Колхозный кладовщик привёз весы и, прищёлкивая языком, твердил, захлёбываясь: — Как одна — каждая три килограмма веса! Ох, и председателевы ребята! Никогда бы не поверил, коли своими глазами не увидел!.. И вот в колхозе состоялось необычайное собрание. Разговор шёл о событиях на Горьком озере. На стол торжественно водрузили двух красавцев: утку и селезня. Встревоженно крякая, они бродили по широкому столу, тараща на колхозников удивлённые глаза. Этот день решил судьбу будущей птицефермы. Решено было оставить на племя из уток, выращенных ребятами, восемьсот лучших породистых птиц. — Стыдно нам! — сказал один из старых колхозников на этом собрании. — Трое детишек вырастили столько уток, сколько не удосужился вырастить за все годы колхоз! Иван, Светлана и Колька сидели в углу, растерянные, сконфуженные общим вниманием. Их тоже попросили выступить. Иван прочитал целые главы из своей записной книжки. Светлана, смущаясь, рассказала о том, как мешали им ястребы, как капризничали некоторые утята. Всех насмешил Колька. Он тоже вышел на середину комнаты, важно шмыгнул носом и сказал только одно излюбленное омское словечко, которое звучит всегда по-разному, в зависимости от интонации: — Ну!.. Все засмеялись, захлопали, и Колька, застыдившись, убежал к двери. В постановлении колхозного собрания было записано: «Объявить благодарность Ивану, Светлане и Николаю Мазуровым, вырастившим для колхоза за 70 дней 3200 утят». Я приехала в колхоз, где живут Иван, Светлана и Колька. Они и сейчас продолжают выращивать утят. Все трое учатся в разных школах, и каждый в своей школе бригадир-птицевод. — Жаль, что я не была тогда вместе с вами у Горького озера, — сказала я ребятам. — Вот бы посмотреть ваших утят! Светлана засмеялась, захлопала в ладоши и закричала: — Тили, тили, тили… Откуда-то из-под забора вынырнула огромная красивая утка и, переваливаясь, заспешила к нам. — Кто это? — удивилась я. — Это Желтопузик, — объяснила Светлана. — Только тогда она была утёнком, а сейчас стала уткой. И животик у неё теперь белый-пребелый. Мне подарил её колхоз… И вот смотрите, сколько у неё теперь своих желтопузиков. Действительно, сзади катились двенадцать желтопузых шариков с чёрными, как зёрнышки перца, глазами. Скала Тамары Тамара шла по незнакомой земле вдоль берега бурной, стремительной реки Обихинго́у. Русская девушка никогда не видела такой реки. Из глубоких, прозрачных вод выступали острые подводные камни. Они были похожи на ножи, которые высекали пещерные люди из камня. Вода и время сделали их острыми и совсем тонкими. Вода, обрушиваясь на камни, создавала кружевные пенистые водовороты. Тамара остановилась, вздохнула: «Какая суровая природа». Она взглянула на отвесную скалу, поднимающуюся над рекой почти к самым облакам. Тамара не могла и подумать, что скоро этот голый неприветливый кусок камня, испещрённый глубокими морщинами веков, будет носить её собственное имя. В горном кишлаке Тави́ль-Дара русскую девушку встретили приветливо. Всем понравилось милое задумчивое лицо учительницы, которая приехала сюда откуда-то издалека, из самых глубин России. С малышами она разговаривала просто и ласково, и они сразу полюбили её и слушались, хотя она была совсем молодой. Никто в кишлаке не умел печь русский хлеб, а Тамара никак не могла научиться печь лепёшки на тануре — раскалённой круглой печке, где куски сырого теста таджички ловко пришлёпывали к глиняным стенкам. Женщины в кишлаке жалели Тамару. Они боялись, чтобы она не осталась голодной, и сами пекли ей сдобные, румяные лепёшки. Тамара благодарила, охотно ела лепёшки, а сама стряпала на мангале — жаровне какой-то русский суп со странным названием «щи» и угощала своих учеников. Тамара попала в Таджикистан в самые трудные годы. Тогда Советской власти приходилось бороться с басмачами — богатеями, священнослужителями. Они объединились в бандитские отряды, хотели вернуть отданные батракам и беднякам землю и скот и задушить новую, народную власть. Однажды кто-то принёс в школу страшную весть: басмачи совсем рядом; они разгромили соседний кишлак, убили советских работников. Через день-два они будут здесь. Тамара сказала своим ученикам: — Пусть придут сегодня вечером в школу ваши старшие братья, я хочу с ними поговорить. Ребята побежали по домам. А вечером в школу пришли удивлённые юноши: зачем они понадобились учительнице? Многие надеялись, что Тамара начнёт заниматься с ними по вечерам. Они все хотели знать русский язык. Блестя гневными, светлыми, как вода Обихингоу, глазами, Тамара неожиданно сказала: — Разве вы не мужчины? Неужели вы будете ждать, пока басмачи ворвутся в ваш дом? Мы должны создать отряд, отряд добровольцев, который остановит бандитов! Нельзя их пускать в кишлак. Сделаем засаду. Юноши молча слушали. И наконец один из них сказал Тамаре: — Через час мы вернёмся сюда! И вот первый маленький отряд кишлака собрался у школы. Тамара запрятала косы под красный платок и надела старенькую кожаную куртку. На боку у неё висел маузер. Никто не знал, где она его достала. Она стояла перед этими рослыми, плечистыми парнями хрупкая, тоненькая. Но лицо её было исполнено такой силы и решимости, что парни избрали её своим командиром. — Пошли, — сказала Тамара. И они двинулись навстречу басмачам — крохотный отряд, вооружённый кое-как: охотничьими ружьями, старыми берданками, а то и просто длинными острыми ножами, которыми в кишлаке резали овец. Басмачи вскоре появились у самой скалы. Сверху, прячась за холодными каменными выступами, юноши открыли стрельбу. Обозлённые бандиты, не ожидавшие нападения, осадили скалу. Они заметили среди юношей русскую девушку. Один за другим падали сражённые выстрелами воины отряда Тамары. И вот наступила минута, когда Тамара осталась одна. Кожаная куртка командира вся изорвалась, оставив клочья на острых камнях. Красный платок слетел с головы, и его унесли волны. Тамара, закусив губы, стреляла до тех пор, пока не кончились патроны… Потом наступило затишье, и басмачи поняли: девчонка перестала сопротивляться. Они решили взять её живьём. Поэтому они тоже прекратили стрельбу и кинулись на скалу, где Тамара стояла во весь рост с бесполезным теперь оружием в руках… Девушка в упор смотрела на своих врагов. Вот они уже близко, вот вскакивает на скалу первый басмач. Она стремительно повернулась, оглядела горы, полюбившиеся ей, и это синее небо, и эту вечно говорливую камышовую заросль. Потом легко шагнула в пространство, и злобный вопль басмачей огласил окрестность: девчонка обманула их, ушла от расправы. Там внизу, в голубой воде, мелькнула на короткие секунды кожаная куртка. Лёгкое тело девушки, подхваченное волнами, почти сразу же скрылось из глаз… Но не зря погибли молодые воины и их командир. Они задержали басмачей, и отряд красноармейцев, подоспевших в Тавиль-Дара, разгромил бандитов, не дав им войти в кишлак. А скала называется с тех пор «Тамара». И может быть, кто-нибудь, кто знал русскую девушку Тамару, которая по-настоящему любила Таджикистан, прочтёт эти строки и дополнит наш рассказ. Внук Хоттабыча Такой был счастливый день сегодня! — Так и быть, возьму тебя с собой в командировку в Среднюю Азию, — сказал папа. А мама вздохнула: — Какое интересное будет путешествие! Как жаль, что мой отпуск уже позади! Коля еле дождался, пока кончился завтрак. Он хотел поскорее рассказать своему другу Васе замечательную новость. Вася ждал его во дворе, уныло подбрасывая носком ботинка треснувший шарик пинг-понга. — Еду в Бактрию! — выпалил с разбегу Коля. Вася посмотрел на него удивлённо: — Куда? — В Бактрию. Это древняя земля. Известная с одиннадцатого века до нашей эры, — хвастался Коля, хотя только утром узнал всё от папы. — Там есть такой город — Терме́з. Самый южный речной порт нашей страны и самый жаркий город. Там растут сахарный тростник, лимоны и апельсины. Мы с папой на самолёте полетим до Ташкента, а там идёт дорога до самого Термеза через горы. Раньше по ней караваны ходили, а теперь автобусы бегут. Папа эту дорогу строил. Вася отвернулся. Он не хотел, чтобы друг увидел слёзы на его глазах. Конечно, он не завидует. Он поедет в лагерь, где тоже будет весело и интересно. Но он не увидит этой сказочной Бактрии и не промчится по горной дороге… Коля приумолк. Он понял, о чём думает сейчас Вася. Внезапно он закричал: — А что, если мы возьмём тебя с собой? Мой папа попросит твоего папу… Васин папа согласился. И через неделю большая серебряная птица — самолёт «ТУ-104» за три часа домчал ребят до города Ташкента. А потом все сели в машину и поехали по гладкому шоссе — большому узбекскому тракту в город Термез. Дорога была очень интересной. Мимо бежали колхозные поля и степи, сверкающие зарослями лилий и дикого мака. Как много цветов! Просто не верится, что они сами выросли. Какая красота! Кажется, будто их посеяли здесь нарочно. А сколько было необыкновенных встреч в пути! Подвезли ученика железнодорожного училища. Он разговаривал с Васей и Колей важно и уверенно: — Это Голодная степь, — объяснил он ребятам. — Только теперь сюда пустили канал. Тут мой папа город строит, а я учусь. Сейчас иду в новый кинотеатр. Только открыли. Саша, так звали нового знакомца, вышел возле кинотеатра и помахал рукой отъезжающей машине. Коля и Вася немножко завидуют ему: ведь повезло же человеку — приехал в пустыню, а в ней город вырос. Сколько машин мчатся навстречу, обгоняют их! — Здесь в сутки иногда проходит более восьми тысяч автомобилей, — рассказывает ребятам водитель Жора. — Вот я вам сейчас стишки прочту, которые древний поэт Мукими́ написал про эту дорогу, когда она ещё, конечно, не дорогой была, а просто тропой. И Жора весело декламирует: