Глава 6 Самая типичная ошибка Говоря о Джейке и его семье, я упомянул, что попытка контролировать детей с помощью гнева и словесных нападок оказывается самым неэффективным подходом. На самом деле это не только не работает, но и усугубляет ситуацию. Исследователи из Вашингтонского университета, доктор Сьюзан Шпикер и ее коллеги, обнаружили, что родители, которые пытаются контролировать детей криком и оскорблениями, скорее всего, спровоцируют еще более разрушительное и вызывающее поведение[32]. Разве это не серьезно? Если вы кричите на своих детей, они будут кричать на вас в ответ, и не только! Здесь проявляется интерактивный эффект. Чем более неуправляемо поведение ребенка, тем злобнее становится родитель. К сожалению, большинство растерянных взрослых используют именно эту модель воспитания. Педагоги часто совершают одну и ту же ошибку. Я однажды слушал по национальному радио выступление учителя, и вот что он сказал: «Мне нравится быть профессиональным педагогом, но я ненавижу ежедневные проблемы воспитания. Мои дети такие непослушные, что я должен постоянно ругать их, чтобы контролировать класс». Как же жестокость и вспыльчивость, которые используются для контроля над детьми изо дня в день, деморализуют педагога! Сколько учителей (и родителей) не знают другого способа заставить детей повиноваться!.. Поверьте мне, это только изматывает силы и не приносит положительных результатов. Давайте посмотрим, почему гнев не работает. Разберем вашу собственную мотивационную систему. Предположим, вы возвращаетесь на машине домой после работы и превышаете скорость на 65 км в час. Полицейский стоит на углу, но он мало что может сделать, чтобы урезонить вас. У него нет ни машины, ни мотоцикла, ни значка, ни пистолета и никаких полномочий выписать вам штраф. Все, что он может, – это выкрикивать оскорбления и трясти кулаком вам в след. Вы притормозите? Естественно, нет! Возможно, вы улыбнетесь и помашете рукой, проезжая мимо. Гнев офицера только подчеркивает его бессилие. А теперь представьте, что однажды утром по дороге в офис вы на скорости проезжаете мимо школы. Вдруг в зеркале заднего вида вы замечаете патрульный полицейский автомобиль, догоняющий вас. Мигают восемь красных огней, визжит сирена. По громкоговорителю офицер приказывает вам остановиться на обочине. Когда вы останавливаетесь, он выходит из машины и подходит к вам. Его рост более двух метров, голос как у Одинокого Рейнджера, а на бедре висит большой пистолет. Его значок блестит на солнце. В руках у него кожаная папка с повестками в суд, такую вы уже видели раньше – в прошлом месяце. Офицер разговаривает с вами вежливо, но голос у него тверд. «Сэр, радар показывает, что вы проехали со скоростью 95 километров в час там, где разрешено только 30. Могу я увидеть ваши права?» Офицер не кричит, не плачет и не критикует вас. Это не входит в его обязанности. Вы нервно шарите в бумажнике в поисках пластиковой карточки (с ненавистной вам фотографией). Руки у вас стали липкими от пота, а во рту пересохло. Сердце бешено колотится и готово выскочить из груди. Почему у вас перехватило дыхание? Потому что вам известно, что дальнейшие действия полицейского будут крайне неприятны. Либо они кардинально изменят ваши водительские привычки, либо в ближайшее время вам придется много ходить пешком. Шесть недель спустя вы предстаете перед судьей, чтобы узнать свою судьбу. Он одет в черную мантию и возвышается над залом заседаний. Вы опять нервничаете – и не потому, что судья кричит на вас или обзывается. Просто в его власти испортить ваш день. Ни полицейскому, ни судье не нужно прибегать к гневу. У них есть гораздо более эффективные методы привлечь ваше внимание. Их спокойствие и уверенность – часть ауры власти, которая вызывает уважение. Но что, если они вместо этого начнут плакать и жаловаться? Что, если один из них скажет: «Я не знаю, почему вы так ездите. Мы сто раз говорили вам, что нельзя нарушать закон. Но вы, несмотря ни на что, продолжаете не слушаться». Потом, раскрасневшись, он добавляет: «Вот что я вам скажу, молодой человек. Мы больше не потерпим этого. Вы слышите? Поверьте мне, или пожалеете…». Я уверен, вы поняли суть. Гнев ни на что не влияет, если не показывает, что скоро произойдет что-то крайне неприятное. И наоборот, дисциплинарные меры приводят к изменению поведения. Мало того, гнев не только не работает, но и разрушает уважение детей к нам. Они понимают, что наши срывы вызваны неспособностью контролировать ситуацию. Мы воплощаем в их глазах справедливость, а сами едва сдерживаем слезы, машем руками и выкрикиваем пустые угрозы. Нет, я не предлагаю родителям и учителям скрывать свои эмоции от детей. Мы не должны быть вежливыми и безответными роботами и держать все внутри. Когда мальчики и девочки оскорбляют и не слушаются нас, проявление недовольства вполне уместно. Но эмоции не могут служить инструментом, который заставит детей вести себя правильно, если у нас закончились другие способы и идеи. Это неэффективно и вредит отношениям между поколениями. Если вы кричите на своих детей, они будут кричать на вас в ответ. Вот еще одна картинка, которая может оказаться полезной. Типичный вечер в типичной семье. Второклассник Генри – вихрь безудержной активности. С самого утра он носится по дому и хохочет. Трудно поверить, но у него до сих пор избыток энергии, которую необходимо сжечь. Его мама совсем в другом состоянии. Она с трудом поднялась с кровати в полшестого утра, приготовила завтрак для семьи, навела порядок, проводила папу на работу, а Генри в школу. Если она работает, то завезла младших детей в детский сад и помчалась на службу. Если же она домохозяйка, то впереди у нее длинный день, в течение которого ей нужно не дать дошкольникам поубивать друг друга. К вечеру она уже девять часов на ногах без перерыва. (Малыши не отдыхают, если они не спят днем, так зачем же отдыхать мамам?) Папа приходит домой с работы и старается помочь, но он тоже устал. У мамы впереди дел еще по крайней мере на шесть часов – покупка продуктов, приготовление ужина, купание самых маленьких, смена подгузников, укладывание малышей спать и помощь Генри с уроками. Я впадаю в депрессию от одной мысли о таких уставших мамах, продолжающих трудиться, когда день подходит к концу. Но Генри не особенно сочувствует ей. Он возвращается из школы в явно озорном настроении. Не зная, чем бы заняться, он начинает раздражать разгневанную мать. Он доводит сестренку до слез, дергает кота за хвост и разливает собачью миску с водой. Мама ворчит, но Генри как будто не замечает этого. Он вытаскивает из шкафа игры, коробки с игрушками и строительные блоки, которых хватило бы для постройки небольшого города. Мама понимает, что кому-то придется убирать весь этот беспорядок, но не представляет, кому поручить это задание. Тон ее голоса снова повышается. Она приказывает Генри идти в ванную и помыть руки перед обедом. Он уходит, застревает там на пятнадцать минут и возвращается с грязными руками. К этому времени мамин пульс учащается и левый глаз начинает привычно дергаться. Выглядит знакомо, правда? Наконец, приходит время сна. Но Генри не хочет ложиться, зная, что его издерганная мать потратит по крайней мере тридцать минут, чтобы загнать его в постель. Он сидит на полу и играет, пока мама не начинает его ругать: «Генри, уже почти восемь часов [тридцатиминутное преувеличение], так что убирай игрушки и иди в ванную». Но и Генри, и мама знают: она вовсе не ждет, что он тут же отправится в ванную. Она просто хочет заставить его подумать об этом. Она бы упала в обморок, если бы сын послушался ее голословной команды. Где-то через десять минут мама снова говорит: «Генри, уже поздно, а у тебя завтра школа; я хочу, чтобы ты собрал игрушки и шел в ванную!» Она все еще не ждет, что Генри послушается, и он это знает. Он кладет на место пару коробок, чтобы продемонстрировать, что слышит ее, и снова погружается в игру. Проходит еще шесть минут, и мама выдает новую команду. На этот раз в ее голосе еще больше страсти и угроз: «Послушайте, молодой человек, я велела вам пошевеливаться, и я не шучу!» Для Генри это означает, что он должен собрать игрушки и н-а-п-р-а-в-и-т-ь-с-я к ванной. Если мать последует за ним, он выполнит приказ как можно скорее. Однако если мама отвлечется или зазвонит телефон, Генри получит несколько минут отсрочки. Как видите, Генри и его мать вовлечены в привычный одноактный спектакль. Они оба знают правила и роль, которую играет партнер. Вся сцена запрограммирована, прописана и компьютеризирована. Воспроизведение этого виртуального сценария происходит день за днем. Когда мама хочет, чтобы Генри сделал то, что ему не нравится, она постепенно проходит через этапы фальшивого гнева, начиная спокойно и заканчивая криками, уже разозленная до предела. Генри не нужно реагировать, пока она не достигнет точки кипения, сигнализирующей о готовности что-то предпринять. Какая глупая игра! Так как мама воздействует на Генри пустыми угрозами, она все время в раздраженном состоянии. Ее отношения с детьми обречены, и каждый ее день заканчивается головной болью. Она не может рассчитывать на мгновенное послушание, потому что ей требуется не менее двадцати-тридцати минут, чтобы достичь убедительной степени гнева. Насколько лучше использовать действие, позволяющее добиться желаемого поведения без эмоционального взрыва. Сотни подходов могут дать нужный результат с минимальными потерями или вознаграждением для послушного ребенка. Когда спокойная просьба родителей о послушании игнорируется, мама или папа должны иметь под рукой определенные средства, чтобы заставить свою малолетку подчиниться. Для тех, кто не может ничего придумать сам, я предлагаю следующее. Есть мышца, которая плотно прилегает к основанию шеи. Книги по анатомии называют ее трапециевидной мышцей. Когда ее крепко сжимают, в мозг поступает сигнал: «Это больно: избегайте повторения любой ценой». Боль лишь временная, и она не приносит вреда, но это удивительно эффективный практический ресурс для родителей, когда их чадо не реагирует на прямую команду. Лучше использовать действие, позволяющее добиться желаемого поведения без эмоционального взрыва. Сотни подходов могут дать нужный результат с минимальными потерями или вознаграждением для послушного ребенка. Давайте вернемся к сцене с Генри перед сном и покажем, как действовать более эффективно. Для начала мать должна предупредить его, что у него есть еще пятнадцать минут на игру. Ни ребенку, ни взрослому не нравится, когда внезапно прерывают его занятия. После этого разумно было бы установить будильник или зуммер. Когда пятнадцать минут спустя прозвучит сигнал, мама должна спокойно сказать Генри, чтобы он пошел и принял ванну. Если он не двигается с места, она может обхватить его лицо ладонями, посмотреть ему прямо в глаза и сказать твердо, но без раздражения: «Сделай это СЕЙЧАС. Ты понял?» Если мальчик поверит, что она готова наказать его за задержку, ничего больше не потребуется. Генри будет знать, что эта мера или какая-то другая неприятность неизменно настигнут его, и послушается раньше, чем придет наказание. Власть – тонкая штука. Она работает, в основном, за счет уверенности и решительности, а иногда – с помощью небольшой угрозы. Что касается применения наказания, то я знаю: многие читатели считают, что преднамеренное причинение маленькому ребенку даже незначительной боли недопустимо. Другим это и вовсе покажется чистым варварством. Я категорически не согласен. Выбирая между криками и угрозами матери, которая взрывается несколько раз на дню, и разумным, контролируемым ответом на непослушание, я бы, конечно, рекомендовал последнее. В долгосрочной перспективе более спокойная атмосфера в доме так же полезна для Генри, как и отсутствие раздоров между поколениями. С другой стороны, когда ребенок узнает, что за миллионами слов, которые он слышит, нет реальной угрозы, он перестает их слушать. Единственный посыл, на который он реагирует, – это пик эмоций, сопровождающийся морем криков и воплей. В итоге все равно дело обычно кончатся наказанием, но его последствия, скорее всего, будут тяжелее, потому что к этому времени взрослый раздражен и потерял над собой контроль. Давайте вернемся к Генри и его матери. Мягко, почти дружелюбно мама говорит: «Ты знаешь, что происходит, когда ты мне противоречишь. Не вижу причин, почему я должна портить тебе жизнь сегодня, чтобы ты меня послушался. Но если ты настаиваешь, я сыграю с тобой в эту игру. Когда прозвучит сигнал, дай мне знать, что ты решил». Теперь у ребенка есть выбор, и преимущества подчинения предельно ясны. Матери не нужно кричать и расстраиваться. Она владеет ситуацией. Конечно, ей придется пару раз доказать, что она готова причинить сыну боль или прибегнуть к другому наказанию, если необходимо. Иногда в течение ближайших месяцев Генри будет проверять ее. Но на это легко ответить. Понимание взаимодействия между Генри и его матерью очень полезно для родителей, которые непонятно зачем превратились в крикунов. Давайте посмотрим на их отношения в тот сложный вечер, как показано на диаграмме рисунка 3. Обратите внимание, что мать Генри встречает его после школы. Это момент самой нижней точки раздражения. После этого ее эмоции накапливаются и усиливаются, пока не дойдут до взрыва в конце дня. Финальное проявление гнева дает Генри понять, что предупреждения закончились и теперь мать готова перейти к действиям. У большинства родителей (даже очень снисходительных) на шкале терпения есть точки, за которые лучше не выходить: дальше неизбежно последует наказание. Удивительная вещь: дети точно знают, когда родители перешли эту грань. Мы, взрослые, раскрываемся перед ними самыми разными способами. Например, только в эти моменты мы используем их полные имена («Джессика Эмили Смит, отправляйся в ванную!»). Наша речь становится более отрывистой и резкой (Молодая! Леди! Я! Сказала! Тебе!..»). Наши лица краснеют (серьезный сигнал), мы вскакиваем со стула, и ребенок понимает, что пришло время слушаться. Это все просто игра. Другой интересный момент заключается в том, что дети, умея определять состояние родителей, предшествующее дисциплинарному взысканию, постоянно доводят их до этого состояния, но редко преступают черту сознательно. Раз или два Генри проигнорирует эмоциональный фейерверк матери, просто чтобы увидеть, хватит ли у нее смелости сдержать обещание. Получив ответ на свой вопрос, он сделает то, что она требует, как раз вовремя, чтобы избежать наказания. Это кульминационный момент нашей дискуссии. То, что я сейчас скажу, трудно сформулировать и может быть не до конца понятно. Однако это очень важно для родителей, которые хотят прекратить войну со своими детьми. Я уже говорил, что родительский гнев часто сигнализирует ребенку: родители достигли черты, за которой начинаются действия. Поэтому дети слушаются, хотя и неохотно, только когда мама или папа злятся. Родители, со своей стороны, замечают эту закономерность и делают неправильный вывод, что именно их эмоциональный взрыв заставляет ребенка уступить. Им кажется, что гнев необходим для контроля. Они абсолютно неверно понимают ситуацию. Вернемся снова к истории с Генри. Вы помните, что его мать неоднократно приказывала ему отправляться в ванную. Только когда она взрывается, он идет туда, заставляя мать поверить, что ее гнев стал причиной послушания. Она ошибается! Это был не гнев, а действие, которое он считал неизбежным. Крик был просто намеком: мама достаточно расстроена, чтобы надавать ему по попе. А этого он не допустит! Я написал эту главу, чтобы донести до вас следующее. Вам не нужен гнев, чтобы контролировать детей. Вам нужна стратегия действий. Вы можете применить ее в любое удобное время, и детям будет комфортно в этих границах. На самом деле, чем ближе действие к началу конфликта, тем менее серьезное наказание требуется и тем чаще в нем отпадает необходимость. Сжатие трапециевидной мышцы не станет достаточно устрашающим фактором в конце двухчасовой борьбы, но оно более чем адекватно, когда конфликт только зарождается. (Кстати, не рекомендую матерям весом меньше пятидесяти пяти килограммов наказывать таким образом своих огромных подростков. Эта процедура сопряжена с определенным риском. Общее правило таково: не делайте этого, если вы не дотягиваетесь до шеи ребенка.) Покойный доктор Бенджамин Спок, автор многолетнего бестселлера «Ребенок и уход за ним», подвергался серьезной критике за свой отстраненный подход к воспитанию[33]. Его обвиняли в ослаблении родительского авторитета и порождении целого поколения дерзких и неуправляемых детей. Для простых людей доктор Спок стал символом вседозволенности и избалованности в отношениях родитель – ребенок. Это было время рэп-бума. Однажды я обедал с ним, после того как мы были гостями на национальном телевизионном шоу, и мы поняли, что наши взгляды на большинство вещей удивительно схожи. Возможно, в ответ на критику в свой адрес доктор Спок опубликовал уточняющую статью под названием «Как не воспитать своевольного ребенка» / How Not to Bring Up a Bratty Child. В ней он писал: «Родительское смирение не устраняет неприятностей; оно делает их неизбежными». Дерзость ребенка, по его словам, «…делает родителей все более обиженными, пока, наконец, не происходит взрыв гнева»[34]. Доктор продолжает: «Как заставить ребенка делать то, что нужно, или прекратить делать то, чего нельзя, – это должно проясняться и определяться в каждом случае отдельно… Родительская твердость способствует счастью ребенка»[35]. Перед своей смертью в девяносто три года старый педиатр сказал: «Прекрасно, когда родители уважают своих детей, но они часто забывают требовать уважения в ответ»[36]. Доктор Спок был абсолютно прав. Если вы не заняли твердую позицию, пока ребенок еще мал, то, следуя своей природе, он отодвинет вас еще дальше от нее. Тяжелые сражения неизбежны, особенно в подростковом возрасте. Неуверенный в себе родитель, который больше всего стремится избежать конфронтации, часто кричит и угрожает с утра до вечера и в конце концов избивает ребенка. Однако, если мама и папа обладают мужеством и уверенностью, обеспечивающими ребенку твердое руководство с самых ранних дней, и руководят им с подлинной любовью, то оба поколения будут наслаждаться атмосферой гармонии и уважения. Это именно то, чему я пытаюсь учить более тридцати лет! В этом простом объяснении содержится понимание детей, которого некоторые взрослые достигают интуитивно, а кому-то оно просто никогда не дается. Тонкий баланс между любовью и контролем, осуществление разумной и последовательной линии действий не нарушают самооценку ребенка; вместо этого они создают источник безопасности для его незрелой личности. За эти годы многие матери говорили мне: «Я не понимаю своих детей. Они выполняют все, что требует отец, а на меня не обращают внимания». Причин здесь может быть несколько. Во-первых, отцы сами по себе выглядят более «устрашающими». Они часто крупнее физически, у них низкий голос, способный заставить ребенка быстрее реагировать на угрозу наказания. Во-вторых, дети часто ищут одобрения у отца, и если он ими разочарован, они принимают это близко к сердцу. Наконец – и это самое уместное объяснение, – матери обычно проводят больше времени с детьми, часто устают и перестают следить за дисциплиной. Дети достаточно умны, чтобы заметить, что папа придерживается линии поведения строже, чем мама, и ведут себя соответственно. Есть еще один фактор: дети лучше понимают эти тонкости, чем их родители, погруженные в свои взрослые дела и переживания. Вот почему они так часто побеждают в борьбе между своей волей и волей родителя. Дети используют в этой игре свои главные силы, а взрослые играют только по необходимости. Один отец подслушал, как его пятилетняя дочь Лора выговаривала младшей сестре, сделавшей что-то не так: «Я все расскажу про тебя маме. Нет! Я расскажу папе. Он хуже!» Лора оценила дисциплинарные меры своих родителей и пришла к выводу, что один из них действует эффективнее, чем другой. Тот же отец начал замечать, что его дочь стала особенно непослушной и дерзкой. Отец решил не говорить с ней об этих переменах в поведении, а последовательно наказывать девочку за каждый проступок, пока она не успокоится. Три-четыре дня он не давал ей возможности избежать наказания. Ее шлепали, оставляли в спальне, она стояла в углу. В конце четвертого дня отец с двумя девочками сидел на диване. Неожиданно Лора дернула младшую сестру за волосы. Отец сразу же наказал нарушительницу покоя. Лора не стала плакать. Помолчав пару минут, она сказала: «Хм, все мои уловки не работают!» Если вы оглянетесь на свои детские годы, вы, возможно, вспомните похожие события, когда дисциплинарные методы родителей осознанно анализировались и проверялись на предмет слабых мест. Однажды, будучи ребенком, я ночевал у своего крайне непослушного друга, который, казалось, знал наперед каждый шаг своих родителей. Эрл, как боевой генерал, расшифровывал вражеский код, что позволяло ему все время переигрывать соперников. Когда нас уложили спать, он дал мне поразительное описание характера своего отца. Эрл сказал: «Когда мой отец злится, он говорит жуткие слова, которые ужаснут тебя». (Он привел три или четыре примера.) Я ответил: «Не могу в это поверить!» Мистер Уокер был высоким спокойным человеком, верующим христианином. Казалось, он сочетал в себе все мыслимые достоинства. Я просто не мог себе представить, как он сыплет словами, процитированными Эрлом. Вам не нужен гнев, чтобы контролировать детей. Вам нужна стратегия действий. «Хочешь, чтобы я тебе это доказал? – сказал Эрл озорно. – Нам нужно просто смеяться и болтать в кровати. Папа будет приходить и говорить, чтобы мы успокоились. С каждым разом он будет злиться больше и больше, а потом начнется… Вот подожди, и услышишь». Я немного сомневался, но мне очень хотелось увидеть достойного мистера Уокера в его самом нечестивом воплощении. Мы с Эрлом заставили бедного отца скакать туда-сюда больше часа. Как Эрл и предсказывал, с каждым разом он все больше и больше раздражался. Я начал нервничать и хотел прекратить, но Эрл сталкивался с подобным и раньше. Он все время говорил мне: «Теперь недолго осталось». Наконец, около полуночи, это свершилось. Терпение мистера Уокера лопнуло. Он шел, грохоча по коридору, к нашей комнате, и от его шагов дом содрогался. Он ворвался в спальню и вскочил на кровать сына. Он колотил Эрла, спрятавшегося под несколькими слоями одеял. И тут из его уст полился поток таких слов, какие редко доходили до моих нежных ушей. Я был в шоке, а Эрл – в восторге. Отец еще бил по одеялу рукой и выкрикивал бранные слова, когда Эрл приподнялся и крикнул мне: «Ты слышал? Да? Я же тебе говорил! Я же говорил, что он это скажет!» Удивительно, как мистер Уокер не убил своего сына в тот момент! Я не спал всю ночь, думая о случившемся, и решил никогда не позволять своему ребенку манипулировать мной, когда я вырасту. Теперь вы видите, как важны дисциплинарные методы, чтобы ребенок уважал своих родителей? Если сгусток неприятностей весом в двадцать с половиной килограмм может намеренно довести сильных мать и отца до состояния дрожащей и рычащей массы отчаяния, то что-то меняется в отношениях. Теряется нечто ценное. У ребенка формируется презрение, которое обязательно вырвется наружу в бурные подростковые годы. Искренне желаю каждому взрослому понимать эту простую характеристику человеческой природы. Я знаю нескольких хитрых взрослых, которые умеют отлично справляться с детьми. Один из них жил рядом с нами в Аркадии, штат Калифорния. У него была собственная школа плавания «Бад Линдон», и он прекрасно разбирался в вопросах дисциплины. Мне нравилось сидеть у бассейна и просто наблюдать, как этот мужчина работает, хотя немногие специалисты могли бы объяснить, почему он так успешно обучает маленьких пловцов. По своей манере он не был мягким и деликатным; скорее, бывал немного грубоват. Когда дети нарушали строй, он плескал им водой в лицо и строго говорил: «Кто разрешал тебе двигаться? Оставайся там, где я тебя поставил, пока я не попрошу тебя плыть!» Он называл мальчиков «завтрашними мужчинами» и другими ласковыми именами. Его урок был упорядочен, и каждая минута использовалась целенаправленно. Вы не поверите, но дети любили Бада Линдона. Причина? Они знали, что он их любит. В его грубой манере было послание любви, которое могло бы остаться незамеченным для взрослого наблюдателя. Мистер Линдон никогда не смущал ребенка намеренно и заботливо опекал начинающих. Он осторожно сочетал власть с привязанностью, которая манила детей, как волшебная дудочка. Мистер Бад Линдон понимал, что означает дисциплина с любовью. Если сгусток неприятностей весом в двадцать с половиной килограмм может намеренно довести сильных мать и отца до состояния дрожащей и рычащей массы отчаяния, то что-то меняется в отношениях. Теряется нечто ценное. Когда я учился в девятом классе, у меня был спортивный тренер, который повлиял на меня таким же образом. Он был хозяином положения, и никто не осмеливался бросить вызов его авторитету. Я бы скорее сразился с дикими львами, чем с мистером Айерсом. Да, я его боялся. Мы все его боялись. Но он никогда не злоупотреблял своей властью. Он всегда относился ко мне вежливо и уважительно, когда я нуждался в этом. Он признавал право каждого на индивидуальность, был твердо уверен в себе и мог повести за собой стаю волков-подростков, которые пожирали менее способных учителей. Поэтому, когда мне шел пятнадцатый год, мой тренер оказал на меня более серьезное влияние, чем любой другой человек. Он тоже знал, как соединять дисциплину и любовь. Не все родители могут быть такими, как мистер Линдон или мистер Айерс, и я бы не советовал им даже пытаться. Неразумно проявлять дома грубость, уместную на спортивной площадке или у бассейна. Родители должны приводить свои дисциплинарные подходы в соответствие с личностными моделями. Однако главенствующий принцип остается неизменным для мужчин и женщин, матерей и отцов, тренеров и преподавателей, педиатров и психологов. Он включает в себя дисциплину с любовью, разумное возложение ответственности и самоконтроль, родительское лидерство с минимумом гнева, уважением достоинства и ценности ребенка, реалистичные границы, которые устанавливаются с уверенной твердостью, разумное использование поощрений и наказаний с теми, кто бросает вызов и сопротивляется. Это система, которая несет одобрение самого Творца. Вопросы и ответы В: Вам легко говорить, чтобы я не злилась на детей. Но порой они доводят меня до бешенства – например, когда я собираю десятилетнюю дочь в школу. Она встает по моему требованию, но стоит мне уйти из комнаты, она тут же отвлекается и начинает играть. Мне приходится подгонять и предупреждать ее каждые несколько минут, иначе она опоздает в школу. Поэтому я злюсь все больше и больше и, в конечном итоге, перехожу на визг и оскорбления. Я знаю, что это не лучший способ руководить ею, но она меня так бесит! Скажите, как я могу заставить ее слушаться без лишних эмоций каждый день? О: Вы играете на руку вашей дочери, взяв на себя ответственность сборов в школу по утрам. Десятилетний ребенок должен уметь справляться с этой задачей самостоятельно. Ваш гнев, скорее всего, не прибавит ей независимости. Позвольте мне предложить возможное решение, которое оказалось полезным для других. Мы рассмотрим его на примере девочки по имени Дебби. Утренняя проблема Дебби связана в первую очередь с компульсивным поведением из-за ее комнаты. Она не уйдет в школу, пока не приведет кровать в идеальный порядок и не положит каждую безделушку на место. Мать не учила ее этому; Дебби всегда была такой дотошной. (Нужно добавить, что ее брат никогда не страдал подобным.) Дебби легко бы все успевала, если бы хотела, но она никогда не торопилась. Поэтому мама стала впадать в описанную вами зависимость: предупреждения, угрозы, подталкивания и, наконец, злобный взрыв, когда стрелки часов приближались к крайнему сроку. Мы с мамой Дебби обсудили проблему и сошлись на том, что, как нам показалось, лучше всего подходит для решения утренних проблем. Впоследствии я создал систему, которую мы назвали «контрольные точки». Это работало так. Дебби было поручено вставать до 6:30 каждое утро, самостоятельно поставив будильник. Поднявшись, она сразу же шла на кухню, где к дверце холодильника была приклеена схема. Там она обводила «да» или «нет» для первого контрольного пункта (подъем к 6:30) на этот день. Всего одна минута опоздания, и задача считалась невыполненной. Что может быть проще? Она либо вставала к 6:30, либо нет. Второй блокпост приходился на 7:10. К этому времени от Дебби требовалось убраться в комнате по собственному усмотрению, одеться, почистить зубы, причесаться и так далее – и быть готовой к занятиям на фортепьяно. На все это отводилось сорок минут, хотя, если бы она захотела поторопиться, то успела бы все за десять-пятнадцать минут. Таким образом, она могла не выполнить второй пункт расписания, только намеренно проигнорировав его. Какое значение имели контрольно-пропускные пункты? Разве невыполнение условия вызывало чью-то злость, гнев и скрежет зубов? Конечно нет. Последствия были простыми и справедливыми. Если Дебби пропускала одну контрольную точку, она должна была лечь спать на тридцать минут раньше обычного. Если пропускала два пункта – встречалась с подушкой за час до положенного срока. Ей разрешалось читать в постели, но она не могла смотреть телевизор или говорить по телефону. Эта процедура сняла утреннее напряжение с матери и перенесла его на плечи Дебби, как и должно быть. Случалось, что мама вставала приготовить завтрак и обнаруживала Дебби за пианино, одетой и готовой к новому дню. Такая система может служить моделью для родителей, чьи дети сталкиваются с похожими поведенческими проблемами. Она не угнетала; наоборот, Дебби понравилось, что у нее есть постоянная цель. Рамки приемлемого выполнения задания были определены заранее, ответственность четко возложена на ребенка, а последствия несоблюдения правил справедливы и легко достижимы. И эта система не требовала гнева и топанья ногами со стороны взрослых. Вы можете адаптировать эту концепцию, чтобы разрешить острые конфликты и в вашем доме. Ее применение ограничено лишь творческими возможностями и воображением родителя.