Уходя, оглянулся. Что осталось от великой космонавтики? Обоссаный глобус, расписанный под хохлому? Он толкнул тяжелые в своей бесполезности расколотые двери и вышел на улицу. Сразу за дверями, прижавшись спиной к стене, сидел мертвый здоровяк. Рука прижата к животу, а весь живот красный от крови, мокрая майка обвисла точно набравшая воды половая тряпка. Пестель в ужасе огляделся. Никого. Только ветерок полощет ряд флажков. Здоровяк неожиданно открыл глаза: — Все из-за тебя, сука! — обвинил он. — Почему из-за меня? — не понял Пестель. — Они б меня не тронули, если бы не ствол! — Кто они? — Пестель ошибочно решил, что если у покойника широко открыты глаза, то он продолжает с тобой разговаривать. Никогда еще Пестель так быстро не бегал. Зоомагазин. Садово Кудринская 21. Зоомагазин находился в одноэтажном пристрое к жилому дому. Пестель ни за что не пошел бы туда, если его бы не привлекли писк и верещание зверушек. Он прошел короткий тамбур и вошел в торговый зал. Боже мой! От умиления и жалости на глазах у него выступили слезы. Клетки были тесно набиты шиншиллами. Ушастые зверьки как по команде с надеждой уставились на него темными бусинками глаз. Шиншилла особенное животное. Похожа на большую пушистую мышку. Мех у нее настолько плотный, что не терпит воды, и купается зверек в пыли. Десятки мышат разных полов и размеров налезали на решетки со стороны Пестеля, раззевая крохотные пасти. Они не ели и не пили вторые сутки, они хотели воды, они хотели орешков и сена. В течение дня их выпускали из клеток в специальный вольер побегать-они соскучились по бегу. Они вытягивали хрупкие гибкие тела, они тянули крохотные лапки, настолько неразвитые, что не могли удержать целый орех. И глаза. Они смотрели прямо в глаза Пестелю, даже не так, они смотрели ему прямо в душу, словно обвиняя. Вы привезли нас с нашей родины, вы заперли нас в клетках, а теперь еще и не кормите. Да, вы начали войну, но кто позаботиться о нас? Мы словно малые дети, мы погибнем без вас, пока вы занимаетесь своей дурацкой войной! Пестель подошел к клеткам. Шиншиллы опасливо отошли к противоположным стенкам. Клетки закрывали крохотные замочки, когда он пытался их сорвать, шиншиллы опасливо приблизились и доверчиво нюхали ему пальцы. Он ничего не мог сделать даже с этими чисто декоративными замками. Работа в офисе сделала его безвольным и слабым. Шиншиллы нетерпеливо пищали. — Я сейчас помощь позову! — сказал Пестель, словно они понимали, а может, на самом деле понимали. Он вернулся на улицу и о счастье-ему повезло. По улице шел мужчина и катил магазинную тележку, набитую пакетами и мешками. — Товарищ, помогите! Там шиншиллы погибают! — взмолился Пестель. — Шиншиллы? Товарищ повернул к нему лицо, неприятное, словно на нем застыла маска злобы. Возможно это была какая-то мимическая болезнь, но от ответного взгляда Пестеля лицо его искривила неприкрытая ненависть. Безусловно он понимал, какие чувства вызывает его перекошенная физиономия, и это злило его. По привычке оправдывать все и вся Пестель рассуждал так, что беднягу можно понять и простить. Тяжело ему носить эту адову печать на лице, ловить на себе не всегда тактичные взгляды, слушать неприятный шепоток за спиной. Товарищ решительно отодвинул Пестеля и вошел в магазин. Огляделся. — Там замки! — подсказал Пестель. — Замки! — снова односложно произнес товарищ. Проигнорировав клетки с малышами, он пошел к клетке с взрослыми особями. Красивая пушистая шиншилла подбежала к решетке и поднялась на задние лапки, открыв рыхлое беззащитное брюшко. Усики забавно дрожали, самочка пыталась просунуть нос между прутьями. Гражданин вытащил из-за пояса короткий топорик. — Вы только осторожнее! — взмолился Пестель. Замок тренькнул, отлетая. Гражданин взял доверчиво приблизившуюся шиншиллу, поднёс ближе и осмотрел. Самочка дрожала и трясла усиками. В следующее мгновение гражданин прижал шиншиллу к столу, заправски хекнул-и снес ей головку одним ударом. Остальные шиншиллы заверещали и попытались сбежать, но палач захлопнул клетку. Не обращая внимая на струящуюся кровь, он прикидывал размеры обмякшего тельца. — Это же сколько на шубу надо? Сотню таких доходяг! Парализованный ужасом Пестель безмолвно смотрел на отрубленную головку с бусинками глаз. А палач тем временем приоткрыл дверцу клетки, в которую в панике лезли сразу несколько шиншилл, ловко выхватил одну, остальных запихнул обратно. Самочка дрожала и верещала, но гражданин знал свое дело. Раз-и голова зверька в алой пене летит на пол. Будто всю жизнь только тем и занимался, что головы рубил. Гражданин уже доставал следующего зверька. — Большие все мои! Тебе мальки! Забирай! — буркнул палач, прижимая трепыхающегося зверька, кричащего как дитя. А ведь он так всех порубит, понял Пестель. Убьет всех… для своей шубы. А я ничего не могу. Не научен защищаться и защищать. Трус. Его охватила тоска. Она затопила его целиком. Он даже не мог дышать. Снова сверкало зловещее окровавленное лезвие. Он должен был умереть в эту секунду, но, чтобы не задохнуться, закричал, завопил что есть сил, выбивая из глотки кроме забившей пробки еще что-то существенное, некое табу, ограничитель, который был там у него всегда. Нельзя ни во что вмешиваться. Если ты можешь предотвратить нехорошее-лучше спрячься. Если у тебя есть возможность вмешаться-беги прочь. Ты никто, а кругом страшно. Страшно жить. Теперь все это вдруг разбилось в нем вдребезги. Словно атомный взрыв внутри случился. Отчаянно визжа, он врезался в палача и стал сучить кулачками, и тот легко стряхнул его с себя, замахнулся топором, но Пестель врезался в него телом, опрокинул вместе со столом. Клетки полетели на пол. Палач в отвращении вопил, мохнатые шиншиллы ползали у него по лицу. Он подхватил одну самку-обалденной серой расцветки, и достал нож, размахиваясь и готовясь всадить ей в нежное беззащитное брюшко. У Пестеля окончательно все перемкнуло и он, подхватив железную клетку обрушил на ублюдка. И бил до тех пор, пока окончательно не вбил злое выражение гада ему в злокозненную башку. Он сидел на полу в полной расслабленности и гладил молоденькую шиншиллу в пышной серой шубке, а она смотрела на него преданными бусинками черных глаз. 14. Днюха Рэд Сквер. Ночь на 6 ноября. Первым пришел в себя и начал командовать как положено генерал Ярославский. — У меня 2 вопроса, — начал он. — Что это было? И что происходит сейчас? К этому времени стрельба снаружи поутихла, а экспериментаторы пришли в себя, исключая обоих операторов убитых наповал. Все сняли разбитые и ставшие ненужными маски. Солдаты подняли уцелевшее оружие, Данлопп наоборот свое спрятал. Так как генералу никто не ответил, он указал на программатор с монитором и спросил: — Академик Цимесов! Запускайте свой аппарат! Вид академика в разбитых очках был жалок. — Я не умею! — тихо произнес он. — Какой же ты на хер академик, мать твою ети! — не выдержал генерал. — Кто-нибудь разбирается в аппарате? — Я попробую! — раздался чей-то голос, и как ни странно, он не принадлежал Вершинину, а говорил Данлопп. Он присел на корточки к монитору, на котором рисовались красивые синусоиды-и треснул по нему кулаком. — Ну и я так умею! — недовольно произнес генерал. Однако линии на экране исчезли, и на нем возникла картинка с саркофагом. Если бы люди не были контужены в той или иной степени, то снова возник бы ажиотаж. Саркофаг стоял цел и невредим, причём робот объехал его со всех сторон. Даже сдвинутая крышка встала на место как влитая. — А что же так бункнуло? — не выдержал Вершинин. — Из него явно что-то вырвалось! Не зря же там была перестрелка наверху! — Жебраков! — гаркнул генерал. — Вы связались с постом наверху? Тот не связался. — Почему я должен за вас всех думать? — крикнул генерал, теперь без маски ему орать стало гораздо сподручнее. — Немедленно звоните на пост! А вы… как вас там… Данлопов! Прокрутите камеру назад, на момент взрыва! Все занялись своим делом. Капитан связался с постом.