Георгий Чепик Георгий Степанович Чепик (Светланов) родился в Бресте (БССР), в 1943 г. Окончил начальную школу в деревне Магдалин Кобринского района, Брестской области. В 1967 году окончил Иркутский государственный медицинский институт. С 1967 по 1992 году служил в ВМФ СССР. Службу окончил в должности флагманского врача 45 бригады кораблей охраны водного района Приморской флотилии (КТОФ). Подполковник м/с в отставке. Участник 4-х Арктических экспедиций особого назначения (АЭОН) по Северному Ледовитому океану (1968,1969,1972,1975). Много путешествовал по Приморскому краю. Ходил маршрутами В.К. Арсеньева. Ветеран ВМФ СССР. Член Союза писателей России. Член Союза журналистов Санкт-Петербурга. Действительный член Русского Географического общества (Полярная Комиссия). Член Международной Ассоциации баталистов и маринистов. Основные публикации. “Истоки. Куда же деваться славянам?” (В соавторстве с В.А. Петруничевым) – Кингисепп, 1998; “Эхо Сихотэ-Алиня” – СПб, 1999; “Трудное решение командора Руса Талмера” – СПб, 2003; “14 000 километров по рекам России” (В соавторстве с Л.А.Прахиной) – СПб, 2004; “Это было недавно…” – СПб, 2005; Трилогия о жизни и службе советских военных моряков (Записки флагманского врача): “Арктика – дама серьезная” – СПб, 2008; “Немеркнущий свет “Альтаира”, – СПб, 2008; “Славянская натура” (Золотое время капитан-лейтенанта Сашеньки Леонтьева) – СПб, 2010. Два флакона пенициллина Ближе к вечеру, когда солнце зависло над заснеженным хребтом, гидропромерный бот, морской странник и неустрашимый покоритель прибрежных вод, снялся с якоря. На мостике стоял, неся свою нескончаемую капитанскую вахту, повидавший всего на своем веку, старый морской волк Василий Иннокентьевич Белых. – Морозец-то покрепчал и небо, как скатерть чистое, – пососав потухшую трубку, набитую “Беломором”, невозмутимо заметил старый капитан. – Главное, что море спокойное, – поддержал разговор лейтенант Ивлев, – значит во время прибудем в базу. Матросу-то совсем плохо. Вот тревожусь все, будет ли ждать нас на пирсе дежурная “санитарка”. Но Василий Иннокентьевич, которого морская жизнь давно приучила ко всяким неожиданностям, также как и быть всегда готовым к ним, ничего не ответил. Все течет и случается помимо наших желаний, но если просто барахтаться, отдавшись непредвиденной ситуации, ничего не предпринимая, может унести далеко, – подумал про себя капитан Белых. Лейтенант Ивлев спустился по крутому трапу в кубрик. На нижней койке лежал матрос, покрытый влажной простыней. Лицо его пылало, а глаза лихорадочно блестели. Ивлев положил ладонь на лоб больному, затем извлек термометр, ртутный столбик показывал выше сорока и тихо сказал: – Да, браток, дела твои неважные. Лейтенант смет и простынь, положил на лоб матросу влажное полотенце и спешно покинул кубрик… Поднявшись на мостик и помолчав некоторое время, Ивлев произнёс таким тоном, словно их беседа со старым капитаном и не прерывалась, чему, собственно, Белых вовсе не удивился: – Василий Иннокентьевич, у краснофлотца термометр зашкаливает. Ей-богу, не довезём, если не дать антибиотик! Погибнет не за грош. Вот я и решил, Иннокентьич, надо мне срочно на берег высадиться. Здесь, недалеко, километров десять от мыса есть небольшая деревенька с фельдшерским пунктом. Пожалуй, не откажут мне в двух-трех флаконах пенициллина. Знаю – в тайге это дефицит! Но другого выхода нет, Василий Иннокентьевич! – Да, ты прав, лейтенант, – согласился капитан катера, – другого выхода не просматривается. Но учти, топать тебе эти версты не по асфальту, а по занесенной снегом таежной тропе. Да пару речек пересечь надобно. На одной, не забыл наверное, мост снесло во время тайфуна пару лет назад. Да и сам знаешь – тайга есть тайга! Белов пососал трубку и продолжил: – Экипирую тебя по таежному. Возьмешь пару сигнальных ракет, спички. Да фляжку со спиртом. Сапоги оденешь меховые. Боцман даст. А то ты (он посмотрел на ботинки лейтенанта) в своих флотских строевых скороходах далеко не уйдешь! Лейтенант Ивлев не успел что-либо ответить, как капитан катера подал команду в машинное отделение: “САМЫЙ МАЛЫЙ!”. Катер замедлил ход и стал приближаться к берегу… Вскоре тузик уткнулся носом между обледеневших камней в отмель. Ивлев крепко пожал руку матросу и пошагал по воде к пустынному берегу… Ночь блистала во всей своей красе. Темное небо из края в край было усыпано крупными звездами. Тайга таинственно молчала. Тишину нарушал мерный накат, да снег гулко хрустел под сапогами. Вскоре лейтенант Ивлев выбрался на тропу, по которой год назад шел к берегу с двумя матросами, чтобы встретить катер. Попотеть тогда пришлось изрядно. Автомобиль застрял в реке и поэтому медицинскую укладку пришлось нести самим. А по сему тропа-тропинка запомнилась хорошо. Тропа стала круто подниматься вверх. Подъем затруднял глубокий снег. – Мороз-то явно градусов двадцать, – подумал Ивлев, – и снежка небесная канцелярия не пожалела. Месячная норма перевыполнена – намело почти по пояс. Ну, ничего, поднимусь, наверху явно снега будет меньше. Он оглянулся, но катера не увидел. Зимняя ночь полностью вступила в свои права. Над темным кряжем зависла желто-оранжевая луна, усиливая таинственность притихшей тайги. Незаметно для себя Ивлев достиг первой реки и по ветхому мосту перешел на противоположный берег. Немного передохнув, он продолжил свой путь. – А альпак-то костей не ломит, – улыбнулся он своей мысли, – кэп молодец, что настоял снять шинель, в ней пришлось бы намаяться, а так – иду-шагаю и, кажется, ничего не боюсь! Ни мороза, ни зверя! Чтобы скоротать время, а возможно и для того, чтобы отвлечь себя от ненадобных мыслей, Ивлев по старой привычке, появившихся в прежних странствиях по таежным дебрям, он стал тихо читать стихи рязанского соловья, затем приступил к поэме, которую весьма любил и знал почти всю наизусть. Да, да, “Анна Снегина” познакомила его с будущей женой, девушкой с пшеничными волосами, по имени Светлана… И вот я опять в дороге, — Произнёс, уулыбаясь, лейтенант Ивлев, - Ночная июньская хмарь. Бегут говорливые дроги Ни шатко, ни валко, как встарь. Все было любо Ивлеву в поэме: и старый, добрый мельник, и молодая помещица вдова. Он вспомнил, как однажды провожая девушку, начал читать отдельные стихи из поэмы и опять улыбнулся. И вот, много лет спустя, шагая по зимней ночной тайге, притихшей и заснеженной, словно прислушивающейся к голосу одинокого путника, он читал милые сердцу строки… Впереди хрустнула ветка. Ивлев насторожился и на всякий случай извлёк из рюкзака ракету. Но вокруг была тишина. – Может быть, оленя вспугнул, – подумал он, – а, скорее всего ветка не выдержала снега. Мороз, действительно покрепчал и когда Ивлев добрался до второго моста – над рекой поднимался туман… Он посмотрел на полынью и отметил, что перепрыгнуть ее невозможно и, повернув налево, пошагал вверх по реке. Пришлось преодолевать нагромождение, сваленных буйными ветрами, деревьев. Тут и впрямь леший ноги сломит, – подумал он, всматриваясь в завал. Неподалеку от завала лежал, вырванный с корневищем, громадный кедр. Его крона достигала противоположного берега. Но рядом с ним дышала туманом коварная полынья. Ивлев вспомнил – когда они в прошлом году переходили вброд реку у разрушенного моста – течение было стремительным, но выручил перекат, который находился сразу за поворотом. – Придется перебираться по кедру, – подумал он, – далеко от моста уходить не следует, снега выше пояса намело – не выберусь! После переправы вновь начался крутой подъём. Но снега было значительно меньше, и лейтенант Ивлев облегченно вздохнул. Небо по-прежнему было чистым. Побледневшая луна тусклым светом освещала сопки. Всё замерло. И это безмолвие было всепоглощающим. Но с тишиной Ивлев незаметно для себя свыкся. Поднявшись на сопку, он отметил с удовлетворением, что до деревни осталось совсем немного… Тем временем на катере жизнь протекала по морским законам. После высадки на берег лейтенанта Ивлева, Белых выбрал удобное место для стоянки и сдал вахту старпому. – Наблюдай за берегом! Как появится красная ракета – значит доктор добрался до Побережья. Посылай за ним тузик. А я пойду прилягу на часок-другой, – заключил свое приказание капитан катера… Когда Ивлев подошел к первой избе – было уже за полночь. Деревня спала глубоким сном. Тишина изредка нарушалась лаем собак. – Кажется, фельдшерица живёт в избе с резными ставнями, а рядом старый колодец, – вспомнил он. Некоторое время, в явном смущении Ивлев простоял на крыльце, размышляя, как ему убедительно объяснить свой столь поздний и неожиданный визит. Он постучал в дверь. Залаял пёс, замерзшее окно осветилось слабым светом керосиновой лампы, заскрипели двери. – Кто там? – раздался тихий женский голос. – Лейтенант Ивлев. С катера я. Матрос у меня больной. Видно воспаление лёгких. Вот к вам пришёл. Может, пенициллином выручите. Тревожусь я, что не довезу его до морской базы. Извините, что так поздно, – быстро проговорил Ивлев, словно боялся, что ему не поверят. Но сразу застучал засов, дверь открылась и перед ним предстала пожилая седовласая женщина в накинутом на плечи стареньком кожушке. Она подняла керосиновую лампу и осветила лицо Ивлева. – Как тебя величать, сынок? – спросила она. – Иваном.