— Так что ж я должен сделать? Восславлять аллаха? — Ты умный и смелый, — объяснял Карим, — ты будешь учить, как прежде. А после уроков физики и математики ты расскажешь детям об аллахе. Твои ученики станут взрослыми. Твои слова — слова уважаемого муаллима — они потом передадут своим детям. И в колхозах будет делаться всё так, как нужно нам. Станем снова жить по законам отцов. Вот тут Бобо Расулов не стерпел, забыв о том, что он хотел узнать намерения Карима. Он опустил свою крепкую руку на плечо брату. — С какого времени ты стал слугой аллаха? — спросил он гневно. — Ты ведь не веришь в аллаха! Никогда не верил. Ты только притворяешься святым и обманываешь наивных людей. Послушай, брат! Я помогу тебе, если ты захочешь стать честным человеком. Но если ты будешь продолжать своё грязное дело… Карим как кошка отпрыгнул в сторону. Бобо хотел остановить его, но на дорожке уже никого не было. Зашелестели кусты, и оттуда донеслось угрожающее: — Я ещё вернусь. Я твой брат. Но берегись! Если ты ещё раз откажешься мне помочь… Ходжи Карим почти бежал по безлюдной дороге, беззвучно шепча слова проклятий. Да, он, Карим, по-прежнему ненавидит Советскую власть и хочет бороться с ней. Но как это сделать? Как выполнить задание, полученное там, за пограничной рекой? Ему хорошо заплатили. Ему доверяют. Вот уже третий раз он переходит границу… А работать становится всё тяжелее. Уже давно разгромлены басмаческие отряды. И в кишлаках почти не осталось верных людей, тех, которые рассуждают, как он, Карим. Надо уподобиться червю, который ищет путь в сердцевину яблока, чтобы грызть его изнутри. Вот так надо искать пути в сердца людей. В одежде муллы это сделать легче. Карим осторожен, он не ругает прямо Советскую власть и новые колхозные порядки. Нет! Он просто потихоньку объясняет людям, что жизнь их не устроена, что им приходится много работать и уставать. А почему? Да только потому, что они забыли аллаха, не соблюдают его законов. Имя аллаха действует на правоверных. Ведь не так легко уйти от того, чему учили прадеды, деды, отцы. Не так легко отказаться от веры, если ты впитал её с молоком матери. И слабые люди делаются неузнаваемыми. Они сами перестают трудиться и учат молодёжь не работать в религиозные праздники, выбрасывают из своих домов радио, отказываются ходить в клубы, на колхозные собрания. И Карим радуется… Внезапно Карим остановился. Прислушался. Всхлипывание совы раздалось поодаль. Карим отозвался криком туркестанского скворца. Перед ним выросла бесшумная тень. — Вот что, — заговорил Карим еле слышно. — Начинай всё завтра. Будь осторожен. — Он помолчал. — Я ухожу. Не надо, чтобы меня здесь видели. Дам знать, где и когда меня встретить. Тот, кто кричал совой, поклонился до земли. Потом шепнул: — Джано́б (господин)! Мотоцикл здесь. Он нырнул в темноту и тут же появился снова, ведя машину за руль. Ходжи Карим прыгнул в коляску. Через несколько минут мотоцикл увозил их по дороге в город. На горе Четырёх Драконов Гору Четырёх Драконов открыли для себя Гулям и Сабир. В кишлаке поговаривали, что в густом кустарнике, в траве водятся ядовитые змеи. Поэтому старики сами не поднимались по узким тропкам и запрещали ребятам ходить туда. Но друзья нарушали этот запрет. Надо же самим убедиться, а что в самом деле делается на горе. Как только начались каникулы, они вдвоём опять поднялись на гору. Честно говоря, вначале они чувствовали себя неспокойно. А вдруг правда тут водятся гюрзы? Ведь укус этих змей смертелен. Ребята осторожно палками раздвигали кусты, шевелили высокую траву, вглядываясь, вслушиваясь. Им рассказывал учитель: если ползёт гюрза, раздаётся шелест — как будто кто-то неловкий наступает на сухие листья. Они долго обшаривали всё вокруг, прежде чем подняться к самой вершине, где они ещё не бывали. Вот целая груда камней, обросших травой. Гулям толкнул первый камень. Он тяжело сдвинулся, и Гулям закричал во весь голос: — Вот они, змеи! Сабир отпрянул было в сторону, но потом остановился. Почему же Гулям не уходит от камня? Почему он смеётся? Он, конечно, самый смелый и сильный, он бегает лучше всех в кишлаке. Но змеи… — Сюда, Сабир, — снова закричал Гулям, — это ужи! Вон у них золотая полоска на голове. Как корона! Сабир недоверчиво переспросил: — Ужи? Не может быть! Они водятся только там, где есть вода. — Да здесь же ручей. Позади камней. — И Гулям протянул руку, отодвигая кусты. — А под камнями маленькое болотце. Вот ужи и расплодились. Ужи выползали на солнце и, вытягиваясь, приподнимали головы. Впрочем, друзей они больше не интересовали: значит, страшные рассказы о змеях просто чепуха. Женщины увидели ужей, испугались и распустили в кишлаке слух, что на эту гору ходить опасно. Почти бегом поднялись ребята на вершину, и Гулям снова закричал: — Ой! Дом! Но это был не дом, а просто сарай без окон. Может быть, здесь когда-то жили пастухи или охотники. Сабир погладил стену, сложенную из камня, всю покрытую зелёным кудрявым мхом. — Старый какой, — сказал Сабир. — Развалится. Но Гулям отрицательно качнул головой: — Ну нет. Он ещё долго простоит… И действительно, деревянная крыша и дверь казались совсем крепкими. А на двух тяжёлых чугунных кольцах висел огромный старинный замок, похожий на жёрнов старой заброшенной мельницы. — Вот здорово, — обернулся Гулям к Сабиру. — Ты только подумай: никто сюда не ходит. Это будет наша полянка. А то торчим всё время внизу, под чинарами. Каждый прохожий вмешивается. А про эту горную полянку мы не скажем никому. Сабир запротестовал: — Нет. Скажем Джаба́ру, Шоды́ и Хами́ду. — Ещё подумаем, — не сдавался Гулям. — Может быть, когда-нибудь потом. Красиво было тут, в горном лесу. В одном месте деревья расступились, пропуская горный ручей. Он стекал сверху в хау́з — обширный пруд. Ребята долго прислушивались, как вода, журча, бежит с горы. Сабир присел на корточки. — Вот так рыба! Жирная, как баран. Гулям молча смотрел на стремительные движения толстомордых рыб. — Позавтракаем? — Хозяйственный Сабир вытащил из кармана лепёшку. — Я захватил на всякий случай. А рыбу поймаем и сварим. — Сварим? — спросил Гулям. Сабир оживился: — Изжарим на палках! Как шашлык! Я у дяди в гостях был. Там прямо в поле так жарили. Сказано — сделано! Ребята набрали сухих веток, а потом спохватились: огня-то нет. Но в карманах предусмотрительного Сабира, конечно, нашёлся коробок спичек. Дальше всё было очень просто: разделись, спрыгнули в хауз и, держа в руках завязанную узлом у ворота майку Сабира, поймали большую форель. Гулям аккуратно обстругал палочку перочинным ножом, а Сабир укрепил рыбий шашлык над горячими углями разведённого костра. Потом они уселись рядышком, жадно принюхиваясь к вкусному запаху. Поели и, напившись холодной воды из ручья, улеглись на траве. Сабир, запрокинув голову, прищурясь, глядел вверх. Одни! А вокруг чинары, и тишина нарушается лишь звонким пением ручья, голос которого совсем не похож на привычный голос арыка. Ведь арык искусственный, и люди заставляют его бежать по вырытой ими канаве. Выдумщик Гулям сочинил даже сказку об арыке, где назвал его невольником. А вот ручей, он свободный, живой, настоящий. Он сам выбирает себе дорогу, и поэтому голос у него звонкий и торопливый. Сабир хотел было сказать всё это Гуляму, но тот вскочил и закричал: — Ух! На конюшню опаздываем! Что нам дед Сафа́р сейчас скажет? Одним духом слетели они с горы и помчались по дороге, перегоняя друг друга. История рыжего Вали Дед Сафар, старый конюх, стоял у входа в конюшню и рассерженно глядел на приближающихся ребят. Вот они остановились перед ним, растерянные, покрасневшие от быстрого бега. — А я уже хотел за девочками посылать, — сердито сказал конюх. — Они аккуратнее. С утра сюда бегут. Их жеребята уже давно и почищены и напоены. Чтобы это было в последний раз, а то председателю скажу. Он повернулся и вошёл в прохладную, просторную конюшню, где пахло сеном и кожей. Ребята шли за ним. Из угла донеслось призывное ржание. Это встречал их Вали́. Рыжий, озорной жеребёнок. — Кричи, кричи, — снова заметил конюх, — им до тебя и дела нет. Тут Гулям сказал заискивающе: — Мы больше никогда не будем опаздывать. — Это же в первый раз… — отозвался Сабир. Сафар открыл дверь стойла, и Вали кинулся к своим друзьям. Он хватал толстыми, мягкими губами ребят за уши, небольно покусывал их за руки, прыгал. Поднялась весёлая возня. И конюх смягчился, сказав добродушно: — Ну, так и быть. На первый раз прощу… Пошли в ход скребницы, мягкие щётки. Специальным гребнем расчесали длинный золотистый хвост. Вали стоял смирно и только иногда тихонько ржал от удовольствия. Дед Сафар, усевшись на опрокинутый ящик, наблюдал, как они работают. Он, хоть и частенько ворчал на ребят, хорошо понимал, что они любят лошадей и заботливо ухаживают за ними. Ребята были очень благодарны старому конюху. Ведь это он попросил председателя колхоза отдать на воспитание двум друзьям новорождённого жеребёнка. Навсегда им запомнилось то утро, когда на конюшню пришли председатель колхоза и члены правления, чтобы передать молодым животноводам удивительное существо на тоненьких, хрупких ещё ногах с пушистой, мягкой жёлтой гривкой и длинным золотым хвостом. — Ну ладно, — сказал председатель, — раз дедушка Сафар за вас ручается…