Часть 40 из 43 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
* * *
В последние месяцы жизни Наполеона Монтолон был наиболее приближенным к нему человеком на острове. По утрам он гулял с ним в саду, читал ему вслух, обедал вместе с ним. Но, главное, он лично занимался вопросами продовольственного снабжения бывшего императора.
Историк Е.Б. Черняк пишет:
«У Монтолона находились ключи от винного погреба в Лонгвуде — здании, которое занимал Наполеон на острове, и граф имел все возможности дозировать отраву».
Бен Вейдер еще более категоричен в своих оценках:
«Он единолично контролировал подачу императору вина, через которое и был отравлен Наполеон».
Это же так удобно и безопасно — подсыпать мышьяк в бочку с вином, предназначенным для жертвы. Эту операцию не нужно повторять ежедневно, а жертва гарантированно будет принимать яд в течение нескольких недель и даже месяцев. Быть застигнутым врасплох практически невозможно. Кстати сказать, Монтолон на острове Святой Елены отличался тем, что затыкал пробкой начатые бутылки вина, предназначенные для Наполеона, и подавал их на следующий день. Всем он говорил, что делает это из экономии (а может быть, для того, чтобы никто из слуг случайно не допил отраву? — Авт.).
Во-вторых, Монтолон постепенно устранил всех, кто находился рядом с Наполеоном.
У того же Е.Б. Черняка можно найти такую фразу:
«Он ни разу не просил разрешения покинуть императора и вернуться на родину, никогда не жаловался и лишь стремился оттеснить всех, кто претендовал на внимание Наполеона».
Действительно, сначала он вытеснил из круга приближенных Наполеона его секретаря Лас Каза, потом бесцветного и неспособного к интригам генерала Бертрана: первый уедет с острова в конце 1816 года, второй будет жить отдельно, появляясь возле бывшего императора лишь эпизодически. Постоянные ссоры Монтолона с генералом Гурго (тот даже однажды вызывал графа на дуэль. — Авт.) привели к тому, что вскоре уехал во Францию и он.
Удивительно, но Наполеон всегда выступал на стороне обходительного и услужливого Монтолона. Генералу Гурго он говорил:
— По правде говоря, я люблю только полезных мне людей. Мне мало дела до того, что они думают — важно, что они говорят. Если они и предадут меня потом, то сделают лишь то, что уже сделали многие другие.
В ответ на это Гурго лишь дулся, с трудом скрывая свое недовольство.
— Признайтесь, Гурго, вы ведь просто завидуете Монтолону, — продолжал Наполеон.
— Ничего подобного, Сир! — не выдержал генерал. — Даже если вы разоденете его в красную мантию, а я по-прежнему останусь вашим адъютантом, я не стану ему завидовать. Но в армии я, боевой генерал, никогда не стал бы подчиняться такому человеку, как Монтолон!
— Но я все равно запрещаю вам угрожать Монтолону! Если вы будете настаивать на дуэли, я стану драться вместо него!
— Сир, я не могу позволить ему безнаказанно меня третировать. Это мое право. Здесь я несчастнее рабов, их, по крайней мере, защищает закон, а для меня тут нет никаких законов, одни капризы этих Монтолонов.
— Можете говорить и думать о них, что угодно, но чтобы меня это больше не огорчало. В конце концов, если вам здесь так плохо, если вы постоянно ищете ссор с месье Монтолоном, то можете уезжать.
Явно Монтолон хотел устранить и опасного для него доктора Антоммарки, который был сведущ в анатомии и мог заметить при вскрытии симптомы отравления. Граф писал губернатору Хадсону Лоу:
«Антоммарки — хирург, он не может оказать необходимой помощи на нынешнем этапе болезни. Император желает врача из Парижа».
Всем вокруг Монтолон говорил: «Император хочет французского врача. Он полагается на выбор короля». Но ведь это почти невероятно, чтобы Наполеон мог просить прислать ему врача по выбору Бурбонов.
Монтолон, не будучи врачом, сам ухаживал за Наполеоном не только днем, но и ночью. Он старался контролировать буквально все. В частности, он давал больному, испытывавшему постоянную жажду (тоже, кстати, один из признаков мышьякового отравления), оршад, приготовленный на ячменном отваре, ссылаясь на его исцеляющие свойства.
Напиток под названием «оршад» имел апельсиновый вкус, и в его состав входило масло горького миндаля. Доподлинно известно, что именно Монтолон 25 апреля 1821 года заказывал корзину горького миндаля, на это у дотошных англичан сохранились соответствующие документы.
Смысл подобных действий Монтолона не так просто понять, если не знать законов химии. Сначала Наполеону длительное время небольшими дозами вводился в организм мышьяк. Затем ничего не подозревавшие врачи, видя, что Наполеон болеет, прописали ему рвотное средство. Для этого в то время использовался так называемый рвотный камень.
Горький миндаль содержит синильную кислоту. 3 мая Наполеону дали в качестве слабительного большую дозу каломели (хлористой ртути). Зернышки каломели содержат хлористую ртуть, а оршад с горьким миндалем — синильную кислоту. При смешении в желудке этих двух веществ образуется цианид ртути, который немедленно извергается, если желудок находится в хорошем состоянии. Однако реакции разъеденной рвотным камнем (солью сурьмы) слизистой оболочки желудка Наполеона были заторможены, поэтому цианид ртути — а это сильный токсин — не выводился из организма. Таким образом, получается, что все эти вещества, сами по себе безвредные, в сочетании давали ядовитую смесь.
Получается дьявольская комбинация: подвергавшемуся длительному и незаметному отравлению мышьяком Наполеону дали лекарства, рекомендовавшиеся тогдашней медициной, их действие наложилось друг на друга, и это ускорило запланированный конец опального, но все еще способного внушать страх императора. Но, что самое главное — всего этого не могло обнаружить даже вскрытие.
Могло ли это быть случайным стечением обстоятельств? Вряд ли. Оршад широко применялся для утоления жажды, рвотный камень и каломель также были вполне легальными лекарствами. А вот их смертельная комбинация могла быть известна только опытному отравителю. Известно, что доктор Антоммарки решительно выступил против употребления Наполеоном каломели, но на этом настоял граф де Монтолон. Он заявил: «Это последнее средство, которое мы пытаемся испробовать. Император обречен, и мы будем потом терзаться упреками, если не сделаем все, что в человеческих силах, чтобы его спасти».
По этому вопросу был даже созван врачебный консилиум, в котором принимали участи Франческо Антоммарки и три врача-англичанина. Так что ни о какой случайности тут и речи быть не может.
Позже в своих «Мемуарах…» Монтолон написал:
«Три дня мы пребывали в сильном беспокойстве. Состояние больного не ухудшалось, но он находился в опасности до тех пор, пока каломель не вызвала ожидаемого врачами эффекта».
А вот мнение Стена Форсхувуда:
«Ни один источник не упоминает, что Наполеон принимал каломель в иных обстоятельствах, нежели в последние дни жизни. Антоммарки ее никогда не прописывал».
Когда Маршан дал Наполеону приготовленную микстуру, тот с трудом глотнул ее, скривился, захотел выплюнуть, но не смог: «Ты тоже меня обманываешь», — лишь прошептал он.
После этого он впал в полубессознательное состояние, и наедине с ним остался опять-таки Монтолон. Он-то и помогал бывшему императору составлять завещание.
В «Мемуарах…» Луи Маршана читаем:
«Правильнее было бы сказать, что не император составил это завещание, а, скорее, Монтолон продиктовал его императору».
Бен Вейдер по этому поводу иронизирует:
«Поэтому не следует удивляться, что ему досталась львиная доля всего».
Действительно, этот не самый близкий Наполеону человек получил более двух миллионов франков золотом, что составляло огромную по тем временам сумму. В данном контексте особенно цинично выглядит обоснование подобного «подарка», написанное Монтолоном от имени Наполеона: «в качестве доказательства моего полного удовлетворения его сыновьими заботами обо мне». Бертран, например, получит лишь четверть этой суммы, а верный Маршан лишь пятую часть.
Бен Вейдер пишет:
«Все историки согласны в том, что Монтолон был интриганом, человеком без стыда и совести, который спокойно лгал при любых обстоятельствах. Все компаньоны императора по ссылке вели дневники или оставили мемуары, где почти в полном совпадении описаны недомогания Наполеона. Все — за исключением графа де Монтолона».
«Мемуары…» Монтолона вышли в свет лишь в 1848 году, когда из всех, кто составлял окружение Наполеона на острове Святой Елены, остался в живых лишь Луи Маршан. Странным образом, «свидетельства» Монтолона разительно отличаются от воспоминаний остальных очевидцев трагедии.
Приведем лишь несколько примеров несоответствий.
Монтолон утверждал, что Наполеон умер исхудавшим, все остальные, включая английских врачей, сообщали, что он стал чересчур полным. Эта ложь нужна была Монтолону для подтверждения версии о смерти бывшего императора от рака. Симптомы болезни Наполеона, сообщенные Монтолоном, также резко расходятся со всеми остальными свидетельствами: он утверждал, что до 1820 года у Наполеона были лишь легкие недомогания, связанные с ревматизмом, а также что Наполеон совершал длительные поездки верхом, в то время как остальные указывали на такую слабость, что Наполеон не мог даже ходить без посторонней помощи.
Возмущенный, но деликатный Маршан по этому поводу констатирует:
«В двух томах воспоминаний о Святой Елене, которые опубликовал граф де Монтолон, у него часто случаются провалы памяти».
* * *
Вот такая получается история. Уже много раз цитированный нами Е.Б. Черняк по поводу всего изложенного выше задается вопросом:
«Но достаточно ли всего этого, чтобы прийти к выводу, что Монтолон на Святой Елене выполнял поручение графа д'Артуа, который ради этого в свое время спас его от позора и тюрьмы?»
Категоричный Бен Вейдер заочно отвечает ему:
«В качестве агента Бурбонов Монтолон превосходно выполнил свою миссию».
В свете всего изложенного выше крайне интересной представляется книга под интригующим названием «Загадка Наполеона решена», в которой ее автор Франсуа де Канде-Монтолон рассказывает историю своих предков (книга написана в соавторстве с профессором Рене Мури. — Авт.). Его пра-пра-пра-прадедушкой был Шарль-Тристан де Монтолон, и он якобы признавал тот факт, что его жена Альбина была любовницей Наполеона на острове Святой Елены.
Вывод этот делается на основании случайно обнаруженных на чердаке в имении наследников графа де Монтолона писем с сохранившимися печатями, датируемыми 1819–1821 годами. Они были написаны ревнивым генералом на острове и адресованы его супруге Альбине, которая покинула остров в 1819 году под предлогом слабого здоровья. Там же, на чердаке, находились и ответные письма Альбины, а также ее личный дневник.
Знакомство с этими документами позволяет авторам книги восстановить картину того, что произошло почти 200 лет назад на затерянном в Атлантике крошечном острове.
Вначале все казалось циничной игрой. Чтобы расположить к себе императора, опутанный долгами Монтолон отправил к нему в постель свою очаровательную супругу. Он не очень опасался своего соперника, который к тому времени, как ему казалось, стал импотентом не только в политике, но и в сердечных делах. Но произошло непредвиденное: Альбина влюбилась в Наполеона. И когда в 1818 году у нее родилась дочь Жозефина, многие заметили, что она очень похожа на человека, перед которым еще недавно дрожала вся Европа. По причине ухудшения здоровья или из-за какого-либо секретного поручения от императора в июле 1819 года Альбина покинула остров Святой Елены. Считается, что она просто хотела скрыть от всех свою страсть к Наполеону, поэтому бегство стало для нее единственным возможным решением.
Жозефина умерла двух лет от роду и была похоронена в Брюсселе, куда уехала Альбина. В семейных архивах де Канде-Монтолон нашел и признание своего предка в том, что он добавлял в вино, которое подавали императору, чуть-чуть мышьяка.
В одном из писем к супруге от 26 сентября 1819 года Монтолон писал:
«Я решил разорвать свои цепи. Единственное мое желание, предмет всех моих мыслей — это приехать к тебе».
Более тревожным кажется содержание письма, которое генерал написал 12 октября того же года. В нем он не сознается прямо в своем преступлении, но намекает на него:
«Ты должна быть уверена в моей любви к тебе и обязана понять, что каждый день, проведенный здесь, только усиливает мои страдания. Не сомневайся, все скоро закончится».
У Франсуа де Канде-Монтолона читаем:
«Наполеон умер от отравления? Много лет по этому вопросу шла яростная полемика, которая разделила людей на сторонников и противников криминальной версии. Последние научные анализы и досье, составленное Международным Наполеоновским обществом, сегодня не оставляют никаких сомнений. Если допустить, что Наполеон был отравлен и это повлекло за собой его преждевременную смерть, то кто в этом виновен? Этот человек должен был принадлежать к ближайшему окружению, до последнего остававшемуся с императором, он должен был иметь для этого необходимые средства, а главное, он должен был иметь на это побудительную причину. Согласно гипотезе, выдвинутой профессором Форсхувудом в начале 60-х годов, генерал и граф де Монтолон, живший с Наполеоном в Лонгвуде, является идеальным виновником, ибо он один объединяет в себе все вышеназванные условия».
Далее этот автор констатирует:
«Я знаю о многочисленных работах доктора Вейдера на эту тему, но я не решался вступить с ним в контакт, будучи потомком предполагаемого убийцы императора, ибо мне казалось логичным, что мое имя может вызвать у него антипатию. <…>
book-ads2