ПРИВЕТ ОТ МАТРОСКИНА В одном из исторических переулков Москвы сидел, положив ногу на ногу, похожий на моль, немолодой человек. Он был из тех, кто что-то решает в этой жизни. Если бы можно было заглянуть в его черепную коробку и прочитать мысли, то, прочитавший их, мигом бы сошёл с ума. Ведь зло в сочетании с умом, а также потенциал возможностей вмешиваться в судьбы других людей и решать за них то, о чём они не просят, обычно приводит к катастрофе в отдельно взятой человеческой жизни. И ЧТО, КАК НЕ ЭТО — МОЖЕТ СВЕСТИ С УМА?.. — Я могу спросить? Архидьяконов снял очки и кивнул, и Ирина успела рассмотреть его глаза — обычные с красными прожилками глаза мужчины, который не вылезает из Интернета месяцами. — Я могу отказаться?.. Архидьяконов поморщился. — Уходи, — по-старчески крякнул он и встал. Ирина вышла на улицу, огляделась, и направилась к метро, одеваясь на ходу. Через час она вернулась. — Кретинизм — это диагноз, — встретил её спокойным ворчанием Архидьяконов. — Понимаете, я не могу даже предположить, куда вы отправите меня в этот раз? — Ирина ладонью вытерла пот со лба, губы у неё дрожали. — Я нервничаю и не нахожу себе места! — Я никого не заставляю силой работать на себя, — Архидьяконов хмыкнул и добавил: — Только за деньги, дорогуша. — Что я должна сделать в это раз?.. — Ирина, волнуясь, повесила куртку мимо вешалки. — Есть такай профессор Хамелеошин — химик, историк науки. Ты должна с ним познакомиться, — монотонно перечислял Архидьяконов. — Он всегда в определённое время по утрам выносит мусор… Так вот, соблазни его! — Прямо у мусорного бачка? — удивилась Ирина. — А что? Размажь тушь, заплачь, скажи, что тебя обидели, — голос Архидьяконова звучал всё так же монотонно. — Ну, не мне тебя учить!.. — Кто обидел? — подняла брови Ирина. — Да, я сама кого хочешь обижу. — Не наговаривай на себя, ты хрупкая! На вид, по крайней мере, а не в душе, — Архидьяконов вздохнул. — Пожалуйся, что тебя обидел твой молодой человек, к примеру… Ну, придумай что-нибудь сама, ты же творческая натура? — Допустим, а дальше-то что? — подумав, согласилась Ирина. — Он пригласит тебя к себе, напоит чаем, — Архидьяконов почесал кадык и зевнул. — С чего вы взяли? — Он очень хороший человек… Немолодой и давно без жены, интеллигент в третьем поколении, — Архидьяконов поморщился. — В общем, по большому счёту — старый дурак. — Ну, допустим, — согласилась Ирина, — он пригласит меня, и что потом?.. — Никаких — допустим! — резко перебил её Архидьяконов. — Ты должна сыграть свою роль так, чтобы неизбежно очутиться у него в квартире! Неизбежно, ты поняла?.. Более того, тебе нужно пробыть у него до вечера. Да-да, дорогуша, это не комедия с ряжеными, а работа, за которую я тебе плачу. Ясно? — А что я буду делать у него до вечера? — растерянно спросила Ирина. Архидьяконов, чертыхнувшись, вскочил. — Ну, скажи, что у тебя нет ключа от квартиры, и что ты будешь до вечера мёрзнуть на улице. Придумай что-нибудь, главное, чтобы он тебе поверил! — Ну, допустим, я притворюсь, что мне очень плохо, и досижу у него до этого чёртова вечера, а дальше-то что?.. — помолчав, кивнула Ирина. — Всё очень просто, — Архидьяконов положил перед ней бесцветную тонкую пластинку, размером со спичечный коробок. — К Хамелеошину придёт человек, и ты поставишь в его дипломат прослушку. Точнее, поставишь под днище дипломата, — она крепится, как магнит. — И всё? — Да, и уйдёшь, — Архидьяконов пощёлкал костяшками пальцев. — Сразу же? — Без разницы, дальнейшее уже не имеет значения. Главное, поставь, — Архидьяконов открыл дверь и оглянулся. — Отдыхай, я тебя разбужу, как всегда! Ирина откинулась на диван и закрыла глаза, спать ей не хотелось. В голову лезли неприятные мысли. Она не заметила, как заснула, и спала без снов. Половина шестого утра. Профессор Хамелеошин должен был появиться где-то с минуты на минуту, в обычное время, когда он выносил мусор. — У вас есть его портрет?.. — не находя себе места, дважды спросила Ирина, когда они подъехали к дому на Литовском бульваре. На ней был надет короткий шёлковый халат, на ногах дешёвые китайские тапки с цветным мехом, довершала красоту расцарапанная щека, безошибочно характеризующая её, как истеричную дамочку, едва спасшуюся бегством после потасовки с любовником. — На, обдери маникюр, — Архидьяконов протянул Ирине скальпель, который вытащил из бардачка. — Ему восемьдесят лет, Ира, и ты его ни с кем не спутаешь. И собака у него очень приметная — бурая в пятнах, еле ноги волочит, но гавкает весьма злобно! Ирина поперхнулась: — Как же я его соблазню, если он едва ноги волочит вместе с собакой?.. — Соблазнишь, даже не сомневайся, — хмыкнул Архидьяконов. — Заливайся слезами понатуральнее — и дело в шляпе! — А как выглядит тот тип — с дипломатом? — Ирина поёжилась, с утра подморозило и шёл мелкий снежок. — Какой он из себя? — Седой, — закуривая, буркнул Архидьяконов. — Седых навалом! — У него совершенно белая, как снег, голова, — Архидьяконов бросил взгляд на часы. — Всё, иди. И запомни, домой поедешь одна. Мне не звони, поняла? Здесь будет стоять обычное жёлтое «такси»… Ирина открыла дверцу и, тихо ойкнув, вылезла из машины. Мимо шли люди, не обращая на Ирину никакого внимания. Она медленно подошла к мусорным бакам и встала рядом, проводив глазами машину, в которой уехал Архидьяконов. Из ближнего подъезда вышла женщина в пуховой шали и стёганом плаще и, припадая на левую ногу, двинулась в сторону помойки. — Что с вами, девушка? — остановилась она, глядя на Ирину через очки. — Погода не летняя, а вы в халате. — Всё нормально. Идите, пожалуйста, — не попадая зубом на зуб, улыбнулась Ирина. — Странно, — женщина оглядела её, потом, махнув рукой, похромала дальше. В сторону троллейбусной остановки прошли ещё несколько человек, один из них показал своей спутнице на Ирину пальцем и сплюнул. Ирина стояла уже минут пять или шесть. Она замерзла и спряталась за бак, чтобы не привлекать внимания. — У-ха-ха?.. И какой обормот выгнал из дому такую кралю, а?.. Я хочу это зна-а-ать! — Ирина подняла глаза, на неё, улыбаясь, смотрел десантник в расстёгнутом бушлате. — Ты откуда, конфета? — весело оскалился он. — Давай знакомиться, меня зовут Альберт, а тебя? Не, не говори, ща, угадаю… Наташа?! Ирина выдохнула и оглянулась на дом. Из последнего подъезда высунулась бурая собачья голова с висящими ушами, затем показалось тщедушное тельце на длинных лапках… Чихнув, пёс остановился. — Я не могу говорить, сейчас приедет мой муж! — почти выкрикнула Ирина. — Уходите, а то он вам в тыкву даст! — Мне в тыкву?.. — десантник набычился и сжал кулаки. — Не свисти, я на тебя полчаса с балкона пялился, пока курил! Чего это тебя на «Ауди» к нашей помойке привезли, а?.. Вместо мусора, что ли? Да пусть только появится, я сам ему тыкву оторву, поняла?.. Тем временем на асфальт из подъезда вышел согнутый буквой Z старикашечка и, помахивая большим пластиковым ведром небесно-голубого цвета, свернул к помойке. За ним медленно брёл пожилой бурый в пятнах кобель, царапая носом землю. — Слышь, не гони, — десантник наклонился над Ириной, дыхнув ей в лицо чесночной колбасой. — По вызову небось приехала, да не заладилось, а?.. Колись, не обижу! Ирина краем глаза увидела, как старикашечка с грохотом вывалил мусор в ближний помойный бак и, подволакивая ногу, резво потрусил обратно к подъезду. Пёс с опущенным тонким хвостом понуро шёл следом. Ира метнулась за ними, но, сделав шаг, зацепилась ногой за ботинок десантника и с криком упала. — Подонок! — всхлипнула, поднимаясь, Ирина. Пёс, повернул голову и гавкнул, а старикашечка, открыв дверь подъезда, фальцетом позвал: — Генрих Четвёрты-ы-ый! — прокашлялся и повторил: — Генрих Четвёрты-ы-ый, подь сюда… Собака, подбежав к Ирине, обнюхала её и задумчиво поглядела на десантника. Очень старые глаза, отметила про себя Ирина и тихо позвала: — Генрих… Собака, подняв уши, прислушалась и тут Ирина очень натурально заплакала, крикнув на весь двор: — Оставь меня, подонок! Оста-а-авь! Пошёл прочь… — Дура психованная! — выругался десантник и, поддев ногой пакет с мусором, размашистым шагом двинулся к метро, напоследок крикнув: — Убивать таких сук мало! Пёс с лаем бросился следом за ним. — Не трожь собаку! — махая ведром, как пращей, фальцетом крикнул десантнику старикашечка, но тот всё-таки поддел Генриха, и собака, визжа, отлетела в сторону. Через пять минут Ирина, которую хозяин счёл нужным пригласить к себе, уже мыла губкой грязные колени в его полутёмной ванной комнате. — Я его с детства знаю, — ворчал Хамелеошин, заглядывая в ванную. — Матроскин — урод, каких поискать… Девочка, ну что ты в нём нашла, если искала, конечно? — Любила я его, — Ирина вышла из ванной, на неё с сочувствием смотрели две пары мужских глаз — химика Хамелеошина и Генриха Четвёртого, его пса. — Не знаю, как я буду на улице до вечера куковать?.. Я даже свои вещи забрать не могу, — Ирина всхлипнула. — И замёрзла, как собака…