на то, что Николаевич с молодым врачом быстро заполнят бумаги, сдадут меня в больницу и укатят на следующий вызов. Они должны были поторапливаться на вызов к больному с инфарктом. Я посижу в очереди в приемном, ведь обычно процедура оформления затягивается на несколько часов. А потом, когда увижу, что скорая уехала, а потом свалю, сказав, что отлично себя чувствую. Но все мои расчеты пошли прахом, потому что я увидел молодую красивую девушку, одетую в белый халат — Натали, привет. Принимай раненого бойца, — доктор Смирнов широко улыбался. — Кому Натали, а кому и Наталья Филипповна, — строго ответила девушка, — что у него? С виду руки-ноги целы. — Ой, ой, ой. Уже и однокурсника не признаешь? — он протянул ей бумаги. — Петр Сергеевич, признаю, конечно, но не люблю на работе фамильярности. — Сотрясение у него. Ого! Да она с кремнем в характере! Доктор скорой продолжал улыбаться и протянул ей папку с моими данными. Она приняла бумаги и обратилась ко мне. Ее взгляд смягчился. — Как себя чувствуешь? Что случилось? Я пожал плечами в ответ на ее вопрос. Потом подумав, сказал — Норм. — Что значит норм? Тебе что, лень слова до конца выговаривать? — задумчиво сказала доктор приемного отделения, ее интересовали детали моей истории болезни. Я спохватился. Здесь нельзя использовать лексикон из будущего. Это могло меня выдать с потрохами и навлечь неприятности. Ладно ещё доктора на сотрясение спишут. А вот попадись какой-нибудь внештатный агент советской спецслужбы под названием КГБ, сразу заподозрит в связях с Западом. Иди потом доказывай, что ты не верблюд. — Нормально, — поправился я и указал жестом на свое горло. — В горле запершило? Я кивнул. — Ну тогда понятно Наталья расписалась в журнале учета пациентов. — Ну пойдем, — она положила мне руку на лопатку и слегка надавив, указала направление к алюминиевым дверям. Над ними висела белая матовая световая вывеска из стекла с красной надписью: «Приемное Отделение». Ее прикосновение было настолько неожиданным, что я ощутил будто в этом месте меня обдало горячим утюгом. От солнечного сплетения во все стороны разошлись волны адреналина. «Ну ты и чувствительный, Макс Бодров», — подумал я о бывшем хозяине этого тела. Неужели к тебе раньше никогда не прикасались девушки? Наталья Филипповна попрощалась с доктором Смирновым и Николаичем. — А я, вот, с тобой не прощаюсь, — весело ответил доктор скорой помощи, — ты же знаешь, я может еще таких парочку тебе привезу, — он кивнул в мою сторону. — Это вряд ли. У меня через полчаса смена кончается, — ответила Наталья и посмотрела на свои часы Меня покоробило слово «таких». «Каких таких? Что ты обо мне знаешь? Ты даже не смог разобраться, есть ли у меня сотрясение мозга или нет.»