— …Даже если ты трахаешь его, Джон, или сосёшь его член, когда он попросит, или что там ещё, чёрт возьми, происходит с вами обоими… ему всё равно. И ты это прекрасно знаешь. Я знаю, что тебе это известно. Я просто не понимаю, почему ты всё равно позволяешь ему втянуть тебя в это дело. Ты должен знать, что он хочет видеть тебя там только для того, чтобы использовать твою связь с Касс. Джон отмахнулся от слов собеседника, чувствуя, как его челюсти напряглись. — Ну и что? Почему ты думаешь, что меня это не устраивает, Врег? — Ты хочешь умереть, — обвинил его Врег ещё более холодным тоном. — Ты хотел умереть с тех пор, как мы сюда приехали, Джон. Даже до этого. В тех проклятых канализационных трубах. Во время полёта из Лэнгли. Ты предпочтёшь винить себя за то, как они тебя использовали. Ты предпочтёшь сделать это, но не проживать чувства, вызванные случившимся с твоей сестрой. Ты предпочтёшь умереть, лишь бы не чувствовать это. И не рисковать тем, что это может случиться снова. Джон покачал головой и щёлкнул языком. — Ты выискиваешь в этом слишком много подтекста, Врег. — Чушь собачья! Всё, что мы делаем сейчас, имеет значение! Всё! — Иисусе. Не слишком драматизируешь, нет? — сказал Джон. — Ты грёбаный командир, Джон, — прорычал Врег, хлопнув ладонью по стене. — Ты — первое имя в человеческом Списке Смещения… или об этом ты тоже забыл? Когда Джон снова щёлкнул языком, Врег повысил голос, вкладывая в свои слова свет. — Ты не можешь позволить себе роскошь такого эмоционального самобичевания, Джон! Ты слишком важен, чтобы быть убитым в ходе личной вендетты Меча. Даже если это будет похоже на некий катарсис для вас обоих, вы не можете так поступить. Люди нуждаются в тебе. Или ты слишком эгоистичен, чтобы переживать из-за них? Джон повернулся и впервые посмотрел ему прямо в глаза. — Я еду в Нью-Йорк. Люди там, Врег! Не здесь! — Хрень полная, — челюсти Врега сжались. — Ты едешь с Нензом. Тебе на них наплевать. Не притворяйся, будто тебе есть до них дело. Они ещё ни разу не приходили тебе на ум. Джон начал было отвечать ему, но замолчал, чувствуя, как его пальцы сжались в кулаки, прежде чем он успел их остановить. Но слова Врега не вызвали в нём никаких чувств, вообще никаких. Всё, что он мог чувствовать, — это желание, чтобы другой видящий заткнулся и убрался отсюда. Гнев кипел в его глазах, но его сердце было странно замкнутым, отдалившись от другого мужчины так, как он не мог себе представить даже несколько месяцев назад. Ему было трудно даже смотреть на лицо Врега. — Мне очень жаль, Врег, — сказал он наконец, тяжело дыша. — Правда. Я знаю, что тебе это не нравится, но я не собираюсь менять своё решение. — А если это убьёт меня? — сказал Врег. — Если я умру в ходе твоей миссии очистить себя? Для тебя это теперь приемлемый исход, чёртов ты щенок? Или тебе ещё не приходило в голову, что такое возможно, учитывая, кто мы друг для друга?.. — голос Врега зазвучал холоднее, когда он сделал шаг ближе к Джону. — Или мне следует сказать, кем мы были друг для друга? Учитывая, что теперь Ненз держит тебя за член? Джон почувствовал, как его челюсти напряглись ещё сильнее. Толкнув чёрную спортивную сумку дальше на сиденье викторианского кресла, чтобы он мог сесть на край, Джон опустил свой вес и закончил застёгивать ботинки, нажимая на органические защёлки, чтобы зафиксировать их на месте вокруг икр и лодыжек, как только просунул ступни на место. Он чувствовал на себе взгляд Врега и его свет, но всё, что он мог сделать — это закрыться и от того, и от другого. В любом случае, он не мог врать себе по поводу одного факта. Ему не терпелось как можно быстрее убраться из Сан-Франциско. Врег издал невесёлый смешок, но Джон услышал в нём только гнев. — Да, — сказал мускулистый видящий. — Катись и ты нах*й… брат. Джон покончил со вторым ботинком и поднялся на ноги. — Позаботься об Элли, Врег, — сказал Джон, ненавидя бесцветность своего голоса, но ничего не мог с этим поделать. Он не поднял глаз и не открыл свой свет. — Я вернусь, если смогу. Я обещаю тебе. — Ага. Врег, казалось, хотел сказать что-то ещё, но промолчал. Молчание сделалось насыщенным, пока Джон оглядывал комнату, пытаясь отвлечься и обдумать всё, что мог забыть. Однако когда это молчание затянулось, он ничего не смог с собой поделать. Он посмотрел на Врега. Обсидиановые глаза Врега встретили его взгляд, не дрогнув. В них стояло недоверие. Недоверие и что-то вроде шока, какое-то потерянное выражение лица — но ничто из этого не смогло замаскировать парализующую боль, которую Джон мог одновременно чувствовать и видеть под этим более интенсивным покровом гнева. Джон никогда раньше не видел видящего в таком состоянии. Выражение его лица ударило по нему, едва не сломав щит, которым он накрыл свой свет. Пока Джон не оттолкнул и это тоже. — Удачи тебе, брат мой, — пробормотал он, не поднимая глаз. Засунув руки в лямки сумки, Джон перекинул её через плечо. Он повернулся спиной к другому мужчине, потянулся к старинной фарфоровой дверной ручке и повернул её в сторону, чтобы открыть дверь. Он вышел из комнаты, борясь с внезапной теснотой в груди и пытаясь отдышаться. Врег не последовал за ним. Глава 19 Последний разговор Джон сидел на металлическом складном стуле в подвале викторианского дома. Это должен был быть последний «разговор» перед отъездом из Сан-Франциско. Не совсем планировочная сессия, по крайней мере, судя по тому, что Джон мог уловить из мыслей окружающих — большая часть оперативного планирования уже завершена — но это и не будет просто ободряющей беседой. Джон никогда раньше не участвовал вместе с Ревиком в военных операциях, по крайней мере, в тех, которыми элерианец руководил лично. Он был с ним, когда они вырвались из той тюрьмы в горах Кавказа, и когда Дитрини тащил их через канализацию. Это не походило на те ситуации. Это казалось безгранично далёким от той операции извлечения в Сан-Франциско, и не только потому, что Элли не планировала всё вместе с ним. Прошло меньше часа с тех пор, как он оставил Врега. Металлический складной стул, на котором сидел Джон, занимал чрезвычайно малую часть пространства с низкими потолками, усеянного по меньшей мере двумя дюжинами точно таких же стульев. В самой комнате были мягкие полы и стены, поскольку она использовалась в качестве тренировочной площадки для mulei. Джон сидел в группе других видящих, рассевшихся полукольцом вокруг Ревика, который расположился лицом к ним на таком же складном стуле. Стул казался странно маленьким под длинными ногами Ревика, несмотря на то, что он сидел совершенно прямо, прислонившись к спинке, и держался со своей странной точностью. Все видящие, включая Ревика, носили одежду, более или менее похожую на ту, что надел Джон. Чёрные бронированные рубашки свисали поверх бронированных штанов. Более толстые бронежилеты обтягивали их торсы поверх рубашек, с боковыми и плечевыми кобурами для оружия, а также карманами и мешочками для магазинов, сигнальных ракет, наладонников и всего остального. Ревик положил лодыжку боком на противоположное бедро, а ладонь опустил на ногу чуть выше колена. Его пальцы казались длиннее и белее, чем помнил Джон, контрастируя со всей этой чёрной бронированной одеждой, а также с тёмно-зелёными стенами отделанной органикой комнаты и с его чёрными волосами. Большая часть мебели была разобрана, осталось только зеркало позади Ревика, удваивающее их численность и умножающее пустоту вокруг того места, где они сидели. У стены возле двери лежала груда чёрных вещевых мешков — единственные вещи, оставшиеся в комнате, кроме складных стульев, напольных матов и самих видящих. Джон поймал себя на том, что наблюдает за Ревиком, как и все остальные. Несколько долгих минут Ревик ничего не говорил. Он наблюдал, как несколько опоздавших вошли в комнату и заняли в тишине свои места, оставив сумки на куче в углу и прокравшись внутрь со слегка виноватым видом. Джон наблюдал за прозрачными глазами Ревика, пока тот изучал все их лица. Он задавался вопросом, думает ли Ревик о том, что он собирается сказать, или же считает головы и тела, чтобы напомнить себе их количество, либо чтобы определить, все ли наконец прибыли. Возможно, он размышлял о тонком балансе между тем, кто ему был нужен в Нью-Йорке, и тем, кого он хотел оставить здесь, в Сан-Франциско, с Элли. О чём бы ни думал Ревик, его лицо не дрогнуло, когда он окинул взглядом лица и глаза разных оттенков. Когда все металлические складные стулья оказались заняты, он помедлил, чтобы оценить груду мешков, которые стояли неровной горой у открытой двери, а затем сложенные ящики с оборудованием в коридоре за ней. Джон знал, что последние вмещали всё — от магазинов с патронами до гранат и пугающе разнообразного количества ручных пистолетов, винтовок и другого оружия. Это даже не включало в себя то, что они уже погрузили в грузовик внизу. Ревик никогда не верил в экономность, когда дело касалось оружия. Глаза Джона вернулись к лицам других видящих, пересчитывая их. Всего их было двадцать пять — двадцать семь вместе с ним и Ревиком — но только половина из них была по-настоящему знакома Джону, хотя бы мимоходом. Здесь была Ниила, вместе с Мэйгаром, Джорагом, Гаренше, Джаксом, Локи, Оли, Порэшем, Иллег, тем британским другом Ревика, Тореком (не путать с Тардеком, напомнил себе Джон — с тем старшим Повстанцем, который погиб в цунами). Тут также были Чинья и Юми.