23. Сама дура Рафис заехал за мной утром. Какой же он обалденно красивый! В тёмных джинсах, белой футболке, а поверх неё — светлой джинсовой рубашке. И финальный аккорд — те самые ярко-синие очки от солнца! Мама дорогая, сколько часов я провела перед тем его фото на обложку, где он тоже в очках, пытаясь угадать взгляд за этими стёклами! День выдался очень солнечным. Осень вокруг ещё радует разноцветием желто-багряных крон. Здания вдоль дороги словно подмигивают бликами окон. Мы заворачиваем на заправку. Под широким навесом солнце не тревожит, Рафис снимает очки, прежде чем выйти из машины. Вы же понимаете, соблазн слишком велик! Я прихватизирую рэйбаны и водружаю их себе на нос. Ну-ка, теперь где тут зеркало? А ничего так, мне тоже идут такие очки! Вижу, как Рафис качает головой с улыбкой от уха до уха, и показываю ему язык. Раф смеётся в голос. То-то! На душе легко, и мне хочется дурачиться. Закончив с заправкой, Рафис возвращается в машину: — Чудила, ну какая ж ты Чудила! Отдай очки. Отвечать не требуется, он сам забрал мешающий аксессуар и нежно, тягуче целует меня. И я радостно отвечаю, хотя губы всё ещё улыбаются. Поцелуй заканчивается слишком быстро: Рафис внимательно оглядывает меня, словно оценивая состояние до и после, а потом спокойно заводит машину и, выезжая на дорогу, ровно спрашивает: — Как прошёл твой вечер, чем занималась? Ну и что ему сказать? Вчера я долго думала о судьбе Арины и сумела успокоить свою глупую ревность. Я, конечно, не Арина, но она мне словно сестра, которой у меня никогда не было. И которой я всё же придумаю её женское счастье. И Рафис не Рафаэль. Я даже фото на обложку новую стала подбирать. Пока не нашла подходящее, но решение принято: мой кареглазый коллега в качестве «материала» для героя мне больше не нужен. Как только у меня получилось перестать отождествлять его с Рафаэлем, французский персонаж обрёл свой уникальный характер и собственную судьбу. Его образ наконец-то полностью сложился у меня в голове, и теперь написание книги станет гораздо проще. Зато сама история становится сложнее. Пусть Арина и общалась дистанционно с Рафаэлем после той первой мимолетной встречи в аэропорту, неделя реального общения в Париже — это очень мало, чтобы согласиться на замужество. Тем более с иностранцем. Тем более с перспективой переезда в другую страну. Героиня моей книги — рассудительная молодая женщина, а не какая-то вертихвостка. И потом, мужчина должен бы, по идее, познакомить её со своей семьёй, и сам приехать в Россию представиться родителям Арины... В общем, вчера за раздумьями поняла, что если уж писать настоящую жизнь, а не фэнтези с попаданкой, то лёгким романом тут не обойтись. Зато правдоподобно будет. Но всё это я Рафису сказать не могу. Не сейчас, по крайней мере. Вместо этого говорю лёгким тоном: — Читала, слушала музыку, размышляла. — О чём же, если не секрет? — Не о чём, а о ком. Об одной знакомой. Она познакомилась с фра.. эм.. с франтоватым иностранцем, и тот хочет, чтобы она переехала к нему, туда. А она говорит, что он слишком торопится, и не соглашается. Настаивает на знакомстве с родителями с обеих сторон... Там сложная ситуация. Рафис странно смотрит на меня, и снова сосредоточивается на дороге. — И что ты ей посоветовала? — Думать о себе, о том, что для неё важно. — Хороший совет. Универсальный. Мы паркуемся и вместе идём в магазин. Около лесницы к административной части Рафис, как и накануне, обнимает меня. Дождается, когда я сама тянусь к его губам. В этот раз, поцелуй другой — берущий. На секунду напрягаюсь, когда чувствую руки Рафиса чуть ниже поясницы, но не успеваю никак отреагировать. Его ладони ползут вверх по спине, губы впиваются в шею у ключицы. Жаркое касание языка к коже, и я плыву, забыв, где мы находимся, не сдержав тихий стон. — Раф... — Наталья Александровна! Возмущенный голос Валерия действует как ушат холодной воды. Или скорее, кипятка, так как я теперь вся горю. Ещё и от стыда. Ищу спасение в глазах Рафиса, но натыкаюсь на непроницаемый взгляд. И достаточно громкую реплику: — Горячая штучка! Он уходит, но почему-то не наверх, а в глубь магазина, а я ничего не понимаю. Что, вообще, происходит?! Разворачиваюсь и вижу Валерия, а за ним — почти весь персонал магазина. Почему они все здесь, до начала смены ещё полчаса?! — У нас планерка через минуту, тебе твой «Раф» разве не сказал? — это говорит Вика с кассы. — Или на разговоры времени не остаётся? Уезжаете вместе, приезжаете тоже. Быстро он тебя... «уговорил». Кто-то засмеялся. Вспомнили, как Рафис забрал меня с остановки. Гадкие реплики, снисходительные взгляды... Да они просто завидуют! А с Рафом я ещё разберусь, что за подстава с планеркой?! А вот сейчас сразу же и разберёмся! Решительно следую за коллегами, планерка у нас обычно около главного входа в магазин. Вижу, как Света, напарница Валерия по крупной бытовой технике, резко разворачивается и пытается преградить мне дорогу. — Наташ, не ходи туда! Эту фразу я слышу уже себе вслед. Около входа в магазин вижу спину мужчины, который нежно обнимает красивую молодую женщину в красном длинном плаще. Она отстраняется, и я узнаю её. Это та самая девушка с фотографии, которую я отправила иллюстратору. Но тогда этот мужчина... он... — Анжела, любовь моя, я по тебе скучал! Пара разворачивается и идёт в магазин. Не вижу, но физически ощущаю, как головы всех присутствующих поворачиваются в мою сторону. А у меня ощущение «дежавю». Я залипаю на синие стекла очков Рафиса, пытаясь разглядеть его взгляд. Почему так больно-то, кто-нибудь скажет мне? Я опять ничего не понимаю. В ушах знакомый шум — шуршат длинные юбки... Эх, Крыша, где же ты раньше-то была! Когда-то я уже описывала подобную сцену в одной из своих книг. Классика жанра: герой оказался мерзавцем, и впечатлительная героиня ударяется во вселенскую печаль, в гнев, истерику... Тут всё зависит от контекста. Самый подходящий момент для автора, чтобы добавить драмматизма, соплёй и стенаний. Читательницы-женщины сочувствуют барышне. Читатели-мужчины, если такие уникумы попадаются в поклонниках этого жанра, могут вдруг появиться в комментариях, но, как правило, с тем, чтобы проявить мужскую солидарность, а может, и жизненную мудрость, мол, «сама дура виновата». «Сама дура» — в моём случае это так. Впадаю в какой-то ледяной ступор. Слёз совсем нет, хотя глаза жжёт, словно в них песка насыпали. И дышать получается только маленькими, частыми порциями. Двигаясь на автомате, вежливо здороваюсь с новоприбывшей, планерку выстаиваю до конца. Оказывается, эта Анжела рекламный видеоролик будет снимать о магазине. Ну пусть, флаг ей в руки. По окончанию планерки спокойным шагом ухожу в свой сектор. Какую сейчас красивую технику для дома делают, вы бы знали! Украшение любого дома: яркие цвета, плавные контуры, тактильные панели управления! Электрочайники — вообще восторг. Хотя у меня уже есть один. Что-то я забыла, а зачем я сюда пришла? Ах да, тут «мертвая зона» видео наблюдения. Ноги перестают держать, и я опускаюсь на пол, привалившись к стеллажу. Словно со стороны отмечаю, что трясутся руки, а сама я дрожу всем телом. Вздохнуть полной грудью так и не получается, а воздуха явно не хватает, потому как ртом я пытаюсь глотнуть ещё хотя бы маленькую порцию кислорода, но никак, Кто-то пытается меня поднять. Это Света. Рядом с ней — Валерий. Почему у него такое странное, обеспокоенное лицо? Вспомнить не могу, мысли вертятся и ускользают. Мы на парковке магазина. Света что-то говорит про такси и отпуск. Спрашивает адрес, и я на автомате отвечаю. Машина едет, я смотрю в окно. Блики от окон зданий вдоль дороги злобно зыркают на проезжающие автомобили. Утром они казались приветливее, но почему — вспомнить опять не получается. — Да-да, всё в порядке, я, наверное, съезжу к родителям. Спасибо, Света,— слышу свой голос словно со стороны, но понимаю, что так и поступлю. Прощаюсь со Светой. Она настаивает, чтобы я позвонила вечером. Наконец, я остаюсь дома одна. Тихо-то как, все соседи по работам. Иду на кухню и натыкаюсь взглядом на гортензии... И тут меня прорывает. Бедные, нежные цветочки, вы ни в чем не виноваты! Как же я так ошиблась-то, а? Писатель, блин, знаток человеческих душ! С настоящими драконами в разы проще, они белыми и пушистыми не притворяются. Больно-то как, и лицо горит. Не успеваю утирать слёзы, сопли, слюни... А воет так тоненько кто? Неужели я?! Ноэмия в голове комментирует: «Вот тебе и драмматизм, душечка. Почувствуй момент, запомни ощущения, при случае — запишем!» Не до неё сейчас! Умываю лицо. В сумку летят вещи, самое основное. Ноут — в рюкзак. Одеваю кроссовки, куртку. Закрываю дверь, выставив банку с цветами в коридор подъезда. Авось, соседка пожалеет такую красоту и подберёт. Быстрее на вокзал. К маме, мне срочно нужно к маме! 24. Рафис: До и после — Сын, что с тобой происходит? Мама с беспокойством смотрит на меня, уперев локти в кухонный стол. Передо мной румяный яблочный пирог, мой любимый, а аппетита нет. Я думаю об аромате не печеных, а зелёных яблок, и горло сжимает судорогой. — Всё в порядке, мам. — Не обижай меня, я же знаю тебя. Тут что-то серьёзное.