Мне вновь снился Антон – мы целовались, лежа в белоснежном мягком снегу, и не чувствуя холода обнаженной кожей. А тьма лишь смеялась нам в спины. * * * После разговора с Катей Антон закурил – не нужно было это делать, но отчего-то его накрыло. Все и сразу: усталость, тоска, непонимание. И постоянный, терпкий страх – а вдруг Катя его не простила? Вдруг не смогла это сделать? До сих пор. Постель не была доказательством. Скорее еще одним приятным способом совместного времяпровождения, в процессе которого Антон с головой отдавался той, кого любил. А тут еще мать, Кезон, Алина. Опять ее принесло. При Кате. Еще несколько лет назад он и не думал, что Лескова станет ему чужой. Антон потушил сигарету и громко закрыл окно, напротив которого курил, уйдя в соседнюю пустую комнату, подальше от всех. Люди его бесили. В особенности – Арин. Какого… он опять притащил свою сестренку? Дверь без стука распахнулась и в темную комнату, в которую попадал лишь желтый свет фонарей за окном, беззвучной тенью скользнула Алина. Она приблизилась к Антону и хотела было коснуться его спины, а, может быть, прижаться к ней – как когда-то, но он резко развернулся. – Ты опять приехала, – не спрашивал, а констатировал Антон. Голос его был спокойным. А глаза – холодны. – Опять, – спокойно подтвердила Алина. – Как ты? Антон едва не дернул плечом. Но сдержался. Этот вопрос – и таким тоном – задают друзьям, которых давно не видели и по которым скучали. Они – не друзья. Они давно друг другу никто. – Что ты хочешь? – прямо спросил Антон. Алина смотрела в его лицо жадным долгим взглядом. Улыбнулась – ее накрашенные губы казались во мраке темными. – Тебя, – сказала она наконец. «Ты ведь знаешь». – Пока, – сказал равнодушным голосом Антон, будто и не слыша ее слов, и вышел из комнаты. Алина попыталась схватить его за руку – по ее венам точно яд разлили, но он легко высвободил свою ладонь из ее цепких пальцев и ушел, забыв на подоконнике пачку сигарет. Одну из них вытащила Алина – тонкая рука ее подрагивала. Арин застал ее сидящей на подоконнике и держащей в руке телефон. Лицо ее было отстраненно-холодным. – Довольна? – только и спросил он. – Не тебе меня судить, братик, – отозвалась Алина раздраженно. Арин посмотрел на нее, вздохнул, но все-таки сказал: – Может, пора перестать? – Перестать хотеть быть счастливой? Нет. К тому же у меня еще есть козыри в рукаве, – совершенно не весело рассмеялась девушка. – Ты же знаешь, что такие, как я, – не сдаются. И отлично умеют ждать. Она коснулась кончиками пальцев его длинных распущенных волос. – Ты ведь хочешь, чтобы твоя сестра была счастливой? Я хочу тебе счастья. А ты мне? Арин проигнорировал ее слова. – Не сдаешься. Хочешь счастья. Умеешь ждать, – лишь повторил он, глядя не на сестру, а в окно, на вереницу огней. – Поэтому скрашиваешь ожидание счастья с Кириллом, Лина? Линой он называл ее в детстве. Когда-то очень давно. Раньше ей это нравилось, потом стало раздражать. А сейчас вызывало улыбку. Однако в эту минуту Алина не улыбалась – казалось, только разозлилась на брата. То ли не хотела, чтобы он знал об этом, то ли не любила, когда он лез в ее дела. – Какая тебе разница? – дернув плечом, резко сказала девушка. – Я ведь молчу про всех тех дешевых девок, с которыми скрашиваешь свое ожидание счастья ты, братик. Все любуешься своей драмой? Давно пора понять: у каждого есть своя драма. Они замолчали. – Не счастья, – вдруг сказал Арин и медленно перевел немигающий взгляд на сестру. – Прошлое. Ты хочешь вернуть прошлое. – Я хочу вернуть любовь, – упрямо сказала Алина. – Страсть, – возразил ей брат. – Замолчи. Девушка вдруг ударила его по предплечью – с силой, со злостью, но он даже не шелохнулся, будто принимая удар на себя – вместо Кея. Деревья за окнами зашумели, одно из них хлестнуло веткой по стеклу. – Чем я хуже? – невпопад глухо спросила Алина. – Ничем, – сказал Арин. А она вдруг, поддавшись порыву, обняла брата. Арин не смог спросить, когда она уедет. Лишь обнял в ответ. Как в детстве. Алина пробыла в коттедже несколько дней и все это время Кей почти жил на студии, фактически не появляясь дома. Арину он ничего не сказал, предупредил лишь: – Следи за ней. Апрель Пришла весна и принесла с собой не только солнце и тепло, но и спокойствие. Я работала, училась, все так же ходила на курсы и ждала два грандиозных события – свадьбу Ниночки, ту, настоящую, на которой настоял Виктор Андреевич и, конечно же, приезда Антона. В январе и феврале я буквально бросалась на стену от тоски по нему – так плохо мне было, но в марте стало легче, к тому же пришло осознание того, что совсем скоро мы увидимся с Антоном. Я взяла себя в руки, собралась, под чутким предводительством Ниночки подстригла короче волосы, сделала маникюр, о котором раньше забывала, купила новое платье, чтобы почувствовать себя, как говорится, девочкой. Все шло хорошо. Алина и мама Антона не появлялись на горизонте. Иногда, правда, на меня накатывали некоторые приступы ревности. Мне не хотелось думать, что Лескова в любой момент может приехать к Тропинину. Да и поклонницы Кея раздражали. Иногда, когда я читала новости и комментарии в группе «На краю» в одной из социальных сетей, мне становилось смешно, а иногда – откровенно злобно. Безумно хотелось сообщить во всеуслышание, что Кей из НК – мой парень, но делать это, естественно, я не могла. Наши отношения были тайной для всей армии фанатов творчества группы. Изредка, правда, выплывала информация о том, что у кого-то из музыкантов есть девушка, но никто в это особо не верил. Большинство поклонников «На краю» считали, что их кумиры – свободны, как ветер в поле. Нину это веселило – еще бы, с некоторых пор она считала Келлу своей личной собственностью. О чем она однажды и поторопилась сообщить синеволосому по телефону. Тот обиделся и заявил, что это Королева – его личная собственность, а от него, такого невероятного и классного, зависит ее благосостояние. Естественно, они поругались и не разговаривали недели две, пока я буквально не заставила Журавль написать ему и помириться. Я продолжала переписываться и иногда разговаривать с Кириллом, и он все так же устраивал мне этакие экскурсии по тем городам, в которых бывал, что мне очень нравилось, и я все чаще ловила себя на мысли, что хочу путешествовать – в обязательной компании Антона. В феврале, правда, произошло одно показавшееся мне странным событие. Однажды в пургу к нам домой приехал курьер и вручил мне большую посылку, которую я открывала с потаенной радостью, думая, что это подарок от Антона. Подарок состоял из нескольких плотно закрытых коробочек. В верхней, белоснежной и круглой, пряталась целая радуга – разноцветные круглые конфеты, среди которых я нашла небольшую записку: «Спасибо, что ты есть, Катя. Это делает меня счастливее» – было написано в ней крупным размашистым почерком. На сердце тотчас стало тепло и радостно. Ничуть не сомневаясь, что это Антон, решивший меня порадовать, и не открывая остальные коробочки, я моментально набрала его номер. На то, что в записке – не его почерк, я не обратила внимания от радости. – Не стоило, Антош, – сказала я ему тихо. – Ты и так много для меня сделал. – Ты о чем? – спросил он удивленно. На заднем плане у него гремели ударные и бас-гитара. – Подарок… – Какой подарок? – еще больше удивился Антон. – Твой, – неуверенно сказала я. – С конфетами. – Я ничего не присылал, – твердо ответил Тропинин и поинтересовался: – Что за подарок? – Наверное, ошиблись, – тихо сказала я, пытаясь понять, от кого он. – Я не понимаю, о чем речь, но мне это не нравится, – заявил Антон. – Я сам хочу присылать подарки своей девушке. – Наверное, это недоразумение, – отвечала я, однако, вспомнив свое имя на записке, поняла, что никакого недоразумения нет.