Итак, встреча проходит «под патронажем» графа, как я понимаю ситуацию. Наверно, это хорошо. Войдя, я первым делом поздоровался с графом и прочими Айзенштайнами, адресовав полупоклон головой Брунгильде, затем поздоровался с агентами и сел напротив них. — Здравствуйте, герр Нойманн фон Дойчланд, — сказал тот, которого я сразу определил как «старшего», — меня зовут Финч, а это мой коллега Кляйнер. Мы из СБР и хотим задать вам кое-какие вопросы касательно… Тут дверь у меня за спиной распахнулась. — Уф-ф, прошу прощения за опоздание, застрял в пробке! Ваша светлость, господа, герр Нойманн! — сказал вошедший, плюхнулся на стул возле меня и сообщил агентам: — Я Айсманн, юрист Дома Айзенштайн, по распоряжению его светлости представляю интересы герра Нойманна. Я скосил глаза на Айсманна и узнал в нем того самого невысокого круглолицего очкарика с залысинами, с которым составлял доверенность на ведение моих дел. Агенты выглядели сбитыми с толку и расстроенными. — Э-э… прошу прощения, — сказал Финч, переводя взгляд с меня и адвоката на графа и обратно, — но как бы герр Нойманн ни в чем не обвиняется, он проходит по делу как свидетель и жертва, и если мы правильно проинформированы, заранее согласился сотрудничать… Я ничего не путаю? — Нет, не путаете, — заверил его Айсманн, — однако мой клиент, вследствие нанесенной ему травмы, дееспособен лишь ограниченно. Он не помнит многих элементарных вещей, и моя обязанность — проследить, чтобы никто и никак не смог использовать состояние моего клиента ему во вред. Сразу же информирую вас, герр Нойманн, что данный разговор является сугубо добровольным и вы можете прекратить его в любой момент, по состоянию здоровья или без объяснений. Хотя в целом, исходя из вашей роли и ситуации, как это известно мне, наиболее оптимальной стратегией является предоставить агентам информацию, если это вам не вредит и сама беседа не слишком обременительна. — Спасибо за разъяснение, герр Айсманн, все в порядке. Задавайте ваши вопросы, господа агенты. — Спасибо, герр Нойманн. Вынужден сразу же особо уточнить: насколько буквально следует понимать утверждение о том, что вы не помните ничего за последние семь месяцев? — Сверхбуквально. Я не помню ни предшествующие семь месяцев, ни то, что было до них. Моя предыдущая жизнь до пробуждения в подпольной лаборатории — белый лист. Опытным путем установлено, что я не забыл германкий язык и как стрелять. Все остальное — увы. — Вы забыли имя, возраст, род занятий, семью, друзей? — Я даже свое лицо забыл. В зеркале вижу незнакомого человека, который повторяет мои жесты и мимику. — Мы перед визитом проконсультировались с несколькими врачами, и они убеждены, что настолько обширная, а верней, тотальная амнезия науке неизвестна. Как вы отнесетесь к перспективе использования детектора лжи? Адвокат вклинился моментально: — Информирую вас, герр Нойманн, что принудительное использование детектора лжи в мирное время разрешено только в отношении людей, которые признаны угрозой государственной безопасности, для этого требуется санкция суда, и подобным правом обладают только военные организации вроде разведки и контрразведки. У СБР право на применение детектора появляется только в военное время. Что касается конкретно вас, с учетом вашего происхождения и статуса, вероятность для кого-либо получить разрешение суда околонулевая. Вы можете отказаться от использования детектора или прервать в любой момент, равно как и отказаться отвечать на любые неудобные вопросы. — Спасибо. Я не возражаю, потому что даже если б мне было что скрывать — я все равно этого не помню. Моя шутка слегка разрядила обстановку. Агент Кляйнер достал чемоданчик с прибором, попросил закатать левый рукав и принялся подключать ко мне контакты на присосках: вены на внутренней стороне локтевого сустава, виски, с двух сторон шеи. Затем подсунул мне под правую руку контактную пластину и вынул из чемоданчика лист бумаги. — Начинаем калибровку. Сейчас я задам вам пять вопросов, на каждый из которых вы должны ответить «нет», даже если это неправдивый ответ. Понимаете? — Нет. — Смотрите, это — калибровка. Я должен настроить прибор под вас, и для этого задам вам вопросы, чтобы выставить значения «ложь» и «правда». Теперь понимаете? — Нет. Агент завис, но в этот момент хором захохотали Рутгер и Брунгильда, и я даже непроизвольно удивился тому, насколько у нее звонкий и заразительный смех. — Мой клиент уже ответил вам «нет» на два из пяти требуемых вопросов, — сказал Айсманн, сохранив при этом совершенно ледяное спокойствие. Настоящий человек-айсберг. Тут уже дошло и до агентов, они тоже заулыбались. Вроде бы высшая раса, а ума не палата, однако. — Вы шутник, герр Нойманн. — Разве? Просто выполнял инструкцию. Далее они задали мне вопросы вроде «ваш рост один метр?» «вы были на Юпитере?» и «вы человек?», на которые я, согласно инструкции, отвечал вначале только «нет», а потом только «да». — Калибровка окончена, — сообщил Кляйнер, — можем приступать. Айсманн сразу же развернул прибор боком, чтобы крышка не заслоняла от нас лампы-сигнализаторы. — Мой клиент и я имеем полное право знать, что показывает детектор. Во избежание недоразумений и ошибочных выводов. — Простите? — хором спросили оба. — Детектор иногда ошибается. — Правильно настроенный — нет. — Пари на десять тысяч рейхсмарок, господа? Вы настроите на меня ваш прибор, я скажу, что я чех, и прибор покажет, что я лгу, хоть как бы вы его не настраивали. А между тем я чех и могу это доказать. — Простите, как такое может быть? — Вот так. Моя мать — чешка. Мой отец — германский военнослужащий, погибший за полгода до моего рождения. Мать растила меня сама, мое детство прошло в Чехии, мой родной язык — чешский. Я идентифицирую себя как чеха, у меня в паспорте записано, что я чех. Фамилию отца — Айсманн — я взял себе позднее. Тем не менее, я еще в студенческие годы, во время практики в полиции, убедился, что любой детектор, правильно откалиброванный, верно определяет правдивость любых моих утверждений, кроме того, что я чех. С тех пор выходили новые модели детекторов — но все они определяют, что я лгу, называя себя чехом. Мой преподаватель психологии предполагал, что глубоко в моем подсознании сидит убеждение, что национальность определяется по отцу, а все остальное неважно. Однако факт есть факт: я совершенно искренне сознательно считаю себя чехом, я юридически им являюсь. Следовательно, детектор ошибается. Мне известны и другие казусы, но этот я опробовал на себе лично. — Хм… Ладно, будем надеяться, что в этот раз обойдется без казусов. Далее последовала серия вопросов о моем прошлом — на что я отвечал одно и то же: «не знаю или не помню». Агенты выглядели озадаченными: врачи-консультанты ошиблись, первый случай тотальной амнезии — или же я просто обманываю детектор? — Ладно, — сказал Финч. — Давайте перейдем к тому, что вы помните самым первым. — Я открыл глаза в помещении, которое определил как лабораторию. Я находился в лежачем положении на столе, зафиксированный за руки и ноги. — Там был кто-то еще? — Нет. — Что было дальше? — Я освободился и выбрался из этой комнаты. — Как именно вы освободились? Скользкий вопрос… Скажу про кодовую фразу — будет вопрос «откуда я ее знаю». А я не собираюсь раскрывать свой талант угадывания. — Мой ответ может повредить третьим лицам, которые ни в чем не виноваты. — Там были третьи лица? — Нет, их там не было. Но мой ответ может им повредить, а я не хочу им вредить. — Каким образом им будет нанесен вред, если они непричастны? — Ответ и на этот вопрос может им повредить. Тут вмешался граф: — Секундочку! — и достал телефон. Через тридцать секунд у меня в кармане завибрировал мой: это пришло сообщение «вы говорите о недостаточно прочных наручниках?» — Вроде того, ваша светлость, — сказал я вслух. — Ну, за это вам точно не стоит переживать, — ответил граф и обратился к агентам: — герр Нойманн порвал приковывающие его наручники и, как видно, благодарен их производителю за это. Само собой, что мои слова — не для протокола. — Как скажете, — согласился агент. Я мысленно перевел дух: хорошо, что в свое время я создал у графа такое впечатление. Сейчас это мне помогло. Затем Финч возобновил допрос: — Как вы выбрались из лаборатории? — Через дверь. — Она была не заперта? — Довольно очевидно, что человек не может выбраться через запертую дверь, не так ли? Похоже, господа экспериментаторы вполне доверяли средствам фиксации, меня даже никто не охранял. Это был рискованный момент: мне пришлось конструировать ответ так, чтобы он состоял из двух правдивых фраз, но допрашивающие восприняли ее как одну. Обмануть детектор нельзя — а допрашивающего можно. Даже не обмануть, а перехитрить. — Что вы знаете о поставленном над вами эксперименте? — Факт его проведения. — Как вы это узнали?