— Ой, он и коконов не видел. Откуда же ты приехал? — Из Ленинграда. — Из Ленинграда? А к кому? — заинтересовались близнецы. — К сестре, Марине. — Ты — брат Марины Петровны? — Почему сразу не сказал? Оказалось, ребята хорошо знали Марину Петровну — она их учила ухаживать за шелкопрядами, она каждый день заходила к ним в белый домик, она умела устраивать интересные дальние прогулки. Наконец, зимой она работала в их пионерской дружине старшей вожатой. А тут вдруг неожиданно приехал её брат. — А ведь ты очень похож на Марину Петровну, — сказал Вася. — И лицо круглое, и волосы светлые, и глазищи серые. И снова все удивились, как это сразу не заметили их сходства. — Очень далеко ехать из Ленинграда? — спросил Гико. — Очень, — Валерий серьёзно посмотрел на мальчика. — Тут и моря, и горы, и степи, и много городов, станций, всех не сосчитать. — В Ленинграде очень холодно? — спросила Цицино. — Да-а, — протянул Вася. — Холодновато, потому там шелкопрядов не выводят. Климат неподходящий. Подожди, — с этими словами он скрылся в чуланчике. Через миг оттуда раздался громкий крик: — Беда! Коконы рассыпались! Все бросились в чулан, и Валерий увидел, что Вася, лёжа на животе, собирал что-то под шкафом, какие-то светлые не то орешки, не то яички. Кэто молча взглянула на беспорядок в чуланчике, и сразу её густые чёрные брови недовольно сдвинулись. — Это ты, малыш, — строго спросила она, — опрокинул… Малыш! Валерий не дослушал вопроса, круто повернулся и выбежал из этого злополучного домика. — Чего это он вдруг? — удивился Вася. Цицино посмотрела на Кэто и сказала: — Зачем ты с ним сразу так строго? Познакомился с ребятами? Вечером Валерий долго ждал сестру, а она запаздывала. Он хотел расспросить её про червяков, где их берут? Но это так и не удалось ему. Сестра явилась не одна, с нею пришёл высокий, смуглый молодой человек. — Давид, — обратилась к нему Марина, — познакомься с моим братом Валериком. — Я думал, он маленький, а он уже взрослый, — Давид приветливо улыбнулся, обнажив множество сверкающих зубов, и крепко пожал руку мальчика. И Валерий улыбнулся ему от всего сердца и с удовольствием ответил на рукопожатие. — А я знаю, — сказал мальчик, — вы племянник дяди Бату! — Ну и брат у тебя, Марина, — Давид громко и раскатисто засмеялся, — ты смотри, и представляться ему не нужно. — Откуда ты знаешь? — удивилась Марина. Валерий подробно рассказал про своё знакомство с дядей Бату. Валерий был бы рад поговорить ещё и ещё, но молодые люди взяли какие-то книги и стали обсуждать что-то такое, о чём Валерий и понятия не имел. Волей-неволей он замолчал и стал разглядывать Давида. Смотрел и удивлялся: когда Давид говорил о чём-нибудь серьёзном, глаза у него были весёлые, задорные. Когда же он смеялся, глаза смотрели очень внимательно. Как тут понять — шутит этот Давид или говорит серьёзно. Даже за ужином Валерий не мог вставить словечка, потому что Марина и Давид всё разговаривали о докладах, программах, зачётах. Мальчику стало скучно, и он быстро улёгся спать. Про себя он подумал, как мог такой весёлый Давид так долго и горячо толковать о каких-то никому не интересных делах. Зато утром Валерий был вознаграждён. Марина рассказала ему, что в этом краю очень давно разводят шелковичных червей. До революции в царские времена гусениц выкармливали просто дома, где-нибудь на полке или на скамейке. А теперь строят специальные белые домики с этажерками. Скоро начнётся строительство большого питомника шелкопрядов — червоводни. Это как бы завод, где шёлк, вернее, шелковинки, будут выделывать сотни тысяч гусениц. Валерий слушал внимательно, но неожиданно разговор принял неприятное для Валерия направление. — Познакомился с ребятами? — невзначай спросила Марина. — Почти, — оборвал разговор Валерий. Марина внимательно поглядела на брата. Он чуть было не ляпнул: «Если бы не Кэто, так даже подружился бы с ними». Но смолчал, и хорошо сделал, потому что сестра принялась расхваливать Кэто. И такая она, и сякая. — Что в ней особенного? — буркнул Валерий. Тут зашла тётя Нюша и начала поддакивать Марине: лучше Кэто на свете нет, и мать у неё знатный бригадир, работает на чайной плантации, и Кэто помогает ей растить младших ребятишек, и в школе отличница, и вожатая хоть куда, и для Сёмушки старается. Надо ли говорить, что Валерий хмуро выслушивал эти похвалы и, как только проглотил последний кусок, побежал в сад. Тут он спохватился: так и не узнал, где взяли ребята шелкопрядов. Солнце светило во всю. Оно грело, нет, не грело, а жгло и горы, и долину, и сад. Деревья, птицы, насекомые — всё нежилось в этих потоках солнечного тепла. Крупные листья инжира пригрелись и задремали, а под их зелёным куполом нашёл себе пристанище Валерий. Он изнывал от жары. Теперь он немного раскаивался, что так глупо вышло у него с ребятами, и побаивался встретиться с ними. Ведь сам бросил их, убежал. И когда? Когда почти что познакомились. А ребята куда-то запропастились и, видно, забыли, что надо кормить шелкопрядов. Ему надоело лежать одному под инжиром, и от нечего делать он достал из кармана трусиков своё любимое увеличительное стекло — круглое, выпуклое. Этим стёклышком он часто выжигал по дереву. Вот вспыхнет маленькая светящаяся точка, крохотная, с булавочную головку, а жжёт — не стерпеть, если руку подставить. Щепку поднесёшь — крохотное солнце оставит и на ней след: чёрную точку или чёрточку. Если дольше держать щепку, она даже тлеть начнёт, дымиться. Так даже рисовать можно. Почему в центре стекла появляется такое жгучее пятнышко, мальчик не очень хорошо понимал. Папа как-то объяснял ему, будто солнечные лучи собираются в фокусе. Какой это фокус — Валерик не разобрал, а стекло стал называть фокусным. Валерик взял щепку и с помощью гвоздика нацарапал на ней длинную тонкую фигуру с лохматыми волосами. Под рисунком вывел «Кэто». Потом стал выжигать все линии и точки своего рисунка. Хорошая! Если здесь все такие хорошие, то лучше бы уехать отсюда… Конечно, и он сам был немного виноват. Мама, наверное, опять сказала бы: «Твоё любопытство не доведёт тебя до добра!». Она часто говорила это Валерику. Валерий выжигал недолго, и хотя у портрета недоставало ещё одной руки и ноги, бросил щепку, спрятал стекло в карман и отправился бродить по саду. В эту минуту он пожалел, что не поехал в пионерский лагерь на Сиверскую, где в прошлом году отдыхал целый месяц. Там ребята все знакомые. С ними за ягодами ходить и на реку, везде весело. А тут всё один да один, не с кем слова сказать. На шоссе даже машин не видно, только вьючный осёл бредёт со своим хозяином… Я не уважаю червяков! Валерий даже отпрянул, когда на него наскочил незнакомый мальчик. В красных трусах, на голове какой-то тюрбан с пером, весь чёрный от загара, настоящий индеец. Только вместо стрелы он держал щепку, ту самую, с «портретом» Кэто. — Валерий! Валька! — мальчуган-индеец размашисто хлопнул Валерия по спине, как старого знакомого. — Ты приехал к Марине Петровне, я знаю! — сообщил он и, не ожидая ответа, представился: — Я — Сёмушка Шмелёв. Моя бабушка — тётя Нюша. Знаешь? — Я знаком с тётей Нюшей и слышал про тебя, — солидно ответил Валерий и протянул руку. — Смотри, что я нашёл, — Сёмушка показал щепку с портретом Кэто. Валерик без всякого удовольствия поглядел на свою работу. — Во здорово! — Сёмушка оценил мастерство портретиста, — и кто это так постарался? — Я, — неохотно сознался Валерик. — Ого, ты? Ты умеешь выжигать? А чем? — полюбопытствовал Сёмушка. — Научи меня. Валерий вынул из кармана своё фокусное стекло, слегка повертел его, поймал солнечный луч, и вскоре щепка уже тлела.