- Думаю, это не моя беда. Я ведь даже не зову его – он сам приходит. И знает, что я замужем. - А почему твой муж один уехал? Не взял тебя с собой… - Так нужно. У него там… личные дела. Надя вздохнула. Она и не предполагала, какая это сложная штука – семейная жизнь. Таня больше не стала задавать вопросы – тепло обняла ее, поцеловала в щеку и, попрощавшись, вышла за дверь. Глава 33. Жизнь без души и сердца Как ни странно, Вася ждал Таню снаружи. Впрочем, она скоро поняла, с чего это он взялся ее провожать: хочет подмазаться, чтобы выведать тайны Надиного сердца. – Как праздники прошли? – начал он издалека, глядя прямо перед собой, а не на Таню. – Нормально прошли. Чего хотел-то? Давай уж прямо. Вася с готовностью подчинился: – Она с мужем поссорилась? – Я ведь не обязана отвечать на этот вопрос, правда? Он нахмурился: – Ты что-то хочешь за эту информацию? Таня остановилась и быстро, на эмоциональной волне, ляпнула: – Поцелуй взасос! – От меня?! – опешил Вася. – Нет, от Деда Мороза! – фыркнула Таня. – Шехонин, ты что-то хватку теряешь... видимо, и вправду влюбился. А я всё не верила... – Ты ерунду не говори. Загадай че-то реальное. Шоколадку, там, или шампанское... Таня цыкнула языком, этот диалог вызывал в ней какое-то странное чувство, больше всего похожее на веселую злость или злую веселость, с ноткой отчаянного азарта. – Бедная у тебя фантазия, Васька. Уж лучше бы халвы предложил или текилы... Только все равно это все зря. Я информацией про Надину личную жизнь не торгую. И не понимаю, зачем тебе нужно за нее платить. Спроси её прямо, да и все. – Ты не понимаешь, – махнул он рукой. – Это значит вскрыть карты. А она только потому меня и подпускает, что считает просто другом. – Думаешь, она не в курсе твоих нежных чувств? – усмехнулась Таня. – Это неважно. Главное, что карты не вскрыты и потому я могу быть рядом. Таня хихикнула в кулак и покачала головой. – Че ты ржешь? – Просто... не думала, что когда-нибудь увижу тебя таким. – Заладила... таким-таким. Покоя тебе мой имидж не дает... В последний раз спрашиваю, они поругались? – Спрашивай, сколько хочешь, я все равно не скажу. – Ну ладно... – со злостью пробормотал Вася, свернул в сторону и ушел, не попрощавшись. Таня спокойно дошла до дома, спокойно открыла дверь, спокойно сняла ботинки... а потом упала на диван и разревелась. Странно, это так странно и нелепо... Сдался ей этот глупый долговязый Ромео..! * * * Первые несколько дней дались Алексею нелегко, и долгая дорога отнюдь не способствовала его успокоению – наоборот, от нечего делать он без конца крутил в голове события той ночи и все глубже погружался в невыносимое чувство вины и раскаяния. Самое ужасное было даже не то, что он нарушил слово, данное полковнику Енисееву, и... чуть не совратил влюблённую девушку, а то, что он сделал ей больно – буквально разбил сердце, да к тому же умудрился сделать это несколько раз за вечер. Он понимал, что его отъезд тоже будет болезненным для неё, но не видел иного выхода из сложившейся ситуации. Ну как им сейчас находиться рядом, жить в одном доме, сидеть за одним столом? Ведь это будет то же самое, что ежеминутно задевать кровоточащую рану, причем рана эта у них обоих прямо на сердце. Ни разу Алексей не позволил себе подумать: "А может, черт с ними, с этими муками совести? А что, если так для всех будет лучше? Мы ведь... любим друг друга..." Это казалось ему малодушием. Романтическая любовь – понятие из лексикона молодежи, вроде Наденьки и ее подружек. А он – взрослый мужчина и должен мыслить иными категориями. Долг, благо, будущее. Ну какое у них будущее? Принцесса и телохранитель. А через двадцать лет она будет в самом соку – всего 41, а он – уже почти старик – целых 53! Нет-нет, он не вправе испортить ей жизнь, поддавшись эгоистическим желаниям и эмоциям. Друг-пермяк, майор в отставке Федор Константинович поначалу не обращал внимания на Алексеевы душевные терзания, предоставляя ему страдать молча и лишь время от времени отвлекая ностальгическими разговорами о прежних днях. Федор был уже дедом, и его первая внучка, трехлетняя Олечка, как раз гостила у прародителей. Это был настоящий ангел с золотистыми кудряшками, завораживающе огромными глазищами, нежным голоском и такими крохотными мягкими ладошками, что в Алексее все нутро переворачивалось, когда девочка прикасалась к его щеке или руке. Он баррикадировался изо всех сил, но в голову все равно прорывались предательские мысли о том, что у них с Надей могло бы родиться примерно такое же сокровище, и он обожал бы его до умопомрачения. Так же, как и саму супругу. Черт возьми, кажется, только теперь он до конца осознал, насколько его поглотило чувство к этой юной девочке... всего, без остатка. В его душе не осталось уголка, не занятого Надей. В его мозгу не было места, которым бы он не думал о ней. Но, как и множество раз в прошлом, он твердо решил направить это чувство на достижение максимально счастливой жизни для Нади. И в этой жизни нет места для него. Алексей очень понравился Оленьке – она практически не слезала с его коленей, постоянно лопотала своим сбивчивым, шепелявым говорком, заглядывала ему в глаза своими невыносимо прекрасными, чистыми голубыми озерами. Пробует свои чары, – думал он с усмешкой, но не испытывал ни малейшего неприятного чувства. Жена Федора – Елизавета Даниловна – постоянно отгоняла внучку от гостя, твердя, что она не дает ему спокойно вздохнуть, а Алексей мягко и вежливо отгонял заботливую бабушку и получал истинное удовольствие от общения с девочкой. Через пару дней ее все же забрали родители, и дом погрузился в тишину. Непонятно почему, она показалась Алексею гнетущей. – Вы тоскуете по внучке? – спросил он у друга. – Да, еще как! Дети придают смысл жизни. Лиза еще пару дней отдыхает да порядок наводит, а на третий мы уж с ней вместе вздыхаем: где там наша Оленька, скучно без нее. Ну, мы надеемся, что скоро у младшего тоже малыш появится – и будет у нас весело дольше и чаще. Алексей покивал понимающе. Мысль об этом так глубоко засела в его голову, что не проходило и дня, когда бы он не вспоминал о ней. "Дети придают жизни смысл"... это правда. Какие из своих достижений Алексей сможет продлить в веках? Что он сделал хорошего для вечности? А подарить кому-то жизнь – вот это достойное дело. И не просто жизнь, абы какую, а хорошую, в достатке, в любящей семье, с должным воспитанием и образованием. У него пока еще есть на это силы... ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Когда они остались в доме втроем, Федор стал замечать, как печален и задумчив его бывший боевой товарищ, и принялся потихоньку выспрашивать, что его гложет. Алексей отнекивался и отшучивался, но как-то после бани гостеприимный хозяин налил ему клюквенной настойки, они слегка накатили, и язык у гостя развязался. – Я, вот, Лех, все ж не пойму. Вроде и ты, но что-то не так... Ходишь угрюмый какой-то, как в воду опущенный. И не ври, что мне показалось – я обман за версту чую. Говори, влюбился, что ли? Алексей молчал, не мог выдавить из себя ни слова, но смотрел на Федора так, что тот и сам все понял. – Ну, эт дело хорошее. Это давно пора... – пробормотал с улыбкой хозяин, подливая гостю настойки щедрою рукой. – Ничего хорошего, – наконец хрипло выдавил из себя Алексей, опрокинув стопку в рот целиком и заев ее лимоном. – Да как так? В чем проблема-то? Замужем она, что ли? Алексей решил, что это отличный выход из затруднительной для объяснений ситуации и кивнул. Тем более, что это правда. – Ну, брат, такое бывает... А сама-то она того... любит тебя, что ли? – Да какая разница, Федь? Разве это что-нибудь значит? Если есть непреодолимое препятствие. Непреодолимое, с точки зрения порядочного человека. Какая разница, любит она меня или нет? – Ну, если у них детей нет, то, может... – Нет, – Алексей покачал головой. – Это тоже неважно. Не стану я женщину уводить из семьи. На чужой беде счастья не построишь. Ничего. Перетерплю как-нибудь. Да мне, может, поздно уже жениться-то, я ведь старый... – Ну ты скажешь, старый! – фыркнул Фёдор. – Чай, в Европах-то раньше и не женятся. – Ну и что? Они там и на площади перед храмом с голой ж*пой ходят – нам с них пример, что ли, брать? Федор усмехнулся в пышные седые усы: – Ты, брат, не передергивай. Жениться тебе надо обязательно. Не на этой, так на другой. Кому ж и продолжать род русский, как не тебе и таким, как ты? – И чем это я таким заслужил? – Ты на комплименты не напрашивайся, чай, не барышня. А старому товарищу на слово поверь. Даю тебе год. Не женишься – приеду и такого леща тебе выпишу – полетишь до самого Дальнего востока, – и добродушно рассмеялся. Но гораздо больше, чем в делах сердечных, Алексей хотел получить от него совет по поводу работы в полиции, потому что Фёдор работал там несколько лет. – Да, грязная работенка, – прокряхтел тот. – Там, конечно, особый склад личности нужен. Жесткий, безжалостный. С другой стороны, если с бумагами сидеть, но... Я тебе так скажу: если альтернативы нет, как у меня не было, можно и поработать – не сломаешься. Ты ж не барышня какая. Но если есть альтернатива, то лучше, конечно, избежать. Я, чесслово, еле пенсии дождался. Все это подтверждало мысли Алексея. Он и сам не знал, что хотел услышать от товарища по службе. С одной стороны, было очевидно, что ему надо перестать сидеть дома и созерцать свою молодую супругу целыми днями. Обедать с ней, читать, вести приятные беседы на лавочке по вечерам – все это сбивает его с намеченного пути, приучает к ее обществу, дарит иллюзию, что так будет всегда. Из-за этого они и сблизились настолько, что теперь тяжело отрываться друг от друга. Приходится резать ножом, да что там, еще немного – и понадобится пила. Вот сейчас он в тысячах километров от нее – и от этого ноет сердце. Она же там одна – маленькая, беззащитная, глупенькая девочка. Алексей, конечно, наказал отцу присматривать за ней, но из него тот еще защитник. А еще – очень не хватает ее голоса. И улыбки. И нежных рук. Про поцелуи он запрещал себе думать, хотя и чувствовал до сих пор ее опухшие губы на своих губах, как будто их там огнем выжгло и навсегда останутся шрамы. Наденька..! Она часто снилась ему. Непозволительно часто. Практически каждую ночь. Не всякий раз они целовались, но нередко. И столь сладко от этого замирало сердце, что по пробуждении хотелось вырвать его, чтобы оно не болело так сильно и безнадежно. Во сне Надя опять и опять умоляла его отбросить предрассудки. Плакала и твердила, что любит его, что не сможет быть счастлива ни с кем другим. Он не верил ей: она молода, конечно, влюбится еще не раз. А вот сам он, конечно, пропал безвозвратно. Потому что никогда раньше не встречал он такой девушки и уже никогда не встретит. Его судьба – быть вечно преданным ей, без надежды на счастье, кроме счастья видеть её счастливой. В общем, ему необходимо отлепиться от своей возлюбленной супруги и заняться чем-то, что сможет хорошо отвлечь его от мыслей о ней. Самый простой путь – обратиться к майору Шехонину. Там Алексей быстро разберется, что к чему: полиция от армии мало чем отличается – и сможет основательно погрузиться в новую деятельность. Но и минусы очевидны. Заслышав их с Федором разговоры, Елизавета Даниловна тоже подключилась к обсуждению, принявшись охать: – Ужасная работа! Тяжелый график! Бумаг писать без меры, Федя постоянно уставший был, злой. А про командировки в горячие точки я вообще молчу... Все это не особенно воодушевляло Алексея, но другого пути он пока не нашел. Федор предлагал ему открыть какую-нибудь лавку: скажем, рыболовный магазин или ларек с пирожками, но Родин совсем ничего не смыслил в торговле и боялся вкладывать в это накопленные деньги, на которые они всей семьей смогут еще долго жить, ни в чем себе не отказывая.