— Ирина, мы с вами сейчас окажемся в самом изысканном обществе, надеюсь, вы понимаете это? — Да, — Ирина поняла вдруг, что Дубров шутит, и ей сразу стало легче дышать, она даже расправила плечи. — Сейчас, за нами прилетит вертолёт, — Дубров соскочил с подоконника. — Пойдёмте. Кстати, вы по-английски как?.. — Ну, — Ирина улыбнулась. — Понимаю. — Уже хорошо, — Дубров сжал постаревшее лицо двумя руками. — А я так и говорить могу. Всё, пошли, подышим воздухом где-нибудь под деревом. Пилот вертолёта «Апач», англичанин с лицом британской лошади, козырнул им со своего места, и уже через полчаса они сели на вертолётную площадку у загородного дома опального олигарха в окрестностях города Абердина. — В этом замке — состояние храма, монастыря, Тибета!.. Здесь я отдыхаю не только бренным телом, но и душой, — быстро тараторил сутулый Яблонский, выходя им навстречу. За ним, спотыкаясь, шли два известных политика из числа мгновенно узнаваемых. Ирина сморгнула, Яблонский двигался, наподобие сгустка ртути и сыпал фразами, смысл которых был двояким. «У него звериное чутьё», — вспомнила Ирина характеристику Яблонского, которую ему дали его партнёры по бизнесу и политике. — Этот обветшалый замок с суперсовременной начинкой внутри, — быстро сыпал словами Яблонский, — я купил за каких-то плюс-минус сто миллионов, но он стоил мне гораздо дороже, я его переделал и облагородил ещё на плюс-минус сто миллионов!.. Пейзажи Джона Констебла и Блейка, эскизы Мастера, его ранние карандашные наброски и крупные полотна висят почти в каждом зале… Пройдёмте, я покажу, — все присутствующие, примерно тридцать человек, вразброд шли по гулким залам, напоминающим голливудский фильм из жизни шотландцев за молниеносным хозяином замка. — Да, к слову, я больше не верю женщинам, и если снова женюсь, то на роботе! — Яблонский оглянулся на жену и плотоядно ухмыльнулся. Пятая по счёту жена олигарха выглядела на миллион долларов и была похожа на одну из дорогих куртизанок прошлого века. Пока ничто не напоминало весёлых именин, начинался обычный торжественный обед с переменой блюд, и Ирина, к тому времени изрядно проголодавшаяся, ела изо всех сил стараясь не показывать аппетит. Дубров сыпал шутками, Ирина улыбалась ему, ей было чрезвычайно любопытно, что же произойдёт дальше? Она интуитивно чувствовала, как ей повезло очутиться здесь — в замке опального олигарха, но это чувство фарта длилось ровно до того момента, пока в старинный зал не ввезли гроб. Шоколадный гроб в натуральную величину с лежащим в нём бисквитно-кремовым президентом России — натуралистично испечённым, в бледно-розовой глазури под цвет человеческой кожи и открытыми глазами… — А-а-ахх! — раздался вздох, и Яблонский обвёл всех ликующим взглядом. Он успел одному ему известным способом, в мгновение ока, считать мысли каждого из присутствующих. А Ирину внезапно, как обухом по голове ударило… Боже мой, подумала она, если сильные мира сего так суетятся, то что же делать ей? Она вдруг вспомнила, как недавно в её кармане звякали лишь тридцать пять рублей мелочью, и перестала внутренне сопротивляться всему происходящему вокруг неё. Она вдруг успокоилась как при просмотре чёрно-белого кино, которое смотреть необязательно, даже если телевизор давно включён. Её жизнь и эта жизнь — никогда не соединяться, так что же думать о ней больше, чем это требует её миссия?.. — Моя Олечка — семейный клоун! — разрезая голову президента на кусочки, веселился Яблонский в розовой рубашке с засученными рукавами и странным жабо, похожим на слюнявчик. Жена Олечка держала тарелку и хищно облизывала губки… Шоумен Дубров отошёл подальше от опального олигарха и подмигнул Ирине. — Не слабенькое зрелище, да?.. — Оскорбительная шутка! — услышала Ирина голос у себя за спиной. Она обернулась, сказать это мог кто угодно, но сквозь улыбки присутствующих понять что-то становилось всё труднее. — Гадёнышшш!.. — шипел Яблонский, поедая президентский глаз… В аэропорт Челси их вёз двухмоторный самолёт «Фалькон-900» Яблонского. Агрессивное поле странного праздника мгновенно отпустило их, едва самолёт взмыл вверх. Хотелось быстрей улететь от заморочек сильных мира сего, хотя, разве такое возможно?.. Процент Яблонских примерно одинаков везде. Ирина заснула на подлёте к Челси, и спала, когда самолёт «British Airways» прилетел в Москву. Уже через пару часов после прилёта Ирина входила в вестибюль дома Архидьяконова. Напротив Архидьяконова сидел бывший «космонавт» с весёлой свадьбы в Зубцове. «Значит, это он был вторым номером на ней? — поняла Ирина. — Не самая худшая компания». — Иринка, ну как Лондон? — хмыкнул «космонавт». — Рассказывай, что вы там ели? — С удовольствием, — кивнула Ирина, на ходу отметив, что Архидьяконов как-то странно смотрит на неё, и весь вечер разговаривает подчёркнуто снисходительно, примерно, как с прислугой. Но и это закончилось. Ирина быстро шла к метро «из гостей». «Если и остальные поручения будут такими же несложными, то я быстро заработаю на маленькую квартирку на окраине Томска!» — думала она, доставая телефон. «Вы уволены», — ожидала она услышать отповедь шеф-редактора, но Пятницкий на удивление спокойно дал ей задание завтра срочно ехать в Троице-Сергиеву Лавру. — Ирина, вы пропадаете, — заметил он в конце разговора. — Я виновата, — согласилась Ирина. — Не испытывайте больше моё терпение, — предупредил шеф-редактор. — Хорошо. — Хорошо? — неожиданно разозлился Пятницкий. — На ваше место стоит очередь из ста журналистов, а вы… — Гоните их метлой! — рассердилась Ирина, но Пятницкий уже повесил трубку. Назавтра первые полосы центральных газет и сайт Архидьяконова будут пестреть фотографиями с именин опального олигарха. Случится небольшая буря в политической жизни страны — новостные программы с поедающим во всех ракурсах голову президента Яблонским будут транслировать пару дней, но только через год станет окончательно ясной подоплёка этих фотографий: два политика с узнаваемыми лицами исчезнут с политической арены страны. Тот, что повыше уйдёт в бизнес, тот, что пониже — уйдёт из жизни. СТАРЕЦ — Что это на твой взгляд, матушка? — спросил монах, кивая на солнце в окне. — Весна, — Ирина вдохнула чистый воздух и у неё закружилась голова, ей вдруг стало до слёз грустно. Они только что беседовали о чудовищном злодеянии, пытаясь понять, что может двигать руками человека, который считает себя верующим… В ручье со святой водой религиозный прихожанин утопил родную сестру с маленьким племянником на предмет изгнания из них беса, грехов и скверны. — Вот именно, — старец поднялся и подошёл к окну кельи. — Любой фанатизм и религиозный, в том числе, это неизбежный путь незрелой души, которая движется не к свету, а наоборот, яростно стремится в темноту! Не стоит об этом писать, не надо, я вас прошу, матушка… Как старый человек молодого человека. — Азарий Иоаннович, репортаж об этом уже был опубликован в ряде газет, — Ирина поднялась и тоже подошла к окну кельи, встав рядом с монахом. Внизу сквозь снег уже просвечивала земля, был удивительно тёплый день. — Азарий Иоаннович, я очень бережно расскажу про семью этого человека, про его сестру и малыша, про мать, их вырастившую, и про то, как они жили. Мне кажется несправедливым не рассказать правды о них, ведь они жертвы и пострадали от изувера, который мнил себя безгрешным праведником! — Хорошо, — кивнул монах. — Ваша воля сильней моей. — Скажите, Азарий Иоаннович, — Ирина помялась. — Наша семья в одночасье потеряла кров… Монах кивнул и Ирина продолжила: — Я пытаюсь заработать на покупку жилья и выполняю задания одного человека… Монах внимательно слушал, разглядывая её лицо сквозь круглые очки. — Скажите, как мне поступать, если приходится что-то узнавать про подчас незнакомых людей, чтобы затем передать эту информацию?.. Меня грызут сомнения в праведности моих поступков, но я не могу заработать достаточно, если не буду нарушать норм морали. Меня это мучает, но и приводит в восторг одновременно! Это очень захватывающе… Вы понимаете? Монах едва заметно кивнул. — Я успокаиваю себя, что, заработав, откажусь влезать в жизнь других людей, но смогу ли я жить в ладу с собой, сделав столько ошибок?.. Есть хоть какая-то надежда сохранить чистоту помыслов после всего, что происходит со мной сейчас? На сегодня я заработала меньше половины на самый скромный кров, и я не могу остановиться на полпути! Уже не могу, — Ирина замолчала, глядя на сутулую спину монаха. — Это грех, — монах больше не глядел на неё. — Очень большой грех продавать секреты одних людей другим людям, Ирина. И даже то, что это секреты очень грешных людей, которые хотят узнать ещё более грешные люди, даже это не оправдывает ваши действия, понимаете?.. — Что же мне делать? — чуть не закричала Ирина. — Я же никого не убиваю, и не граблю, я просто становлюсь свидетелем людских деяний. — Если вы верующий человек, то сами знаете, что… — Монах вздохнул. — Каяться и ни в коем случае не пользоваться этими деньгами. Они не принесут вам долгожданного счастья, и купленный на них кров не согреет вас. — Не секрет, что многие, нажившие состояние нечестным путём, жертвуют церкви крупные суммы, — выговорила Ирина. — И церковь им отпускает все их грехи. Разве не так? — Если этим людям угодно считать, что их грехи отпущены за те деньги, которые они пожертвовали церкви, то это их заблуждение, — монах тяжело вздохнул и не стал договаривать. В келье было прохладно, от белёных стен веяло тяжёлой сыростью. Вербные нераспустившиеся веточки стояли в банке с водой на краю заваленного молитвенными книгами стола. — Я не могу смотреть на то, как моя семья скитается, — Ирина перевела дыхание. — Их некому защитить, кроме меня. У меня маленький сын и, вдобавок, я взяла заботу о ребёнке, который потерял своих близких. Я должна… Монах сгорбился. Он так и не обернулся, кивнув головой на её прощание. Лестница с широкими каменными ступенями осталась позади, Ирина шла по мокрой серой брусчатке в сторону вокзала. Она обернулась на Лавру и перекрестилась, поклонившись в пояс. «Я взяла на душу грех, Господи… Я не смогла бы помочь своей семье, не согрешив, — думала она. — Прости меня, Господи, если это возможно!» Над Лаврой сияло солнце в чистом без единого облачка небе. КАК ПРОСТО БЫТЬ ДУРОЙ, КАК СЛОЖНО БЫТЬ УМНОЙ А с кем ты живёшь? С одиночеством. Полное одиночество. Одиночество среди людей… Дверь в квартиру была распахнута, Виталина лежала на полу прихожей и громко с посвистом храпела, завернувшись в красное кашемировое пальто из-под которого высовывались её ноги в ссадинах. Она была пьяна…