– Если я и ошибаюсь, то ненамного, – прибавил он. – Откуда… вы все узнали? – обретя дар речи, спросила Протасова. – Каждый должен делать свою работу. – Вот именно, – неожиданно вмешался Суриков, который молчал все это время и внимательно прислушивался к разговору. – Вы уж простите, Артемий Андреевич, но как-то все пока криво выходит. Бэллу Альбертовну какая-то мразь трехэтажным матом кроет, не пускает в собственную квартиру, обобрали ее и дочь до нитки, а полиция даже ни сном ни духом?! Как это называется? Неужели вы не видите, что над этой несчастной семьей попросту издеваются?! Артем с интересом смотрел на разбушевавшегося ветерана. Когда тот остановился, чтобы перевести дух, он негромко спросил: – Я уважаю ваше стремление помочь семье писателя, Сергей Михайлович. Насколько мне известно, вчера вашими стараниями на Сацивина и Коржину было подано обращение в Следственный комитет? – Совершенно верно, – буркнул Суриков. – Если за беспомощную вдову и дочь-инвалида некому вступиться, это сделаю я! На ровном лице Павлова не дрогнул ни единый мускул. – Давайте на секунду предположим, что вы в кабинете следователя, – сказал он. – Итак, я – злодей Руслан Сацивин, который, по вашей версии, обобрал до нитки несчастную вдову и дочь советского писателя. Какие вы приведете доказательства моей вины, когда вам начнет задавать вопросы следователь? Ведь вы подали на меня заявление о мошенничестве, я правильно понял? – Правильно, – согласился Сергей Михайлович, пытаясь понять, куда клонит адвокат. – Это серьезное обвинение. Почему вы считаете, что я и моя супруга мошенники? Факты, свидетели, видеозаписи? – Потому что Протасов никогда бы не лишил их наследства! – выпалил ветеран. – Это только предположения, основанные на вашем субъективном восприятии ситуации. Что еще? – Я знаю, как он любил семью, – проговорил Суриков. – Он даже свою предыдущую семью так не любил… – Я приведу в суд десять свидетелей, и они подтвердят, что Протасов постоянно ссорился с семьей, но вдова не хотела выносить сор из избы. Как поступит суд? Сергей Михайлович медлил с ответом, воинственный настрой ветерана быстро угасал. – Я не знаю. – Ладно, допустим, суд выслушает вас. Ваши слова против моих документов, – произнес Артем, для примера подняв в воздух листок с описанием коллекций Протасова. – Официальное завещание, заверенное в установленном порядке нотариусом. При свидетелях, заметьте. Все по закону. Суриков обмяк, потупив взор. – Нотариуса подкупили. – У вас есть доказательства? – все так же спокойно спросил Павлов. – Вы записывали разговор о передаче взятки? Видели лично, как нотариус договаривался с мошенниками? Ветеран долго молчал, затем нехотя проговорил: – Нет. – Подводим итог. У вас, уважаемый Сергей Михайлович, только слова. У меня – железобетонный аргумент в виде официальных документов. И при желании – куча свидетелей. Кому поверит следователь? Сурик сидел, угрюмо насупившись. – Я вам скажу больше. После этой встречи Сацивин еще подаст на вас жалобу за клевету, и у него, при подобном раскладе, будут все шансы выиграть этот иск. Тогда уже против вас будет возбуждено уголовное дело со всеми вытекающими последствиями. Вам придется приносить Сацивину с Коржиной публичные извинения, да еще нести предусмотренное соответствующей статьей наказание! – Хорошо, что лично вы предлагаете? – окончательно сдался Суриков. – Ведь вы – знаменитость в юриспруденции! Выигрывали такие знаковые процессы! – Господа, пожалуйста, перестаньте ссориться, не хватало еще этого, – взмолилась Бэлла Альбертовна. – Никто не ссорится. Мне понятны чувства Сергея Михайловича, – дружелюбно сказал адвокат. – И я даже рад его эмоциональному выпаду. Лучше высказать все сейчас, нежели держать негатив внутри себя. Но, к сожалению, на голом энтузиазме далеко не уедешь. Давайте лучше перейдем к делу. Бэлла Альбертовна, вы приготовили то, о чем я вас просил? – Разумеется. Протасова торопливо вышла из комнаты и вскоре вернулась, держа в руках стопку листов. – Вот… это копия выписки из медицинской карты Андрея, – пояснила она. – Вы спрашивали, где он был 16 сентября прошлого года. Так вот, в период с 10 по 28 сентября он находился в госпитале на лечении. А это – образцы его подписей. Я сняла копии и отметила каждый лист датой. Как вы и просили. – Значит, 16 сентября ваш супруг был в больнице? – переспросил Артем. Получив утвердительный ответ, он задал очередной вопрос: – Вы понимаете, что это значит? Это официально доказывает, что Андрей Васильевич никакого завещания в этот день не оформлял. Скорее всего, у нотариуса был другой человек, который выдавал себя за Протасова. Ведь если бы его куда-то вывозили из больницы, наверняка об этом стало бы известно! – О господи… – Губы вдовы мелко-мелко затряслись, словно она была готова разрыдаться. – Я заберу все бумаги с собой, – решил Павлов. – Бэлла Альбертовна, насчет дальнейших контактов с Сацивиным и Коржиной вы поняли? Если вдруг кто-то из них сам выйдет на вас, отправляйте ко мне. Чтобы к этой теме мы с вами больше не возвращались. – Конечно. Артемий, я все хотела прояснить один момент. Те люди, которых мы с Мариной видели у нотариуса в день оглашения завещания… Мы никогда их раньше не видели. Вдруг они тоже будут претендовать на наследство?! – Я навел справки. Это представители тех самых организаций, в пользу которых было отписано имущество согласно так называемому «завещанию» – Фонд реабилитации людей с ограниченными возможностями и Центр паллиативной помощи онкологическим больным. Не сомневаюсь, что у Сацивина с Коржиной свои интересы с этими конторами, которые я также намереваюсь проверить. – Как все ловко подстроено… – Завтра я запланировал встречу с одним важным свидетелем, – сказал Артем. – Как только она пройдет, я вам позвоню. И будьте готовы пойти в полицию. Разумеется, мы сделаем это вместе. – Я теперь уже и вовсе на улицу остерегаюсь выходить, – призналась Протасова. Видя, что адвокат собирается уходить, она засуетилась: – Артемий Андреевич, мне так неловко… Может, пообедаете с нами? – Благодарю, но дел невпроворот, – улыбнулся Павлов. – В другой раз обязательно! Марине от меня большой привет! – Я провожу вас, – внезапно сказал Суриков, выбираясь из-за стола. Они вышли из дома, и уже когда оказались за воротами, ветеран сказал: – Артемий Андреевич, вы не обижайтесь на меня, старика. Я ведь не со зла там всякого за столом наговорил. Простите мою вспыльчивость. – Бросьте, Сергей Михайлович. Если переживать по каждому поводу, ум за разум зайдет. Я бы поступил на вашем месте точно так же. – Ну тогда я спокоен, – улыбнулся Суриков. – Просто Бэллу с Мариной жаль до слез. Они ведь мне как родные! Вы смело говорите, может, какая помощь нужна? В конце концов, я тоже не последний человек в обществе! – Я обязательно буду иметь это в виду, – пообещал Артем. – Если вас будут дергать к следователю, обязательно держите меня в курсе. Вот, держите визитку… Всего хорошего! – Вот теперь я вижу, что вы молоток, – сказал Сергей Михайлович, пожимая адвокату руку. – Можете всегда на меня положиться! Бог велел делиться Глубоко за полночь, накачавшись под завязку спиртным, приятели угомонились, они даже не уснули, а отключились, провалившись в омут беспамятства. Но даже в окутанном алкогольным дурманом мозгу Эдуарда, наподобие всполохов далеких молний, то и дело мелькали мутные кадры жуткой расправы над отцом в гараже. Эд, словно заправский боец, остервенело лупит отца, превращая его лицо в фарш. Тот падает, в двадцатый раз ударяясь затылком о ящик, однако вместо вопля из его глотки вырывается безумный смех. Отец поднимается, весь красный и блестящий от крови, и теперь уже в ужасе кричит Эдуард. «Я не дам тебе ни копейки», – шепчут распухшие от ударов губы отца. – Ты лентяй и неудачник…» Схватив его за плечо, отец трясет Эдуарда, как тряпичную куклу. «Не дам, не дам, не дам тебе ничего», – бормочет отец как заведенный. Тонкая грань, разделяющая ночной кошмар и реальность, начала рваться и разлетаться на мелкие, исчезающие, как легкий дымок, кусочки. – …просыпайся, придурок! Эд! – липкую дрему прорезал злой шепот Алекса, и парень с трудом разлепил глаза. Вокруг липкий туман, в черепную коробку словно запустили пчелиный рой, язык неуклюже ворочался в пересохшей глотке. Эдуард сел на диване, изумленно таращась на друга. – Кто-то звонит в дверь, – дыша на него перегаром, сообщил Алекс. Глаза его расширились от безотчетного страха. – Иди, посмотри! Словно в подтверждение этих слов в прихожей вновь раздались настойчивые трели звонка. – Сколько времени? – хрипло спросил Эд, слезая с дивана. – Почти восемь утра. Подхватив пакет, Алекс принялся торопливо складывать в него бутылки и другой мусор. Покачиваясь, Эдуард прокрался к входной двери и, затаив дыхание, прильнул к смотровому глазку. На лестничной площадке стояла полная женщина лет пятидесяти, которую он никогда ранее не видел. Она приблизилась к двери и постучала кулаком. – Петя! – громко позвала незнакомка, и Эд вздрогнул, отшатнувшись. – Петя, открой! Эдуард вернулся в комнату. – Там какая-то толстая баба, – известил он, постепенно приходя в себя. – По ходу, подруга бати. А может, соседка.