Седые кудряшки миссис Петтигрю беспорядочно торчали вокруг головы, приземистая квадратная фигура напоминала стиральную машину, а серые глазки имели обыкновение разгораться огнем, когда миссис Петтигрю замечала нечто, противоречившее ее высоким моральным принципам. Выйдя из машины, я не могла не заметить, что глаза соседки светятся, как угольки в мангале. Миссис Петтигрю вообще очень гордится тем, что предполагает о людях самое худшее. Месяц назад она сообщила мне не моргнув глазом, что у Генри Крамера и миссис Альты роман. И это при том, что уже несколько лет Генри без ходунков шагу ступить не может. Когда двое парней в коричневых костюмах вышли из синего седана, миссис Петтигрю даже не потрудилась притвориться, что смотрит в другую сторону. Я направилась к дому, радуясь хотя бы тому, что сторожевые псы были не в форме и на их машине не написано «Полиция». Однако радовалась я не более десяти секунд, поскольку сообразила — уж лучше бы миссис Петтигрю знала, что эти парни из полиции. К вечеру она наверняка оповестит весь квартал о том, что я забросила риэлторский бизнес ради более прибыльной карьеры проститутки. Или того обиднее: менее прибыльной. Соседка положила на землю секатор, дабы ничто не мешало ей пялиться на меня и коричневых парней. Я радушно помахала ей, отпирая дверь. Миссис Петтигрю вяло подняла руку, не сводя испепеляющего взгляда с мужчин, шагающих по дорожке. Я не могла решить, что хуже: позволить миссис Петтигрю и дальше думать, будто эти ребята явились сюда, чтобы заняться со мной развратными действиями среди бела дня, или дать ей знать, что это блюстители закона. Ситуация разрешилась сама собой. Стоило мне распахнуть дверь и переступить порог, как белобрысый малый сверкнул перед моим носом полицейским значком. Из глаз миссис Петтигрю повалило пламя. — Миссис Риджвей, — произнес белесый, — я — Мюррей Рид из луисвильской полиции, а это мой напарник, Тони Констелло. Парочка напоминала солонку и перечницу. У Рида — солонки — было широкое лицо с квадратной челюстью и фигура тяжеловеса, короткие волосы плотно прилегали к черепу. Поседевший с горя Арнольд Шварценеггер выглядел бы точь-в-точь как Рид. Констелло — перечница — был смугл, худ и очень высок, над черными глазами нависали тяжелые веки. Если бы мне довелось отбирать актеров на роль итальянского гангстера, я бы, не колеблясь, выбрала Констелло. Густые черные усы только дополняли сходство с мафиози. Возможно, я плохо разглядела, но мне показалось, что усы Констелло растут прямо из носа. Подавив желание почесать собственный нос, я сделала попытку улыбнуться. — Очень приятно, — солгала я. — Мы хотели бы побеседовать с вами несколько минут, — сообщил Рид. Он даже не потрудился понизить голос. Памятуя о пожаре на соседнем участке, я кивнула и посторонилась, намереваясь как можно быстрее впустить полицейских в дом. Констелло, однако, не торопился. — Ага, нам надо бы кой-чего выяснить про убийство Эфраима Кросса… Возможно, Констелло и походил на итальянского гангстера, но говорил он, как деревенщина из восточного Кентукки. Его низкий, зычный голос эхом прокатился по близлежащим холмам. — …если, само собой, вы не против. У меня возникло такое ощущение, что, если бы я и была против, это бы ничего не изменило. Я опять натянуто улыбнулась. — Ну конечно. Проходите, пожалуйста. Эд был бы потрясен: даже в чрезвычайных обстоятельствах его подружка из Саут-энда не забыла о хороших манерах. Переступая порог, я не удержалась и краем глаза глянула на миссис Петтигрю. У соседки отвисла челюсть. В гостиной я уселась на диван, стоявший напротив трехстворчатого окна. Диван — от Этана Аллена, цвета ржавчины с прозеленью — был одним из самых ценных моих приобретений. Я купила его на аукционе за десять процентов стоимости и каждый раз, когда садилась на него, чувствовала себя много богаче, чем была на самом деле. Я откинулась на подушки. Если уж меня собираются пытать, то пусть это выглядит стильно. Рид и Констелло опустились в два темно-зеленых кресла в стиле королевы Анны, стоявшие у камина. К несчастью, я не ждала гостей, поэтому в кресле, на которое нацелился Рид, лежала большая корзина из прачечной с неразобранным бельем. Физиономия Рида, когда он поднимал корзину и ставил ее на пол, выражала очевидное сомнение в моих достоинствах хозяйки. Этот тип что, не в курсе? На дворе девяностые годы. О женщине больше не судят по тому, что творится у нее в доме. Рид, вероятно, был не в курсе. Он вынул небольшой блокнот и немедленно принялся что-то строчить. Перечисляет мои преступления? 1. Убийство при отягчающих обстоятельствах. 2. Бардак в доме. Интересно, станут ли они разыгрывать представление под названием "Злой коп, добрый коп"? Во множестве телевизионных детективов, которые я просмотрела за последнее время (обычно, как я уже упоминала, по вечерам в пятницу и субботу — что ж, тем хуже для меня!), полицейские любили поиграть в эту игру. Злой все время давил, добрый сочувствовал. В результате виновный терял бдительность и выбалтывал доброму копу все как на духу. Только беда в том, что мне нечего было выбалтывать. Да и Рид с Констелло повели себя нестандартно. Возможно, они не смотрели полицейские телесериалы. Или же никак не могли договориться между собой, кому какую роль играть. Потому что с самого начала оба выступали в одном амплуа. Злой коп № 1, то бишь Рид, начал первым. — Вам известно, зачем мы здесь, миссис Риджвей. Нам необходимо кое-что прояснить. — Он постучал карандашом по блокноту. Это стаккато напомнило мне о суровых полицейских начальниках, какими их изображали в сериалах двадцатилетней давности. А какой полицейский не хочет быть начальником, которого все боятся как огня? Если бы Рид сказал: "Нам нужны только факты, мэм, ничего, кроме фактов", я бы, наверное, рассмеялась ему в лицо. — Даже и не знаю, смогу ли быть вам полезной, — ответила я тоном добропорядочной гражданки, всегда готовой помочь следствию. — Я не была знакома с Эфраимом Кроссом. Видимо, роль добропорядочной гражданки мне не очень удалась. Злой коп № 2, то бишь Констелло, тупо уставился на меня. — Чего? — переспросил он. — Я не знала Эфраима Кросса, — повторила я. После моего краткого заявления в комнате довольно долго не раздавалось ни звука, если не считать тиканья часов на камине. Под монотонное «тик-так» Рид и Констелло сначала переглянулись, а потом снова повернули головы ко мне. И дружно нахмурились. Тишину нарушил Констелло. Пригладив усы, он осведомился: — Неужто вы думаете, что мы поверим, будто человек, которого вы знать не знали, отвалил вам сотню тысяч баксов? Я и не ждала, что мне поверят, да и вид у них был такой, что тут уж яснее ясного: эти ребята так просто не отвяжутся. Но поскольку всю правду я им уже выложила, то что еще могла сделать? Придумать более убедительную ложь? Я пожала плечами. — Деньги достались мне по ошибке. Рид провел пухлой ладонью по волосам, словно снимал с них паутину. — Ладно, закончили, — подытожил он, всем видом показывая, что не надо раздражать большого начальника, иначе он рассвирепеет. — Мы здесь не в бирюльки играем, миссис Риджвей. Совершенно ясно, что между вами и мистером Кроссом были интимные отношения, и… У этого малого, должно быть, плохо со слухом. Или ему следует подучить английский язык на курсах для иностранцев. — У меня не только не было интимных отношений с Эфраимом Кроссом, — перебила я, — у меня с ним вообще не было отношений. — Я подалась вперед и отчеканила: — Я не была с ним знакома! Рид издал звук, очень походивший на хмыканье Ледышки, когда она услышала от меня ту же фразу в субботу по телефону. Злой коп № 1 решил зайти с другого бока. В течение нескольких минут он вообще не упоминал об Эфраиме Кроссе, но задавал вопросы вроде тех, что обычно задают в банке, когда вы хотите получить кредит: как долго я проживаю по этому адресу, где работаю, замужем ли и все такое прочее. А потом скороговоркой выпалил, очевидно желая поймать меня врасплох: — А как насчет разных трат? Я вытаращила глаза: — Разных трат? Рид откашлялся, открыл первую страницу блокнота и прочел: — "…моему дорогому другу, Скайлер Риджвей, подарившей мне страсть, радость…" Мне хотелось заткнуть уши, но я совладала с собой. — "…и разные траты". Я взглянула на Констелло. Рид шутит, да? Я заерзала на подушках. Похоже, все-таки не удержусь от искушения и рассмеюсь Риду в лицо, не дожидаясь фразы о "фактах и только фактах". — Видите ли, это по-французски, — объяснила я. — Рэзон д'этр означает "смысл жизни". — А-а. — Копы переглянулись. Возможно, я иногда впадаю в чрезмерную мнительность, но это «а-а» прозвучало крайне неоднозначно. И взгляды, которыми обменялись полицейские, тоже показались мне весьма содержательными. Уж не прикидывался ли Рид невеждой, чтобы выяснить, знаю ли я, что означает эта французская фраза? Я откашлялась. — Послушайте, нет ничего особенного в том, что мне известно это выражение. Все знают, что такое "рэзон д'этр". Все. Рид посмотрел на меня как на пустое место. Он был явно со мной не согласен. Злой коп № 2, очевидно, тоже мне не поверил. Он вынул из внутреннего кармана пиджака маленькое цветное фото и протянул мне. — Знаете, чего это такое? Я уставилась на снимок. На нем крупным планом был запечатлен маленький цветок, нежные лепестки несколькими рядами окружали бледную серединку. Когда я была маленькой, бабушкин сад каждую весну утопал в этих цветах. У бабушки они были разного цвета: белые, розовые, красные и, конечно, желтые, как тот, что на снимке. Цветок на фотографии Констелло выглядел не слишком свежо. Он немного помялся, а кончики лепестков потемнели. Наверное, цветок долгое время простоял без воды. Или, скажем, слишком долго пролежал на коленях убитого человека. Мне стало слегка не по себе, но я не подала вида и вернула фотографию Констелло. — Это лютик. Моя бабушка называла его еще по-латыни «ранункулюс», но я решила не умничать. Дело принимало такой оборот, что, похоже, не стоило проявлять слишком большую осведомленность о цветке, замешанном в убийстве. Но, как очень скоро выяснилось, лучше бы я совсем не знала названия этого цветка, ни на каком языке! Рид и Констелло обменялись еще более многозначительным взглядом. Они явно пришли к выводу, что я выдала себя с головой. Знала, что такое "рэзон д'этр", знала, как выглядит лютик, следовательно, полностью соответствовала параметрам "кровавой убийцы". Я поспешила объясниться: — Моя бабушка выращивала такие цветы. Вот почему… Риду было совершенно неинтересно, откуда я почерпнула свои познания в садоводстве.