— О нет! — воскликнула я. — Лихо! — Что? — переспросила Нора. — Псина, которая живёт по соседству! И сейчас идёт прямо сюда! — И это всё? — заворчала Нора. — Кого волнует бестолковый пёс? Я хочу речь послушать, — и она отвернулась к грузовику. — Ты не понимаешь! — зашипела я, схватив её за плечо. — Он же с хозяйкой! Маминой подругой! — Что же ты сразу не сказала? — Нора огляделась. — Вон тот, пушистый? Не думаю, что его хозяйка нас заметила. Они слишком далеко. — И лучше бы ей меня не видеть, — буркнула я. И тут же остолбенела: — Ни меня, ни Филлис. — Филлис велела нам идти в чайную, если заметим кого-нибудь из знакомых! — Мы не можем допустить, чтобы она попала в бе ду. Это было бы несправедливо. — Я знала, что, стоит миссис Шеффилд увидеть Филлис с суфражистским транспарантом, она сразу побежит ябедничать маме. Но как, спрашивается, спасти Филлис? Она ведь не может так просто сбежать — уж точно не с транспарантом в руках. Я надвинула на глаза шляпу и снова взглянула в сторону миссис Шеффилд и Лиха. К счастью, шли они медленно (хотя я видела, что Лихо изо всех сил натягивает поводок, как всегда пытаясь умчаться вперёд), и до них ещё оставалось несколько десятков ярдов. — Пошли, — велела я, потянув Нору за руку. — Ты куда? Чайная в другую сторону! — А Филлис — в эту! Мы стали быстро пробираться сквозь толпу, направляясь к грузовику. Сейчас миссис Шеффилд не смогла бы нас заметить, но Филлис и её транспарант по-прежнему были видны издалека. И если миссис Шеффилд, проходя мимо, бросит хоть один взгляд на выступающих, Филлис она ни за что не пропустит. — Если обойдём вокруг, сможем подобраться к ней сзади. Мы были уже в первых рядах. Женщина закончила свою речь, и на сцену поднялся усатый мужчина. — Но тогда подруга твоей мамы увидит нас! — возразила Нора. — Нет, если мы поползём. Давай! — и я, опустившись на четвереньки, ползком двинулась вперёд так быстро, как только могла. К счастью, усач оказался очень хорошим оратором, так что не думаю, чтобы кто-нибудь из зрителей заметил, как мы пробираемся за грузовиком, скрывавшим нас от зрителей ничуть не менее надёжно, чем юбки, сумки и плакаты других суфражеток. Оставалось всего несколько футов. — Филлис! — прошипела я так громко, как только осмелилась. Она даже не повернула головы. Тогда я попробовала ещё, чуть громче: — Филлис! На этот раз она услышала, посмотрела в нашу сторону, и растерянное выражение её лица сменилось ужасом, когда она обнаружила, что мы практически валяемся на траве. — Что ты, скажи на милость… — начала она свирепым шёпотом, но я перебила: — Здесь миссис Шеффилд. Прямо здесь, в парке. Прикрой лицо! Филлис оглядела публику и, должно быть, что-то увидела, поскольку тотчас же прикрыла лицо краем транспаранта, пряча его от зрителей. — Идите в чайную! — бросила она. — Сейчас же! — Но мы же почти ничего не услышали, — зашептала я в ответ. Филлис обернулась ко мне, по-прежнему прикрывая лицо. — А шестом получить не хочешь? — прорычала она, совершенно перестав быть похожей на Жанну д’Арк. Теперь она выглядела просто злющей старшей сестрой. — Нет. Но я думаю, что это совершенно несправедливо. Пойдём, Нора. И мы поползли. И ползли до тех пор, пока Нора не сказала: — А почему бы нам не пойти? Подруга твоей мамы наверняка уже прошла мимо. Но когда мы встали, то осознали, что юбки спереди перепачканы травой. Увидев такое, наши мамы точно не обрадуются. — Мы могли бы обойти толпу по краю и послушать другие выступления, — сказала я. — Ну, чтобы эти пятна хотя бы были не зря. Так мы и сделали. Усатого мужчину проводили аплодисментами, и сейчас другая дама говорила, что, если у женщин не будет права голоса, их нужды и нужды детей попросту проигнорируют. — В нашем городе полно голодных, не знающих грамоты детей. Выбирая достойных, мы, женщины, можем это изменить. Я вспомнила оборванцев, которых видела, когда пару недель назад следила за Филлис. Женщине много хлопали, хотя слышались и насмешливые выкрики. Но в её голосе и голосах других ораторов было нечто заставлявшее вас почувствовать надежду, поверить, что несправедливость исчезнет и всем станет лучше. Когда она закончила, мы тоже громко хлопали, но когда объявили последнюю выступающую — миссис Казинс, поняли, что пора уходить, пока Филлис не заметила, что мы до сих пор ошиваемся поблизости. Поэтому мы всё-таки пошли в чайную. Идти пришлось долго, зато у Норы помимо денег на трамвай нашёлся шиллинг, и мы взяли по чёрствой булочке и по чашке чаю. — Я ужасно рада, что мы пошли, — сказала Нора, набив булочкой рот. — Хотя и услышали далеко не всё. — Ораторы были чертовски хороши, — согласилась я. — И большая часть собравшихся, похоже, с ними заодно. — Вот теперь мы настоящие суфражистки. Или правильно суфражетки? В чём между ними разница? — Филлис не нравится слово «суфражетки». А мне скорее наоборот. Ну, просто как слово. Если не вникать в подробности, суфражистки — это те, кто верит, что можно изменить мир… даже не знаю… написав письмо члену парламента или как-нибудь ещё в том же роде. А суфражетки предпочитают действие: ну, вроде разбитых окон, цепей и всего такого. — Может, в следующий раз, когда пойдём на митинг, нам стоит замаскироваться? — предложила Нора, подливая себе чаю. — На случай, если снова появится кто-нибудь из знакомых. Хотя даже не представляю, как именно. — Можно попросить Кэтлин сделать для нас пару шляп, — хихикнула я. — С гигантским ананасом, капустой или чем-нибудь подобным на голове нас всё равно никто не узнает: все будут слишком заняты разглядыванием войлочных овощей. — Тс-с-с! — шепнула Нора, указывая на дверь. Я обернулась и увидела, что в чайную входит та самая Кэтлин, а следом за ней и Филлис. — О, вот вы где, — сказала она. — Ты сама велела нам сюда прийти! — возмущённо воскликнула я. — Но я вовсе не была уверена, что тебе можно доверять. — Ну, должна сказать, это весьма недурной способ завести беседу с человеком, который только что спас тебе жизнь. — Спас тебе жизнь? — сквозь смех повторила Кэтлин. Смех у неё ужасно раздражающий. Сомневаюсь, чтобы она когда-либо воспринимала меня всерьёз. Я рассказала ей о миссис Шеффилд и Барнаби. У Филлис хватило совести слегка потупиться. — Прости, ты права, — признала она. — Спасибо вам обеим, что предупредили. Я предпочла бы без крайней необходимости с родителями не ссориться. И протянула мне экземпляр «Права голоса для женщин»: — На, почитай, а мы пока отойдём. Они направились в крохотную уборную, а мы с Норой принялись листать журнал. Он оказался ужасно интересным, с множеством рассказов о драматических событиях в Лондоне. — Совсем как в «Не сдавайся»! — ахнула Нора. — Только по-настоящему! Потом Филлис и Кэтлин вернулись, и Филлис снова убрала «Право голоса для женщин» в сумку. — Ладно, девочки, — сказала она. — Пора по домам. — Что, даже чаю не попьёте? — удивилась я. — Нет времени, — отрезала Филлис. — Если вернёмся слишком поздно, мама с папой начнут задавать вопросы. Сказать по правде, я вовсе не возражала против возвращения домой, поскольку совершенно вымоталась за день. Оказывается, быть активной суфражеткой (а по мне, ползать на четвереньках, чтобы спасти Филлис, — явное проявление активности) весьма утомительно. В общем, добравшись до дома, я так устала, что едва ли смогла бы оправдаться перед мамой, сразу заметившей пятна от травы у меня на юбке. К счастью, Филлис проявила порядочность и за меня заступилась. — Это всё моя вина, мам, — сказала она. — Мы гуляли по лужайке, и я её отвлекла, хотела показать лорда-лейтенанта, вот она и споткнулась о корень. А это оказался вовсе не лорд-лейтенант, — добавила она. — А просто какой-то мужчина в цилиндре. — Ох, беда с вами, — сказала мама. — Надеюсь, в будущем вы обе будете внимательнее. А теперь идите переоденьтесь и выпейте чаю. Пока мы с Филлис поднимались наверх, я сказала: — Спасибо, Фил. — Ты это заслужила. Но, — добавила она суровым тоном, — больше я тебя на митинг не возьму. — Ну Филлис! — взмолилась я. — Пойми, это чудесно, что ты помогаешь нашему делу. Но, если ввяжешься в то, чего мама с папой не одобрят, я за тебя отдуваться не буду. Так что, пока не подрастёшь, придётся поддерживать нас только мысленно. Хотя я надеюсь, что к тому времени у нас уже будет право голоса. — Ну ещё разок! Но Филлис молча ушла к себе в комнату. Впрочем, держу пари, я заставлю её передумать. Как сказала Нора, я могу быть очень убедительной. Однако времени на раздумья у меня оказалось не слишком много, поскольку на следующий день после мессы нам пришлось нанести еженедельный визит тёте Джозефине. — Похоже, с утра шёл дождь, — сказала мама, пока мы тащились по бесконечно длинной дороге, ведущей к дому тёти Джозефины. — Какая удача, что он уже кончился. Я вовсе не считала удачей необходимость битый час сидеть в душной гостиной тёти Джозефины, выслушивая её жалобы на слуг. Их у неё двое, хотя живёт она одна: сын в армии, а муж, дядя Джерард, несколько лет назад умер. Он был куда лучше тёти Джозефины, хотя тоже довольно скучный. В общем, сейчас у тёти Джозефины есть кухарка и горничная, а для чёрной работы ещё и подёнщица, приходящая два раза в неделю, — это в два с лишним раза больше прислуги, чем у нас, а нас как-никак шестеро. При этом у тёти Джозефины нет даже собаки или кошки.