Мма Рамотсве лежала на постели и смотрела на беленые доски потолка. Желудок беспокоил ее меньше, и дурнота почти прошла. Но когда она закрывала глаза и сразу открывала их, несколько секунд все предметы казались ей обведенными каким-то белым светящимся ореолом, который секунду переливался, затем исчезал. При других обстоятельствах это, возможно, было бы приятным ощущением, но здесь, во власти отравительницы, оно только вызывало тревогу. Какое вещество дает такой результат? Яды могут действовать на зрение, мма Рамотсве хорошо это знала. Когда она была девочкой, ее учили, какие растения в буше можно собирать, какие цветы вызывают сонливость, кора какого дерева может прервать нежелательную беременность, какие корни излечивают от зуда. Но есть и другие растения, растения, которые используют колдуны для изготовления мути, амулетов, — растения, на вид совершенно невинные, но они могут убить, если к ним прикоснешься. Во всяком случае, так о них говорят. Несомненно, что-то такое подложила ей в тарелку жена хозяина или, что более вероятно, положила во всю еду, но сама не стала есть. Если женщина настолько порочна, чтобы отравить собственного мужа, ее не остановит то, что остальные тоже будут отравлены. Мма Рамотсве взглянула на свои часы. Восьмой час, и за окнами темно. Она проспала закат, сейчас время вечерней еды, но есть ей не хочется. Хозяева хватятся ее, но она скажет, что неважно себя чувствовала и не могла выйти к ужину. Она села на кровати и моргнула. Перед глазами все еще плыли светящиеся круги, но они как бы выцвели. Она спустила ноги с кровати и потихоньку вдвинула пальцы ног в туфли, надеясь, что, пока она спала, туда не заполз скорпион. Она всегда проверяла, нет ли в туфлях скорпионов, с тех пор как в детстве однажды сунула ногу в школьные туфли, и ее сильно ужалил крупный коричневый скорпион, который забрался туда на ночь. Вся нога у нее распухла, настолько, что ее пришлось нести в Голландскую реформатскую больницу у подножия холма. Медсестра наложила повязку и дала ей лекарство от боли. Потом предупредила ее, чтобы она всегда проверяла туфли, и этому предупреждению она следовала всегда. — Мы живем здесь, — сказала медсестра, подняв руку на уровень груди. — Они живут внизу. Помни об этом. Впоследствии ей казалось, что это предупреждение можно рассматривать шире. Оно относится не только к скорпионам и змеям — про них это несомненная правда, — его с тем же успехом можно применить к людям. Существует мир ниже мира обычных законопослушных людей. Мир эгоизма и недоверия, мир, где обитают интриганы и махинаторы. Надо обязательно проверять туфли. Она вытащила пальцы, не надев туфли до конца. Нагнулась, взяла правую туфлю и перевернула ее. Ничего. Повторила то же с левой. Оттуда выпало крохотное блестящее создание, которое секунду вызывающе потанцевало на полу, затем скрылось в темном углу. Мма Рамотсве пошла по коридору. Когда она дошла до места, где коридор переходил в гостиную, ей встретилась служанка. — Я иду звать вас, мма, — сказала служанка. — Еда почти готова. — Благодарю вас, мма. Я спала. Я не очень хорошо себя чувствовала, но сейчас мне получше. Не думаю, что я стану ужинать, но я бы выпила чаю. Мне очень хочется пить. Служанка закрыла рот рукой. — Ай! Как это плохо, мма! Все заболели. Старую даму все время тошнит. Сын и его жена кричали, держась за живот. Даже мальчику было плохо, хотя и не так, как остальным. Очевидно, еда была плохая. Мма Рамотсве уставилась на служанку. — Все? — Да. Все. Сын кричал, что пойдет прогонит мясника, который продал это мясо. Он очень сердился. — А его жена? Что с ней? Служанка потупилась. Ей было неловко говорить об интимных подробностях относительно человеческого желудка, говорить так открыто. — Она ничего не может удержать в себе. Пробовала пить воду — я ей приносила, — но и вода тут же идет обратно. Хотя сейчас ее желудок очистился, и я думаю, ей стало лучше. Я была санитаркой всю вторую половину дня. То у одного, то у другого. Я даже заглянула в вашу дверь, чтобы проверить, все ли с вами в порядке, и увидела, что вы мирно спите. Я не знала, что вас тоже тошнило. Мма Рамотсве некоторое время не могла сказать ни слова. Информация, которую она получила от служанки, в корне меняла ситуацию. Главная подозреваемая, жена, была отравлена, так же, как и старая женщина, которая тоже была подозреваемой. Это означало: либо что яд попал не по адресу, либо что ни та, ни другая не имеют с этим ничего общего. Из двух возможностей наиболее вероятной мма Рамотсве показалась вторая. Когда она чувствовала себя плохо, она воображала, что была преднамеренно отравлена, но так ли это? По здравом размышлении, не ощущая накатывающих волн тошноты, она поняла — смешно думать, что отравительница могла нанести удар так быстро и так открыто, сразу по прибытии гостя. Это было бы подозрительно и грубо, а отравители, как она читала, обычно очень ловкие люди. Служанка выжидающе глядела на мма Рамотсве, как будто думала, что гостья может принять на себя бразды правления домом. — Никто из них не нуждается в докторе, правда? — спросила мма Рамотсве. — Нет. Мне кажется, им всем стало лучше. Но я не знаю, что делать. Они кричат на меня, а я не могу ничего сделать, когда все кричат. — Да, — сказала мма Рамотсве. — Это нелегко. Она посмотрела на служанку. «Они кричат на меня». Могут быть мотивы и у других, подумала она, но мысль была абсурдной. Это честная женщина. Открытое лицо, улыбается, когда говорит. Тайны оставляют на лице след, здесь следов не было. — Не могли бы вы, — сказала мма Рамотсве, — сделать мне чашку чая? Потом, я думаю, вам лучше пойти в свою комнату и оставить их поправляться. Возможно, утром они будут кричать меньше. Служанка благодарно улыбнулась. — Я так и сделаю, мма. Я принесу чай вам в комнату. Потом вы можете снова лечь спать. Мма Рамотсве заснула, но сон был прерывистым. Она то и дело просыпалась и слышала голоса в доме или движение, звук захлопывающейся двери, отворяющегося окна, ночные шорохи старого дома. Незадолго до рассвета, поняв, что больше не уснет, она встала, надела халат и вышла из дома. Сонный пес у задней двери вскочил и подозрительно обнюхал ее ноги; большая птица, сидевшая на крыше, с усилием поднялась в воздух и улетела. Мма Рамотсве огляделась кругом. Солнце взойдет не раньше, чем через полчаса, но света уже достаточно, и с каждой минутой становится все светлее. Темные очертания деревьев еще неразличимы, но скоро можно будет увидеть ветки и листья во всех подробностях, словно на картине. Это было время суток, которое она любила, и здесь, в этом уединенном месте, вдалеке от дорог и людей, вдалеке от шума, который они производят, красота ее земли представала очищенной. Вскоре появится солнце, и мир станет более контрастным; а сейчас буш, небо, сама земля казались умиротворенными и безмятежными. Мма Рамотсве сделала глубокий вдох. Как всегда, запах буша, запах пыли и травы тронул ее душу; сейчас к нему еще добавился легкий запах дыма, чудесный, резкий запах, который сам по себе возникает в тихом утреннем воздухе, когда люди готовят завтрак и греют руки у пламени. Она обернулась. Где-то неподалеку горит костер, утренний костер, чтобы нагреть бак с водой, или, возможно, костер сторожа, который провел ночь над кучкой горячих углей. Она направилась за дом по узкой тропинке, обложенной белеными камнями. Этот обычай переняли у колониальных администраторов. Они белили камни, ограждающие их лагеря и поселения. И так делают по всей Африке, даже белят нижнюю часть стволов деревьев, которые высаживают длинными двойными рядами. Почему? Да потому что это Африка. Она завернула за угол и увидела человека, сидевшего у старого обложенного кирпичом бака. Такие баки часто встречаются в старых домах без электричества, и, конечно, они необходимы там, где ток получают от генератора. Гораздо дешевле греть воду для хозяйственных нужд в таком баке, чем пользоваться электрическим током от дизельного генератора. Этот бак нагревали дровами, чтобы получить горячую воду для утренней ванны. Человек увидел, что мма Рамотсве подходит, и встал, отряхивая свои брюки цвета хаки. Мма Рамотсве поздоровалась с ним традиционным приветствием, он вежливо ответил ей. Это был высокий, хорошо сложенный человек лет сорока с небольшим, у него было выразительное, красивое лицо. — Какой у вас хороший огонь, рра, — заметила мма Рамотсве, указывая на пламя. — Дрова хорошо горят, — просто ответил он. — Здесь много дерева. У нас дров хватает. Мма Рамотсве кивнула. — Значит, это ваша работа? Он сдвинул брови. — Эта и всякая другая. — Да? — тон его ответа заинтриговал ее. «Всякая другая» работа ему явно не нравилась. — А какая другая, рра? — Я повар, — ответил он. — На моем попечении кухня, я готовлю еду. Он настороженно смотрел на нее, ожидая ее реакции. — Это хорошо, — сказала мма Рамотсве. — Хорошо уметь готовить. В Габороне есть несколько очень хороших поваров. Их называют шеф-поварами, и они носят такие особые белые колпаки. Человек кивнул. — Я работал в гостинице в Габороне, — сообщил он. — Несколько лет назад. Я был там поваром. Не главным, а одним из младших. — Почему вы приехали сюда? — спросила мма Рамотсве. Это был удивительный поступок. Таким поварам в Габороне платят намного больше, полагала она, чем поварам на ферме. Повар вытянул ногу и подпихнул в огонь выпавшее полено. — Мне это занятие никогда не нравилось, — признался он. — Мне и тогда не нравилось быть поваром и сейчас не нравится. — Почему же вы этим занимаетесь, рра? Он вздохнул. — Это тяжелая история, мма. Ее надо долго рассказывать, а мне придется вернуться к работе, когда взойдет солнце. Но я немного расскажу вам, если хотите. Садитесь сюда, мма, вот на это бревно. Вот так, хорошо. Раз вы спросили, я расскажу. Я из деревни, вон там, за холмом, милях в десяти. Эту деревню никто не знает, потому что там нет ничего замечательного и ничего никогда не случается. На нее никто не обращает внимания, потому что люди там тихие. Они никогда не кричат и не поднимают шума. Поэтому ничего никогда не случается. В деревне есть школа, где очень мудрый учитель. Ему помогают два других, но он главный, и все больше слушают его, чем остальных. Однажды он сказал мне: «Саймон, ты очень умный мальчик. Ты помнишь всех животных в стаде по именам, ты помнишь и животных, от которых они родились. Ты в этом лучше всех остальных. Такой мальчик, как ты, мог бы поехать в Габороне и найти там работу». Мне не казалось удивительным, что я помнил всех животных, потому что я любил скот больше всего остального. Я хотел, когда вырасту, работать со скотом, но там, где мы жили, такой работы не было, поэтому мне пришлось подумать о чем-то другом. Я не верил, что достаточно хорош, чтобы ехать в Габороне, но когда мне исполнилось шестнадцать, учитель дал мне деньги, которые получал от правительства, и я купил на них автобусный билет в Габороне. У моего отца денег не было, но он дал мне часы, которые однажды нашел на обочине шоссе. Он высоко их ценил, но отдал мне и сказал, чтобы я продал их и смог на них прокормиться, когда приеду в Габороне. Мне не хотелось продавать часы, но, в конце концов, когда я так оголодал, что заболел желудок, мне пришлось их продать. Мне дали за них сотню пула, потому что это были хорошие часы, и я купил себе еды, чтобы восстановить силы. Я долго искал работу, а деньги на еду кончались. Наконец я нашел работу в гостинице. Мне нужно было носить багаж и открывать дверь постояльцам. Иногда эти постояльцы приезжали издалека и были очень богатыми. Денег у них были полны карманы. Иногда они давали мне чаевые, и я хранил эти деньги в почтовом отделении. Мне жаль, что этих денег больше нет. Спустя какое-то время меня перевели в кухню, помогать поварам. Там решили, что я хороший повар, и выдали мне униформу. Я готовил десять лет, хотя терпеть не мог эту работу. Мне не нравился жар кухни и все эти запахи еды, но это была моя работа, и приходилось выполнять ее. И когда я работал там, в этой гостинице, я познакомился с братом человека, который здесь живет. Вы, наверное, знаете, о ком я говорю — он важный человек и живет в Габороне. Он сказал, что даст мне работу здесь, работу помощника управляющего фермой, и я очень обрадовался. Я сказал ему, что знаю все про скот и что буду хорошо смотреть за фермой. Я приехал сюда с женой. Она из этих мест и была рада вернуться. Нам предоставили хорошее место для житья, жена очень довольна. Вы знаете, мма, как важно, чтобы твоя жена или твой муж были довольны. Если это не так, в доме не будет никакого спокойствия. Никогда. Моя теща тоже довольна. Она переехала сюда и живет в задней части нашего дома. Она целый день напевает, потому что рада, что ее дочь и наши дети с нею. Я ждал, что буду работать со скотом, но как только я познакомился с братом, который живет здесь, он спросил меня, чем я занимался. Я сказал, что работал поваром. Он очень обрадовался и велел, чтобы я был поваром в этом доме. У них часто бывают большие, важные люди из Габороне, и на них произведет впечатление, что в доме есть настоящий повар. Я сказал, что не хочу этого, но он меня заставил. Он поговорил с моей женой, и она встала на его сторону. Она сказала, здесь так хорошо, что надо быть дураком, чтобы отказаться делать то, что от тебя хотят. Теща начала причитать. Она старая женщина и непременно умрет, если нам надо будет уезжать. Жена сказала мне: «Ты что, хочешь убить мою мать? Ты этого хочешь, да?» Поэтому мне пришлось стать здесь поваром, и я все так же живу среди запахов кухни, хотя предпочел бы быть при скоте. Вот почему я недоволен, мма, когда моя семья довольна. Странная история, как вам кажется? Он закончил рассказ и мрачно посмотрел на мма Рамотсве. Она встретилась с ним взглядом, но тут же отвела глаза. Она думала, ее мозг лихорадочно работал, она перебирала все возможности. И вот гипотеза возникла, была проверена, и выводы сделаны. Мма Рамотсве снова посмотрела на него. Он закрывал дверцу топки. Внутри чана для воды, сделанного из старой бензиновой цистерны, кипела и булькала вода. Говорить или промолчать? Если сказать и ошибиться, можно нарваться на грубость. А если промолчать, можно упустить момент. Она решилась. — Я хочу спросить вас об одной вещи, рра, — начала она. — Да? — отозвался он, поправляя штабель дров. — Я вчера видела, как вы положили что-то в еду. Вы меня не видели, а я вас видела. Зачем вы это сделали? Он застыл на месте. Он собирался поднять большое бревно, нагнулся, обхватил его, но теперь очень медленно разжал руки и выпрямился. — Вы меня видели? — голос был сдавленный, слова едва слышны. Мма Рамотсве проглотила комок в горле. — Да. Я вас видела. Вы что-то положили в еду. Что-то плохое. Он смотрел на нее, и она заметила, что глаза его потускнели. Лицо, до тех пор живое, застыло, лишилось всякого выражения.