— Вы отсрочили исполнение приговора? — Конечно, генерал, но теперь мне нужен будет официальный документ с вашей подписью. — Я подпишу его сейчас же. А вы, Реаль, примите меры, чтобы никто их тех, кто уже здесь, не смог улизнуть. Прервем на время наш рассказ и отметим, что существует еще одна версия изложенных выше событий. Она исходит от самого Наполеона и подробно излагается Стендалем. Ссылаясь на воспоминания английского врача Вильяма Уордена, беседовавшего с Наполеоном на острове Святой Елены, Стендаль приводит следующее заявление бывшего императора: «Заговор был раскрыт благодаря одному необыкновенному обстоятельству. Однажды ночью я испытывал какую-то тревогу и не мог заснуть; я встал с постели и начал просматривать список заговорщиков. Случаю, который в конечном итоге управляет миром, угодно было, чтобы мой взгляд остановился на имени одного полкового лекаря, совсем недавно вернувшегося из Англии, где он содержался в заключении. Возраст этого человека, его воспитание, жизненный опыт, которым он обладал, — все это навело меня на мысль, что его поведение объясняется причинами, ничего общего не имеющими с юношеским преклонением перед Бурбонами. Насколько обстоятельства позволяли мне судить о нем, целью его действий должны были быть деньги. Этого человека арестовали. Он был предан суду, где заседали полицейские агенты, которых переодели судьями: они приговорили его к смертной казни, и ему было объявлено, что приговор будет приведен в исполнение через шесть часов. Эта хитрость имела успех: он сознался». Весьма интересная версия, достойная самого лихо закрученного приключенческого романа. Впрочем, она не подтверждается никем, кроме самого Наполеона, и мы оставим ее на совести ее автора. * * * Наполеон вновь и вновь просматривал списки арестованных подозрительных личностей. Они были сгруппированы по провинциям и департаментам. Все-таки полиция умела, если хотела, работать аккуратно. В таблице под названием «Приморская Сена — Нормандия» взгляд первого консула вдруг остановился на фамилии некоего часовщика Троша из Дьеппа, активного эмиссара роялистов. Это имя ему недавно называл государственный советник Реаль. В примечании было указано, что у этого Троша был сын, и он вполне мог пойти по стопам арестованного отца. — Смотрите, что я нашел, — сказал Наполеон вновь вызванному Реалю, указывая пальцем в имя Троша. — Не нужно далеко ходить: вот человек, который нам нужен. Вернее, не он сам, а его сын. Приказ задержать юного Троша и срочно доставить его в Париж в тот же час был отправлен по телеграфу супрефекту города Дьепп. Доставленный к Реалю Трош-сын, которому оказалось всего 18 лет, сначала все упорно отрицал, но когда ему организовали очную ставку с Керелем, тут же узнал его и рассказал полицейским все, что знал. Его роль была настолько проста, что ему совершенно не хотелось брать на себя ответственность за все происходящее. Дрожащим голосом он сообщил, что проводил одного из прибывших из Англии в Бивилль, там был дом одного моряка, где они провели весь день. С наступлением темноты они добрались до ближайшей фермы, а потом он оставил прибывшего и отправился назад. Также он сказал, что слышал, будто в районе Дьеппа состоялось уже три высадки с английского корабля, а теперь все ждут четвертую. В тот же день Реаль подробно пересказал все первому консулу. Тот выглядел озабоченным и, отпуская Реаля, приказал: — Найдите Савари! Пусть он срочно зайдет ко мне. Адъютант Наполеона, ставший совсем недавно генералом, не заставил себя долго ждать и нашел его за столом перед картой Нормандского побережья Франции. Первый консул подробно объяснил Савари, чего хочет. В завершении он сказал: — Поезжайте туда немедленно. Каждое утро информируйте меня обо всем, что вам удастся разузнать. Они все должны быть арестованы прямо на берегу. Нельзя допустить, чтобы вновь прибывшие вошли в контакт с местными бандитами. * * * Савари отбыл из Парижа в семь часов вечера, сопровождаемый отрядом элитных жандармов, переодетых в штатское. С собой он взял и юного Троша. Позже Савари вспоминал: «По дороге он с настоящей наивностью рассказывал мне о своей судьбе. Он только сейчас понял, что его втянули в интригу, которая могла привести его на эшафот, и теперь готов был проявить максимум усердия, чтобы расставить ловушку тем, кто должен был прибыть». Вечером следующего дня они уже были в Дьеппе. Супрефект полиции этого порта на берегу Ла-Манша встретил их и повел к пристани. — Откуда они могут появиться? — спросил Савари. Супрефект указал куда-то поверх его плеча, и, приглядевшись внимательнее, Савари рассмотрел на море два слабо мерцавших огонька. — Английский парусник, — сказал супрефект своим сиплым надтреснутым голосом. — Он уже несколько дней курсирует в районе Дьеппа и соседнего городка Трепор. Трош с готовностью подтвердил, что это именно тот корабль, с которого были осуществлены три предыдущих высадки. Но на этот раз парусник не подходил близко к берегу. Приказав местным полицейским продолжать быть начеку, Савари, оседлав лошадь, помчался в Бивилль, сопровождаемый Трошем и жандармами. Бивилль был угрюмым приморским городком, открытым всем ветрам, сумрачным и неприветливым. Собственно, состоял он из одной единственной улицы, и однообразие серых домиков, крытых одинаковой черепицей, нарушали лишь скалы — темная масса скал и рифов, похожих на гигантских солдат в остроконечных шлемах. Более безрадостной и скучной местности Савари еще не приходилось видеть. Местные жители смотрели на чужаков со смесью любопытства и страха. Над домом, на который указал Трош, поднимался тонкий столб дыма. Значит, в доме кто-то был. Дом был расположен очень удачно: он был самым крайним в городке, находился в двух шагах от моря, в него легко можно было войти и выйти, оставшись незамеченным. Два небольших окошка, дверь и облезлый бочонок для сбора дождевой воды. Казалось бы, ничего особенного. Но когда Савари подобрался поближе, он увидел, что окна оснащены тяжелыми засовами, а старая дверь обита железом. Весьма странные меры предосторожности для дома простого моряка. Подобравшись совсем близко, Савари осторожно прильнул к оконному стеклу и заглянул внутрь. Довольно большая комната, освещенная бледным светом, была совершенно без мебели, если не считать большого стола и нескольких деревянных ящиков. На столе стояла корзина, из которой соблазнительно выглядывал окорок (ветчина), коврига хлеба и горлышко бутылки. Трош рассказал, что именно так встречают эмиссаров Лондона: — Они должны скоро прибыть, я же говорил вам. Нужно следить за приливом. Время поджимало, и Савари решил посмотреть, есть ли кто внутри. Он приказал жандармам окружить дом и подтолкнул Троша вперед. Тот сначала замялся, но потом медленно открыл дверь и вошел… К счастью, в доме была лишь жена хозяина, которая знала Троша и, ни на секунду не сомневаясь, что перед ней вновь прибывшие, спросила того, сколько человек высадилось на этот раз. — Я прибыл не с берега, — ответил ей молодой человек. — Тогда, если вы туда пойдете, вы найдете там малыша Пажо. Он ждал вас здесь, а час назад пошел на берег вместе с беззубым Жаком. Малыш Пажо был приятелем Троша, и его функции ограничивались тасканием багажа прибывающих из Англии. А на Жака вообще можно было не обращать внимания: это был местный сумасшедший, он ходил за малышом Пажо, как собачка, потому что тот не ругался и не прогонял его, как это делали все остальные жители Бивилля. Начало быстро темнеть, и Савари решил посмотреть на место, где ожидалась высадка. До берега моря было всего несколько минут хода. Резкий, влажный, пронизывающий насквозь ветер дул ему в лицо, и генерал, укутанный в длинный черный плащ, поежился. Резкий запах морских водорослей щекотал ноздри. Вдруг до него донесся чей-то голос. Факелов и фонарей, чтобы не выдать себя, с собой не взяли. К тому же море и берег были затянуты густым туманом. Куда ни кинь взгляд — всюду туман. Трошу показалось, что он узнал голос Пажо, но вот, с кем он говорил и сколько всего человек было с ним, он не знал. Савари приказал жандармам спрятаться по обе стороны от тропинки и приготовить оружие. Говорившие приближались. Их было двое. Савари отдал короткий приказ, и идущие от моря были тотчас же повалены на песок. Малыш Пажо и его спутник не успели ничего понять. Их лица были страшно бледными, волосы слиплись, а с одежды струйками стекала вода. — Какого дьявола! — сумел, наконец, выдавить из себя малыш Пажо, поочередно переводя неуверенный взгляд то на Троша, то на неизвестных ему вооруженных людей. — Что там, на берегу? — не удосужил его ответом Трош. — Волны слишком сильные. Уже третий день шлюпка не может подойти к берегу. А что это за люди? Что им надо? — Этим людям лучше не перечить. Савари провел остаток ночи в доме моряка, а на рассвете вместе с Трошем снова пошел посмотреть на море. Английский корабль стоял очень далеко от берега, вдоль которого тянулись одни рифы и скалы. И тем не менее именно здесь высадились Жорж Кадудаль и его сообщники. Невероятно! Ни один нормальный человек к такому берегу не стал бы и подходить. Все-таки эти бандиты — настоящие фанатики! Позже в своих «Мемуарах…» генерал Савари писал: «Никогда еще беда не казалась мне такой неизбежной, как среди этих скал. Но именно так Жорж и его спутники прибыли во Францию. Мне тяжело было видеть эти тысячи опасностей, которые нужно было преодолеть, чтобы приехать для совершения преступления, которое в результате никак не могло изменить положения тех, кто им подвергался. Любопытно было узнать, понимали ли эти люди, что им предстояло совершить». Море продолжало штормить. Ветер еще более усилился, перейдя в настоящий ураган. Белые гребни волн со страшным шумом разбивались о берег. Грохотал гром, непрерывное сверкание молний озаряло небо. Непривычные к такому парижане, многие из которых вообще до этого никогда не видели моря, чувствовали себя не в своей тарелке. Как же хорошо было сидеть около ярко пылавших дров, в защите от пронизывающего до костей ветра и холода! Но важность их миссии заставляла забыть о собственном комфорте. Так Савари и его такие же, как и он, измученные и продрогшие жандармы прождали несколько ночей, но никакой высадки так и не произошло. Потом все так же безрезультатно прошли еще две недели, и они наконец-то получили приказ первого консула возвращаться в Париж. За время отсутствия Савари в столице произошли важные события. * * * Знаменитая парижская тюрьма Тампль располагалась в бывшем монастыре ордена Тамплиеров, основанном в XII веке недалеко от нынешней площади Республики. В годы революции тамплиеры были изгнаны из монастыря, а его главная башня превращена в тюрьму, в которую и были помещены: король Людовик XVI, королева Мария-Антуанетта, сестра короля Элизабет, семилетний дофин и его сестра. Вскоре король был обезглавлен, затем за ним последовали королева и сестра короля. По одной из версий — дофин умер в Тампле 8 июня 1795 года, по другой версии — ему удалось бежать в Англию, а его место занял другой похожий на него ребенок, и умер якобы именно этот лжедофин. В 1808 году, чтобы прекратить монархические настроения и паломничество к месту захоронения дофина, башня-тюрьма Тампль будет снесена, а на ее месте организуют огромный рынок. В то же время, о котором идет рассказ, тюрьма Тампль была переполнена: сюда были брошены без разбора роялисты, якобинцы, шуаны, республиканцы… Короче говоря, любые лица, вызывающие хоть небольшое подозрение у полиции. Всего здесь находилось более ста человек, в том числе персонажи достаточно интересные. Начнем с того, что здесь некоторое время находился и уже упоминавшийся английский морской офицер Сидней Смит. Его история достойна отдельного рассказа. Сэр Вильям Сидней Смит родился в Лондоне в 1764 году. С детства он увлекался морем и совсем мальчишкой поступил на военный корабль. Продвижение по службе было очень быстрым: в 16 лет Вильям уже был лейтенантом, а в 19 — капитаном. После того как во Франции произошла революция, Сидней Смит получил командование фрегатом, а вскоре, после нескольких удачных экспедиций к французским берегам, и небольшой эскадрой. Но в апреле 1796 года, погнавшись за французским кораблем, зашедшим в устье Сены, он был атакован, окружен множеством вооруженных пушками лодок и вынужден был сдаться вместе с тремя офицерами и 16 матросами. После этого Вильям Сидней Смит был отправлен в Париж и заключен в каземат зловещей башни-тюрьмы Тампль. Все предложения об освобождении под честное слово офицера или об обмене остались без ответа. Пленный англичанин рассматривался как вражеский шпион и поджигатель, и дальнейшая судьба его была незавидной. Пока же ему оставалось довольствоваться лишь кувшином с водой, караваем хлеба из муки грубого помола да охапкой сена на холодном полу… Но друзья, задумавшие освободить Сиднея Смита, упорно ждали подходящий момент. И такой момент наконец-то представился. После подписания мирного договора в Кампо-Формио в Париже начались празднества, посвященные возвращению генерала Бонапарта. Охрана тюрьмы ослабила внимание, и Сидней Смит смог совершить побег. Собственно, то, что произошло, нельзя назвать побегом: он просто ушел из тюрьмы среди бела дня в сопровождении своего друга роялиста-эмигранта де Фелиппо и без проблем добрался с ним до моря. Там они сели на лодку и вскоре были подобраны британским фрегатом, доставившим их в Англию. Подробности этого удивительного спасения Сиднея Смита из Тампля изложены во втором томе так называемых «Мемуаров о жизни великого человека», опубликованных в Париже в 1819 году: «Сэр Сидней Смит, английский коммодор, взятию которого французское правительство придавало большое значение, был заключен в Тампль, и надзиратель получил особый приказ наблюдать за ним самым внимательным образом. Из всех содержавшихся там пленников спасти этого, казалось, было труднее всего. Однако смелость и самопожертвование друга дали результат. Рано утром в Тампль прибыл человек, одетый в генеральскую униформу. Он потребовал к себе надзирателя и показал ему приказ правительства о взятии сэра Сиднея Смита и его лакея Джеймса для препровождения их в другую государственную тюрьму. Надзиратель, изучив приказ и найдя его подлинным, выдал обоих пленников под расписку и увидел, как они вместе с генералом сели в фиакр, ждавший их у ворот. Этим так называемым генералом был вернувшийся эмигрант Фелиппо, который, подвергая себя риску, придумал эту хитрость для спасения своего друга. Так называемым лакеем Джеймсом был другой французский эмигрант, которому сэр Сидней Смит дал это имя, чтобы спасти ему жизнь. Непредвиденный случай, однако, чуть не погубил все мероприятие. Не успели они отъехать от стен Тампля, как неловкий кучер столкнулся с тяжелой ломовой повозкой. Колесо фиакра сломалось, вокруг собралась толпа, и пришлось выходить. Необходимо было спешно расплатиться с кучером, ответить на вопросы зевак, интересовавшихся, не поранился ли кто, и пешком пойти к ближайшей стоянке фиакров. Там трое друзей сели в другой экипаж, доехали до гостиницы на улице Круа-де-Пти-Шам, где их ждала почтовая карета и благодаря фальшивым паспортам, также аккуратно сделанным, как и приказ о переводе, который открыл им ворота Тампля, они беспрепятственно прибыли в Англию. Каждые пять дней в министерство полиции передавался отчет о состоянии тюрем. Можно себе представить их бешенство, когда они прочитали о переводе сэра Сиднея Смита в другую государственную тюрьму. Во все порты и на все границы были посланы чрезвычайные гонцы, но было поздно. Отыграться смогли лишь на несчастном надзирателе». Случай с Сиднеем Смитом был своего рода уникальным, никому больше не удавалось добровольно покинуть стены Тампля. Но вернемся к нашему повествованию. Итак, в Тампле в описываемое нами время сидело более ста человек. Среди них был и принц Пинателли, сын посла Неаполя в Турине, и барон де Ларошфуко, служивший в эмигрантской армии принца Конде, и маркиз де Пюивер, и многие-многие другие. Сидел в этой тюрьме и некий Луи Фош-Борель, продавец книг из Невшателя. Ему было лет сорок от роду, и, собственно, ради него мы и начали рассказ о тюрьме Тампль, ибо он не только торговал книгами, но и был еще одним из самых активных и эффективных тайных агентов французских эмигрантов, преимущественно принца Конде. В данный момент Фош-Борель прибыл во Францию с одной очень важной миссией: он должен был установить контакт между генералами Моро и Пишегрю. В своих «Мемуарах…» Фош-Борель потом написал: «Некоторые люди, преданные Бурбонам, подумали, что, чтобы остановить амбиции Буонапарте, было бы полезно объединить генералов Пишегрю и Моро одними взглядами и одними интересами. Углубляя эту идею, можно было надеяться, что такое объединение талантов и возможностей даст мир Европе и подтолкнет Францию к счастью и спокойствию. Всем было известно, что оба генерала, уставшие от амбиций Буонапарте, выражали свое недовольство им: поэтому цель британских министров и французских принцев состояла в том, чтобы найти возможность как можно быстрее соединить Пишегрю и Моро, и я был выбран самим Пишегрю как человек, способный вызвать полное доверие Моро. В этом и заключалась моя миссия». Фош-Борель прибыл во Францию и тут же отправился в Париж. Там он написал генералу Моро, и тот согласился на встречу с ним. Эта встреча действительно состоялась в парижском доме, принадлежащем теще генерала. Моро внимательно выслушал Фош-Бореля. Когда речь зашла о генерале Пишегрю, Моро не стал прерывать Фош-Бореля. Ему интересно было услышать новости о своем бывшем товарище, перешедшем в лагерь врагов революции. Но не более того. Обыкновенное уважение одного заслуженного генерала к другому. Ни о каких переговорах о свержении Наполеона и восстановлении власти Бурбонов не было и речи. А потом Фош-Бореля арестовали, как в то время арестовывали многих подозрительных, прибывших из Англии.