— Ни одного еврея в Москве не осталось! — констатировал длиннолицый. — Прям как в 41-м! Эти крысы чуют, когда надо бечь! — Что ж они из Польши в 39-м не сбежали? — возразил Пестель, хоть он сам имел немецкие корни, но обвинения в адрес детей Сиона стали раздражать. — Их Гитлер обманул! — уверенно заявил длиннолицый. — А у нас Босянин всю свою кодлу в Израил увез! Они там сейчас прожирают наше бабло! Он нарочито произнес: «Израил» без мягкого знака. — В правительстве Москвы не одни евреи были! Там даже татарин был! — уточнил Пестель. — Тоже еврей! — выкрикнул длиннолицый. На них стали оборачиваться. Волей-неволей Пестель становился объектом внимания, чего терпеть не мог. Он всю жизнь был тенью Пестеля. Незаметный и тихий. Пока не появилась Диана. До романа с Тоболовым на всех корпоративах она танцевала исключительно с ним, вытаскивая его из всех его укромных уголков. Обычно он садился в самом конце стола, если стол был один, а если столов было много, ищи его в самом отдалённом и темном углу, не ошибешься. Диана находила его везде. — Алекс! — кричала она на весь зал. Не веря своему счастью, он танцевал с ней танец за танцем, иногда по 3 медляка подряд. Он был без ума от красотки. А когда она просила оценить ее новые духи и откидывала локон с ушка, красиво изгибалась и приближала к нему свое нежное место под ушком, Пестель разве что не терял сознания от счастья. Диана, несчастная моя Диана. Всеми брошенная и забытая в огромном городе. Что, если ее нашли бандиты и теперь возят в своей ужасной клетке? Он помотал головой. Нет, он ее спасет. Да, вот именно он, сам всего лишенный, без денег, без транспорта, он идет по полным смертельными угрозами улицам, имея в кармане грязный скальпель. Я обязательно дойду, обещал он мысленно. Я всегда буду рядом, Диана. Клянусь. Ты только дождись. Манежная площадь кишела людьми. Здесь людские потоки стекались и соединялись сразу с нескольких улиц: Манежной, Моховой и Тверской. Из авто динамиков гремели кавказские мотивы под низкочастотный гул барабанов. В Кремлевском проезде стоял безразмерный бегемотообразный внедорожник, перегородивший дорогу людскому потоку, судя по размерам и наглости, царь-машина всех кавказцев. Все дверцы были открыты нараспашку. Изнутри доносилось знакомое «Я без тибя ни магу!». В салоне коренастый парень восточного типа, темный курчавый, и восточная же девушка пили из высоких бокалов, закусывая одуряюще пахнущим шашлыком. В гуманитарке они явно не нуждались. Девушка заметила чужие взгляды (хотя тогда для чего они настежь пооткрывали дверцы авто) и злобно устаивалась на смотрящих. — Узлипат! — позвал ее парень. У девицы снова проступило милое личико. Все изменения произошли мгновенно, но проявившаяся злоба никуда не делась, она искусно спряталась внутри. Повезло парню, подумал Пестель. И имя соответственное. Узлипат. Все бабы б… Кроме Дианы. — Что за явление Христа народу? — недовольно произнес длиннолицый. На его слова откликнулся шедший рядом то ли узбек, то ли таджик. — Машин хозяина Москва! — с неподдельным уважением произнес он. На слова обернулся бородач, явно уже из кавказцев. — Чу! — коротко одернул он таджика (узбека), и тот испуганно затих. Так Пестель узнал о градации мигрантов. Раньше он думал, что все сумиты равны между собой. Но где раньше и где он сейчас! Несколько идущих кавказцев продолжили тихий разговор, искоса поглядывая на пассажиров автобегемота, и имевший непосредственное к ним отношение, но Пестель не понял ни слова. Рэд Сквер. Перед выходом на площадь многочисленный отряд непонятных людей в разношерстном камуфляже, вооружённых автоматами, останавливал все легковушки, ещё остающиеся в толпе. Хозяева вполголоса возмущались, но подчинялись, и куча оставленных по обочине машин все росла. При виде площади Пестель непроизвольно ахнул. Вместе с ним и другие начали вскрикивать и восклицать. У некоторых началась форменная истерика. Площадь кишела людьми. Тысячные толпы непрерывно дефилировали в разных направлениях. Могучий людской ор стоял над толпой. Если кто терялся, то найти было нереально. Вселенский хаос. Толпа понесла Пестеля, хотя он этого отнюдь не жаждал. Природная осторожность говорила ему, на фига ты сюда приперся! Его несло и несло, пока людской поток впереди неожиданно не разбился надвое, огибая некое препятствие. Пестель оказался перед странным сооружением. Усеченный конус высотой метра полтора насыщенного терракотового цвета. На конусе еще на метр возвышалась конструкция из пригнанных друг к другу разноцветных и разно фигурных блоков. Творение выглядело полнейшей дичью на фоне происходящего столпотворения. Пестель и не знал, что на площади разрешено устанавливать скульптуры. Хотя после установки на Болотной площади большой кучи посеребренного гавна по личному распоряжению Босянина уже ничему не удивлялся. — Отойти от газгольдера! Пестель не сразу понял, что обращаются к нему. — Эй, дрыщ! Тебе говорю! — мужик с автоматом кричал ему сквозь толпу. Только тут Пестель понял, что остальная толпа так и валит вокруг, один он стоит как пень. Не очень-то и хотелось. Тут произошло непредвиденное. Доселе сидевшая тихо Шуша должно быть обнаружила скрепленный стиплером порез на сумке и расширила его своим вездесущим носом. Не успел Пестель пасть раскрыть, как шиншилла выметнулась из сумки, одним прыжком взметнулась на постамент, а потом повернулась на 90 градусов и залихватски втерлась в узкую щель между блоками. — Назад, дура! Пестель рефлекторно сунул руку вслед. И сразу почуял дискомфорт. Да что там дискомфорт. Его пару раз било током, когда он чересчур смело пытался починить неисправную розетку, и сейчас он испытал нечто подобное. Нет, его не дергануло в прямом смысле, но рука завибрировала так, что это передалось всему организму, даже зубы клацнули. Он отдернул руку. Да черт с ней, с Шушей, всё равно бы сбежала. Хоть и жаль дуреху. Она же совершенно не приспособленная к реальной жизни. И этой самой жизни на воле ей отпущено ровно 5 минут, пока кот не поймает или машина не переедет. И он бы ушел, но тут застрявшая и не имеющая возможности вернутся Шуша жалобно заверещала внутри газгольдера. Пестель замер. Надо было что-то делать. Давешний мужик уже пер к нему сквозь толпу, но толпа была встречной, и пара минут у Пестеля была в запасе. Инженер должен знать все, вспомнились слова Еврея, который не был евреем. Пестель бегло осмотрел конструкцию, чем-то напомнившую ему игру тетрис, которую он терпеть не мог. Ему были знакомы подобные системы. Вся конструкция держалась на одном единственном блоке, достаточно было его найти. Но как? Блоки шипели и бились током. Бой был не смертельный, но неприятный и болезненный. Аж в голове темнело. Мрак. Чего там говорить о Шуше. Бедный зверек жалобно верещал на все лады. Плакал как дите малое. Терпи, Декабрист, подбодрил он себя. Разные схемы крутились в голове, словно шахматная партия прокручивалась. — Ну держись теперь! Сам виноват! — донеслось совсем рядом. Пестель, прагматик по жизни, раньше был уверен, что такое возможно лишь в кино, но именно в этот последний момент, когда еще можно было что-то предпринять, он и увидел то самое единственно верное решение, тот самый единственный блок, который должен был сохранить подвижность по всем расчетам, и которые он произвёл с немыслимой скоростью с помощью не калькулятора, а исключительно в собственной голове. Газгольдер[32]. Блоки были самые разные. Прямоугольные, Г-образные, дуги. Различались так же по цвету. Вся конструкция празднично переливалась как новогодняя елка. Блоки сидели не плотно, и между ними располагалась куча ходов, в одном из которых и сидела поздно понявшая свою ошибку Шуша. Пестель, заглядывая в них узрел в одном движение. Обрадовался преждевременно. Это была не Шуша, просто он сам отразился в одном из блоков. Все окружающие блоки были матовыми, а этот зеркальный. Охранник хрипел и ругался уже рядом, времени на сомнения не оставалось. Пестель сунул руку и не обращая внимания на болезненные ощущения, в руку точно раки впивались по очереди, обхватил зеркало и потянул. Его и тянуть не надо было. Зеркало легко освободилось и легло ему в руку. И уже следом полезла острая мордочка шиншиллы. С торжествующим криком над плечом взметнулась рука охранника. Пестель ловко ушел вниз и вбок. Тушка Шуши кубарем свалилась ему на спину. Пестель ввинтился в толпу. Его пихали и лягали. Но судя по стенаниям и проклятиям точно так же «встречали» и преследователя. Охранник попался упертый или идиот. Бежал за ним долго и упорно. Но Пестель, молодой и худой, оторвался от него и теперь даже мог выбирать направление, двигаясь в сторону мрачного багрового здания исторического музея. В толпе тем временем атмосфера накалялась. Не видя ничего, что напоминало бы гуманитарную помощь, люди вели себя все более развязно и агрессивно. Пока бежал Пестель наткнулся на 5 или 6 газгольдеров, аналогичных первому. Люди направили свою разочарованность и злобу и на них. Отовсюду доносился звон безжалостно выламываемых блоков. На бок опрокидывали и сами газгольдеры. Это было опасно, и Пестель напрасно пытался предупредить об этом. Исторический музей был естественно закрыт. Добравшись до него, Пестель не нашел ничего лучше, как взобраться на балюстраду боковой лестницы. Теперь он мог видеть всю площадь целиком. Его поразили 2 вещи. Это море голов и количество газгольдеров. Газгольдеры возвышались на всем протяжении площади, подчиняясь строгому геометрическому порядку. В этом было что-то завораживающее и жутковатое одновременно. Словно при виде вставшей на хвост очковой кобры. Отовсюду доносился звон и треск. Где могли люди валили газгольдеры наземь. При этом газгольдеры окутывал то ли дым, то ли пар, и варвары на время разбегались, пережидая. Во время бега Пестель забыл про зеркало и так и пронес его в руке. Он разжал руку и увидел, что только теперь это никакое не зеркало, а багровый кусок камня, на котором возникла пунктирная линия. Он еще подумал, когда это зеркало успели подменить, как вдруг пунктиры стали поочередно исчезать, а линия стремительно укорачиваться. Все это походило на некий отсчет, да и Шуша на плече вдруг отчаянно заверещала. Пестель стал кричать: