– Мне ведь уже двенадцать. Конечно, я ещё не взрослый, но… – Джаннер замолчал. – Иногда тебе кажется, что брат с сестрой висят на тебе мёртвым грузом, правда? А наш маленький городок слишком тесен для твоих фантазий… Джаннер принялся разглядывать собственные руки. А потом, сделав глубокий вдох, он достал из кармана рисунок. Ния замерла, когда Джаннер развернул листок и разложил его на столе. Больше он не мог сдерживать слёзы; они закапали с кончика носа на рисунок, смешиваясь с морскими брызгами. Ния прижала Джаннера к груди и долго гладила сына по голове: – А я-то думала, куда девался рисунок… – Это он? Это папа? Ния медленно кивнула: – Да. – Он сам нарисовал? – Да, – и Ния фартуком стёрла с рисунка слёзы. – Тогда были другие времена. Другая жизнь… – Она долго молчала, прежде чем продолжить: – До того как пришли Клыки. Больше всего твой отец хотел, чтобы однажды ты вышел в море. Этот день настанет. Но будь он жив, он сказал бы тебе то же, что и дедушка. Есть время плыть – и есть время стоять на якоре. – Я, паренёк, знаю больше, чем ты думаешь, – негромко произнёс Подо. – Послушай меня. Я был там, когда погиб твой отец. Я этого не видел… но всё-таки я был там. Джаннер вскинул голову: – Ты был там? – Да. – Папа, не надо… – начала Ния. – Пора ему знать, из каких он, дочка, – Подо указал на рисунок, потом на Джаннера. – Посмотри. Он же вылитый отец… – При чём тут это? – голос Нии задрожал. – Не стоит тревожить память Эсбена, ничего хорошего всё равно не выйдет. Ничего. Джаннеру не хотелось, чтобы мать огорчалась, но теперь он страстно желал знать правду. – Моего отца звали Эсбен? – Он так надеялся, что Подо продолжит! Дед и мать грустно смотрели на него. Ния поцеловала сына в макушку. – Ни слова больше. Пожалуйста, – попросила она Подо и вышла. Джаннер молчал. Подо тоже. Даже швапы в мешке молчали. Наконец Подо откашлялся и произнёс: – Верь мне. Ты как две капли воды похож на отца. Он был прекрасным человеком. Он сражался и пал за нас. Ты, Тинк и Лили – наше достояние, и мы не хотим вас потерять… – Старик наклонился к Джаннеру и понизил голос. – Ради того, чтобы вы дышали, пролилась кровь, и если из-за этого тебе придётся пропустить игру в зибзи – значит, так тому и быть. Быть мужчиной – значит, в том числе, ставить собственные желания на второе место. Джаннер подумал про Тинка и Лили. Его по-прежнему угнетала мысль о том, что за ними вечно придётся присматривать, но всё-таки он любил своих младших. Он хотел быть добрым и храбрым, как отец… хотя его имя Джаннер узнал лишь пять минут назад. – Хорошо. Я постараюсь, – сказал он, не в силах взглянуть на Подо. Джаннер сложил рисунок и вопросительно посмотрел на деда. Подо одобрительно кивнул, и Джаннер осторожно убрал листок в карман. – Ну, парень, раз ты уже взрослый, может, вы втроём пойдёте на праздник, не дожидаясь нас с матерью? Нам ещё надо закончить кое-какие дела. Короче, ты главный. – Но мама сказала, что Лили не может… Подо рассмеялся: – Это уж я улажу. Просто не теряй сестрёнку из виду. А мы с матерью пойдём вслед за вами. Ну как, справишься? – Да, сэр, – ответил Джаннер и вдруг засомневался. Подо хлопнул ладонями по столу: – Вот и ладно. Но прежде чем пойти в город, выполни просьбу старого дедушки, – он протянул Джаннеру мешок со швапами. – Сбрось этих негодников с утёса. У Джаннера глаза полезли на лоб. – Что?! – Да шучу я, – с досадой сказал Подо. – Лили меня в жизни не простит. Старик полез в карман и, протянув Джаннеру три серенькие монетки, взял ещё одну оладью, откусил и громко рыгнул: – Купите себе чего пожевать. 5. Продавец книг, Пит Носок и городок Глибвуд Дети бегом пересекли лужайку возле дома, хоть мальчикам и приходилось равняться по Лили с костылём. Джаннер подавил желание предложить сестрёнке свою помощь: он уже давно понял, что та вполне способна передвигаться сама, а если ей вдруг что-то понадобится, Лили попросит. А ещё Джаннер знал, что хоть девочка и бурно отстаивает свою независимость, но в то же время от всей души желает, чтобы братья её подождали. Лили, даже хромая, двигалась удивительно быстро, и её братья перешли на рысь. Малыш, виляя хвостом, бежал рядом с Лили по тенистой тропе, которая вела к городку. Если бы у детей были хвосты, они бы последовали его примеру. До них уже доносился непривычный смех, а над верхушками деревьев порхали обрывки музыки. Джаннеру вдруг стало приятно, что ему доверили заботиться о младших. И он сам рассмеялся, подумав, как быстро у него изменилось настроение: несколько минут назад казалось, что ответственность – тяжкое бремя, а теперь он гордился своими обязанностями. Конечно, идти на праздник без старших совсем не то же самое, что плыть в одиночку в открытом море – но уж что поделаешь. Джаннер задумался, что скажет его друг, старый Оскар Ритип из книжного магазина, когда увидит их одних. Может, поручит ему какую-нибудь работу или разрешит взять домой побольше книг? А может быть, он наконец позволит Джаннеру читать книги, которые даёт взрослым – толстые, в старинных переплётах, лежащие на верхних полках. Мальчик улыбнулся. «Честно говоря, ответственность – это не так уж плохо». – Ну, что у вас там было? – спросил Тинк, когда они шагали по тропе. – Ничего. – В смысле «ничего»? – Тинк, казалось, был разочарован. – Тебе разве не всыпали? – Нет. – Значит, когда человеку исполняется двенадцать лет, он может нахамить и не получить за это? – Всё не так просто… – сказал Джаннер и вновь подумал об отце. Когда-нибудь, наверное, он покажет рисунок Тинку и Лили… – Поскорей бы мне стукнуло двенадцать, – с хитрой улыбкой сказал братишка, когда они повернули на Главную улицу. Джаннер тоже улыбнулся, но в глубине души ему было тревожно. «Эсбен. Эсбен Игиби», – подумал он. Теперь он знал имя отца и думал о нём как о живом человеке, а не как о тени, которая порой являлась ему во сне. Как правило, Джаннер редко вспоминал о нём, но когда другие дети говорили о своих отцах или спрашивали у Джаннера, почему он живёт со старым дедушкой, он чувствовал себя какой-то диковинкой. Лили и Тинк тоже. Все остальные глибвудцы выросли здесь, ну или поблизости. Но когда Джаннер спрашивал у деда или матери, откуда они родом, те молчали. Он знал только, что прапрапрапрадедушка Подо (прапрапрапрапрадедушка Джаннера) выстроил этот дом двести лет назад, когда Глибвуд представлял собой не более чем кучку хижин[4]. Теперь городок состоял из одной улицы, вдоль которой стояли немногочисленные дома. Слева от дороги находилась таверна Шагги с тёмно-зелёной вывеской, изображающей собаку с трубкой в пасти. Рядом стояло самое большое здание в городке – единственная в Глибвуде гостиница. Так на ней и было написано: «Единственная в Глибвуде гостиница». Шустеры, пожилая добродушная чета, содержали её в чистоте и порядке, а запахи, доносящиеся из кухни, заставляли весь городок глотать слюнки. Напротив расположилась парикмахерская господина Птица, а сам господин Птиц обычно спал в одном из кресел. Возле парикмахерской притулилась городская тюрьма – обычно на её крыльце стояли Клыки и оскорбляли прохожих. Раскидистые дубовые ветви нависали над улицей, давая желанное укрытие от летнего зноя. Дети с липкими от сладостей лицами сидели на деревьях, жуя конфеты. Везде, куда бы ни взглянул, Джаннер видел людей всех цветов и обличий. Женщины были в длинных просторных ярких платьях, а их спутники, пыхтящие трубками, щеголяли в дурацких круглых шляпах. Время от времени со скрипом проезжал экипаж, и его пассажиры самодовольно глазели из окон на толпу. Джаннер, Тинк и Лили (а также Малыш) брели по городку – мимо гостиницы (которая в это время года кишела постояльцами, поскольку, напоминаем, была единственной в Глибвуде), мимо цветочной лавки Феринии, мимо ветхого строения, приютившего магазин под названием «Книги и укромные уголки». В окне висела вывеска: Оскар Н. Ритип Хозяин, книготорговец, интеллектуал, ценитель всего красивого, странного и/или вкусного Оскар Н. Ритип, толстячок с короткой седой бородкой и заметной плешью, сидя в кресле-качалке и покуривая трубку, помахал детям с крыльца. В тщетной попытке скрыть лысину он зачёсывал жидкие волосы поперёк веснушчатой коричневой макушки. Ветерок шевелил длинную прядь, и она как будто тоже приветственно махала детям. – Привет, Джаннер! – крикнул Оскар, улыбаясь. – Здравствуйте, господин Ритип, – отозвался Джаннер сквозь шум толпы. Из окна за спиной у Оскара на детей смотрел низкорослый остроухий человечек. Зýзаб Койт был горностранником[5], которого Оскар приютил шесть лет назад, после того как вскрыл ящик, в котором рассчитывал найти присланные из Торборо книги. Однако внутри оказался истощённый и напуганный Зузаб.