— Да, но… Мистер Пулани сунул руку в карман и вытащил лист бумаги. — Вот список из четырех имен. После имени каждой девушки я написал ее адрес. Они все живут в Габороне. — Он положил листок на письменный стол, затем вынул из другого кармана чековую книжка. Открыл ее и начал писать. — А это, мма, чек на две тысячи пула, который может быть выплачен «Женскому детективному агентству № 1». Вот. Он датирован более поздним числом. Если вы сообщите мне нужную информацию послезавтра, то сможете подать его в банк к оплате на следующий день. Мма Макутси посмотрела на чек. Она представила себе, как скажет мма Рамотсве, когда та вернется: «Я получила гонорар в две тысячи пула, мма, он уже выплачен». Она знала, что мма Рамотсве нежадный человек, но знала также, как ее волнует финансовая стабильность агентства. Гонорар на такую сумму будет очень кстати, и в то же время он будет наградой за доверие, которое ей оказала мма Рамотсве. Она положила чек в ящик стола. И увидела, что мистер Пулани сразу успокоился. — Я рассчитываю на вас, мма, — сказал он. — Я слышал о «Женском детективном агентстве № 1» только хорошее. Надеюсь и сам в этом убедиться. — Я тоже надеюсь, рра, — отозвалась мма Макутси. Но она уже испытывала сомнения относительно того, как сумеет выяснить, какая из четырех девушек в списке добропорядочна. Задача казалась неразрешимой. Она проводила мистера Пулани к двери и только тут заметила, что он носит белые ботинки. Она заметила также большие золотые запонки и отливающий глянцем шелковый галстук. Ей не хотелось бы иметь мужчину такого типа, подумала она. Сразу понятно, что для того, чтобы так выглядеть, нужно проводить много времени в салонах красоты. Но многих женщин, подумала мма Макутси, он бы вполне устроил. Глава четырнадцатая Господь решил, что Ботсвана будет засушливым местом До ланча оставалось еще несколько часов. Мма Рамотсве решила, что лучше всего пока познакомиться с окружением. Она любила фермы — как большинство ботсванцев, — потому что они напоминали ей о детстве и об истинных ценностях ее народа. Народ делил эту землю со скотом, птицами и многими другими созданиями, которых можно увидеть только при пристальном наблюдении. Возможно, такие мысли не посещают человека в городе, где еду берут в магазинах, вода течет из кранов, но многие не считают городскую жизнь настоящей. После беседы со служанкой она вышла из комнаты, затем из дома. Жаркое солнце стояло высоко, тени были короткими. На востоке, над низкими дальними холмами, голубые от марева, громоздились тяжелые дождевые тучи. Если они будут собираться и дальше, пойдет дождь или, во всяком случае, дождь прольется где-то подальше, для кого-нибудь еще. Кажется, в этом году дожди будут хорошими, о чем все только и молились. Хороший дождь означает сытый желудок, а засуха — тощий скот и увядшие посевы. Несколько прошлых лет они страдали от засухи, и правительство с тяжелым сердцем отдало распоряжение, чтобы люди начали забивать скот. Это самое мучительное, что только можно себе представить. Мма Рамотсве огляделась. Неподалеку находился огороженный пастбищный участок, вокруг поилки толпился скот. От бетонного резервуара скрипучей ветряной мельницы по земле шла труба к желобу, к истомленным жаждой животным. Мма Рамотсве решила пойти взглянуть на стадо. Ведь она была дочерью Обэда Рамотсве, который, по мнению многих, был одним из лучших знатоков скота во всей Ботсване. Она могла оценить хорошее животное и иногда, проезжая по дороге мимо какого-нибудь особенно красивого экземпляра, прикидывала, что сказал бы отец. Возможно, «мощные плечи» или «хорошая корова», «только посмотри, как она идет», или «вокруг этого быка столько шума, но не думаю, что от него будет много телят». На этой ферме было много скота, возможно, тысяч пять-шесть. Для большинства это неслыханное богатство. Чтобы человек ощущал себя зажиточным, достаточно стада в десять-двадцать голов. Она тоже довольствовалась немногим. Обэд Рамотсве собрал свое стадо путем обдуманных приобретений и продаж, и к концу жизни в его стаде было две тысячи голов скота. Это обеспечило мма Рамотсве наследство и дало ей возможность купить дом на Зебра-драйв и открыть агентство. Но немного скота она оставила, решив продавать не все. Теперь за ее стадом смотрели подпаски на дальнем пастбище, а ее родственник приезжал туда время от времени вместо нее. У нее было голов шестьдесят, все от тяжеловесных быков-брахманов, которых ее отец так старательно разводил и выращивал. Когда-нибудь она поедет туда, в телеге, запряженной быками, и посмотрит на свое стадо. Это стадо — связующее звено между ней и отцом, которого ей так не хватает. Она заплачет, а все будут удивляться, что эта женщина плачет по отцу, который умер много лет назад. У нас еще не иссякли слезы, подумала она. Мы все еще оплакиваем те рассветы, когда, поднявшись пораньше, наблюдали, как коровы неторопливо идут по тропинкам, а птицы летают высоко в небе в восходящих потоках теплого воздуха. — О чем вы задумались, мма? Она подняла взгляд. Рядом с ней стоял человек с кнутом, в поношенной шляпе. Мма Рамотсве поздоровалась с ним. — Я думаю о своем покойном отце, — сказала она. — Ему бы понравился этот скот. Это вы смотрите за ними, рра? Отличные животные. Он благодарно улыбнулся. — Я присматриваю за этим скотом всю его жизнь. Они мне как дети. У меня две сотни детей, мма. Все стадо. Мма Рамотсве рассмеялась. — Должно быть, вы очень занятой человек, рра. Он кивнул, вытащил из кармана бумажный пакетик и угостил мма Рамотсве кусочком вяленого мяса. — Вы гостите в этом доме? — спросил он. — Сюда часто приезжают гости. Иногда сын, который живет в Габороне, привозит своих друзей из правительства. Я видел их собственными глазами. Такие люди. — Он очень занятой человек, — сказала мма Рамотсве. — Вы хорошо его знаете? — Да, — ответил пастух, жуя мясо. — Он приезжает сюда и учит нас, что делать. Он все время беспокоится о скоте. Он говорит «эта больная», «эта хромая», «а где еще одна?» Все время. Потом он уезжает, и все встает на свои места. Мма Рамотсве сочувственно сдвинула брови. — Я думаю, что это нелегко выносить его брату, верно? Пастух выкатил глаза. — Он становится похож на побитую собаку и позволяет брату кричать на себя. Он хороший фермер, этот младший, но другой, первенец, до сих пор считает, что это он управляет фермой. Но мы-то знаем, что его отец говорил с вождем, и они пришли к соглашению, что младший получит большую часть скота, а старший — деньги. Так и решили. — А старшему это не нравится? — Нет, — сказал пастух. — И мне кажется, я понимаю, что он ощущает. Но у него хорошо идут дела в Габороне, у него там другая жизнь. А младший брат — фермер. Он понимает в скоте. — А что третий? — спросила мма Рамотсве. — Тот, что вон там? — И она махнула рукой в сторону Калахари. Пастух засмеялся. — Он как маленький мальчик. Это очень печально. Говорят, у него в голове пусто. Потому что его мать вела себя не так, когда он был у нее в утробе. От этого бывают такие вещи. — Да? — спросила мма Рамотсве. — Неужели? Она знала о поверье деревенских жителей: неполноценный ребенок рождается из-за чего-то дурного, сделанного родителями. Если у женщины, например, была любовная связь с другим мужчиной, это могло привести к рождению дурачка. Если человек вступал в связь с другой женщиной, когда жена ждала ребенка, это могло принести младенцу несчастье. Пастух понизил голос. Но кто здесь услышит, подумала мма Рамотсве, кроме скота и птиц. — С ней надо быть начеку, — сказал пастух. — Она такая. Старуха. Она дурная женщина. — Дурная? Он кивнул. — Понаблюдайте за ней, — посоветовал он. — Понаблюдайте за ее глазами. Служанка подошла к ее двери незадолго до двух часов и сказала, что еда готова. — Обедают на веранде на той стороне, — сказала служанка, показав на другую сторону дома. Мма Рамотсве поблагодарила ее и вышла из комнаты. Веранда была самой прохладной частью дома. Ее затеняли сетчатый тент и побеги вьющихся по грубой деревянной решетке растений. Два стола были составлены в длину и покрыты крахмальной белой скатертью. На одном конце длинного стола стояло несколько блюд с едой: тыква, от которой шел пар, миска с кукурузной кашей, блюдо с бобами и другими овощами и большая супница с тушеным мясом. Здесь же лежал хлеб, и стояла тарелка с маслом. Это была хорошая еда, ежедневно такую еду может себе позволить только богатая семья. Мма Рамотсве увидела уже знакомую ей старую женщину, которая сидела чуть дальше от стола, на коленях у нее лежало небольшое клетчатое полотенце. Здесь же присутствовали и другие члены семьи: мальчик лет двенадцати, молодая женщина в нарядной зеленой юбке и белой блузке — жена, поняла мма Рамотсве, — и рядом с ней мужчина в брюках хаки и рубашке с короткими рукавами, тоже хаки. Мужчина встал при появлении мма Рамотсве и вышел из-за стола поздороваться с ней. — Вы наша гостья, — с улыбкой сказал он. — Мы рады приветствовать вас здесь, мма. Старуха кивнула ей. — Это мой сын, — сказала она. — Он был со стадом, когда вы приехали. Мужчина познакомил мма Рамотсве с женой, которая приветливо улыбнулась ей. — Сегодня очень жарко, мма, — сказала молодая женщина. — Но, по-моему, собирается дождь. Я думаю, это вы нам его привезли. Это был комплимент, который мма Рамотсве оценила. — Надеюсь, — отозвалась она. — Земля сохнет. — Она всегда сохнет, — сказал муж. — Господь решил, что Ботсвана будет засушливым местом для мучимых жаждой животных. Так он решил. Мма Рамотсве села за стол между женой и старой женщиной. Жена стала подавать еду, а муж в это время наливал воду в стаканы. — Я видела, вы смотрели на скот, — сказала старуха. — Вам нравится скот, мма? — Какой ботсванец не любит скот? — вместо ответа спросила мма Рамотсве. — Наверное, есть и такие, — заметила старуха. — Наверное, есть люди, которые не разбираются в скоте. Не знаю. Произнеся фразу, она отвернулась и стала смотреть в высокие незастекленные окна веранды, на буш, протянувшийся до горизонта. — Мне сказали, вы из Мочуди, — начала молодая женщина, протягивая мма Рамотсве тарелку. — Я тоже оттуда. — Я жила там раньше, — ответила мма Рамотсве. — Сейчас я живу в Габороне. Как многие. — Как мой брат, — сказал муж. — Вы, должно быть, хорошо его знаете, если он прислал вас сюда. На какое-то мгновение за столом повисло молчание. Старуха посмотрела на сына, но он смотрел в другую сторону.