— С удовольствием! — кивнул старик. — Не имею ни малейшего желания лечить чьи-то старые раны! Он выразился бы и покрепче, ибо терпеть не мог обоих братьев, особенно Зебулона, который был ему прямо-таки ненавистен, и все же старый вестмен ограничился сказанным. Мы поехали назад тем же путем, которым прибыли сюда, потом свернули на юг, достигнув источника, где я в последний раз стоял лагерем вместе с Виннету, Инчу-Чуной, Ншо-Чи, Сэмом Хокенсом, Диком Стоуном, Биллом Паркером и тридцатью апачами. Об этом можно прочитать в первой части «Виннету». Оттуда мы последовали тем же путем, которым спешил я тогда, пока не услышал выстрелы, сразившие отца и дочь. Итак, мои спутники смогли представить полную картину убийства тех, кого я так любил. Гарриман Энтерс не произнес за все это время ни слова и даже ни разу не взглянул на меня. Временами щеки его горели, он смахивал пот со лба, как будто его лихорадило. Его брат, напротив, сохранял полное безразличие. Но его глаза выдавали бурю, которая неистовствовала в его душе оттого, что не все выстрелы его отца в свое время достигли цели. Вероятно, он стал ненавидеть меня еще сильнее, чем прежде, и был способен совершить убийство. Но мне не стоило опасаться, по крайней мере сейчас, поскольку ему еще предстояло доставить меня Киктахану Шонке живым и невредимым. Именно Зебулон заметил маленькое углубление у могилы вождя. — Наверное, здесь вы и копали тогда? — поинтересовался он. — Да, — кивнул я. — Тут лежало завещание? — Да. И не только оно. — А еще что? — Этого я не знаю, но надеюсь скоро узнать. Прошу вас одолжить мне на время ваши заступы. — Зачем? — Чтобы раскапывать. — Еще раз? — Конечно! — Так вы в самом деле полагаете, что там что-то осталось? — Да, уверен! Тут его глаза полыхнули невообразимым пламенем и дрожащим, хриплым голосом он крикнул: — И я вам должен дать заступы? И не мечтайте! Мы сами станем раскапывать могилу — я и мой брат! Он бросился к заступам, бегом вернулся к нам, подал один брату и прикрикнул на него: — Эй, не ной как баба! Ты слышишь? Это гнездо не до конца выпотрошено! Есть еще кое-что. Работать, работать! Гарриман покачал головой. — Оставь меня! Я не шевельну и пальцем! Будь оно проклято, все это золото и твоя жажда наживы за счет других! Ты кончишь тем же, чем и отец. — Трус! Проклятый трус! — презрительно прошипел Зебулон. Тут Гарриман со сжатыми кулаками подскочил к нему и гневно воскликнул: — Кто трус — ты или я? У меня осталась хоть капля мужества, чтобы бороться, у тебя же и этого нет! Я хочу быть свободен — свободен от этого дьявола, который овладел нами и не отпускает! Он без пощады и без жалости! Он распоряжается нами и ведет нас к гибели. Он требует от нас новых преступлений или искупительной жертвы за отца. У тебя нет мужества бороться с ним, поэтому ты выбираешь преступление, а я выбираю… смерть. Так кто же трус? Ты или я? — Я не выбираю преступление, — я выбираю золото. И если ты мне не поможешь, я заберу все один! Он с силой вонзил заступ в грунт. Гарриман опустился на землю. В этот момент подошел Папперман, подхватил валявшийся заступ и предложил: — Я помогу. Двое добудут больше, чем один. Но Зебулон грубо отрезал: — Убирайтесь! Вам нечего здесь искать! Я не потерплю никого другого! — Ладно, как вам угодно. Думал, что окажу любезность. Зебулон работал как сумасшедший. Он спешил, словно речь шла о жизни или смерти. Пот ручьями тек по его лицу. Яма становилась все глубже. — Это безумие! — прошептала Душенька. — Он считает, будто все принадлежит ему! Чем это кончится? — Для нас — ничем особенным, — ответил я так же тихо. — А если он что-нибудь найдет? — Ему нужно только золото, а там его нет. Он не возьмет того, что найдет. — А если возьмет? Тогда между вами завяжется драка! — Драка? Ни в коем случае. Доверься мне и не волнуйся. Здесь происходит важный психологический эксперимент, который я вряд ли смогу повторить при других условиях. — Что тебе до этой психологии, когда ты можешь лишиться жизни! — Прошу тебя, будь благоразумной! Со мной ничего не произойдет. — Хотелось бы верить. Но все-таки дай мне револьвер! Я не раздумывая выстрелю в этого сумасшедшего, если он вздумает поднять на тебя руку! Она говорила это совершенно убежденно. Она, сама доброта, дрожащая над каждым жучком-червячком, могла из любви ко мне убить человека… Я был тронут, но не выдал своих чувств и с улыбкой ответил: — Если понадобится стрелять, то предоставь это дело мне. Я прицелюсь получше. А теперь будь добра… — Подожди! — прервала она меня. — Что это? Зебулон издал крик. Не крик, а вой! И принялся рыть с землю удвоенной силой. Я подошел к яме. — Прочь, прочь! — рявкнул он. — Хоть одним глазком бы взглянуть! — наигранно пролепетал я. — Нет! Прочь, или я… Он высоко поднял заступ, уставив на меня угрожающий взгляд. Глаза его налились кровью. Я отступил назад и продолжал спокойным тоном: — Всего один вопрос: почему вы так громко кричали? — Тут я вам, пожалуй, отвечу: я наткнулся на золото! — Неужели? — Да, здесь лежит что-то твердое и широкое. Дыра для него слишком узка. Мне надо расширить ее. Но это я сделаю сам! Не приближайтесь ко мне! — И он еще яростнее замахал заступом. — Вот видишь, я права! — констатировала Душенька, когда я возвратился к ней. — Он хотел тебя убить! — Он этого не сделает. Прошу тебя, не усложняй все своими страхами. Нет никаких причин для беспокойства! Зебулон устал и вынужден был теперь чаще останавливаться, чтобы перевести дух. Его руки дрожали, а движения стали замедленными. Вдруг он снова издал крик радости: — Отец, отец, ты здесь! Ты поможешь мне! Я знаю это, я чувствую! Благодарю тебя, спасибо тебе! — Выкрикнув все это, он повернул к нам искаженное злобой лицо и пригрозил: — Кто рискнет прикоснуться к сокровищам, того я прикончу прямо на месте! Зарубите это себе на носу! Зебулон спустился на дно ямы, нагнулся и что-то поднял. В руках у него оказался большой глиняный сосуд. Вслед за ним появился еще один, потом еще… Поработав заступом еще минут пять, он глубоко вздохнул: — Все! Больше ничего нет! При этих словах Гарриман поднялся и подошел к брату. — А, идешь! — с издевкой пробормотал тот. — Не думай, что ты хоть что-нибудь получишь. Это все мое. — Только не твое! — повысил голос Гарриман. — Чье же тогда? — Все это принадлежит мистеру Бартону, никому другому. Виннету зарыл их для него одного. — Докажи! — рассмеялся Зебулон. — Этот мистер Бартон тридцать лет назад унес то, что ему причиталось, — завещание. Все остальное он оставил тут! А сегодня сосуды нашел я. Они такая же находка прерий, как любая другая! По закону Запада найденное принадлежит нашедшему, а значит, мне! — Ложь, грубая ложь! — Гарриман двинулся на брата. — Что знаешь ты об этом сокровище? А мистер Бартон знал о нем. Он собирался вырыть его и взять. Он просил у нас заступы. Выходит, ты одолжил ему не только заступ, но и свою силу. Ты копаешь от его имени, за него! Вот так! — И это говоришь ты, мой брат? — зашипел Зебулон. — С чего ты взял, что я копал за него, а не за себя? Может, я сам тебе сказал это? Или он? Нет! Он спокойно наблюдал, как я работал. Когда он хотел заглянуть в яму, а я его прогнал, он подчинился без всяких возражений. Стало быть, эти пять сосудов с сокровищами — моя собственность. Хотел бы я посмотреть на того, у кого хватит наглости оспаривать это… Теперь помоги! Я хочу открыть их! Душенька озабоченно поглядывала в мою сторону. — Подождем, что там внутри, — успокоил я ее. — Уж конечно, не золото.