Я покачала головой. — Впрочем, неудивительно. — Филипп Боэ продолжал улыбаться. — Нас так мало осталось, что многие начинают забывать, что помимо Светлых и Темных существуем еще мы, статеры. Идемте, я вам расскажу… — Он поднялся и поманил меня за собой. — Не волнуйтесь, храм закрыт. Нас никто не услышит. Я последовала за ним, как оказалось, к статуям у алтаря. — Вы, — начал священник, — дитя светлых богов Кона и Вей. — Он показал на девушку с яблоком. — Вечно юная и прекрасная, яблоко в ее руках означает плод, то есть рождение. Рождение всего сущего, создание. Кон — это сила духа, чувства, эмоции. Его взгляд всегда обращен вверх, к солнцу и Свету. Темные боги Мор и Тьярра. — Мы перешли к статуям женщины и мужчины с мечом. — Часы в руках Тьярры — символ того, что любая жизнь конечна. Она богиня смерти и разрушения. Вместе с Веей они создают извечный круговорот рождения и смерти, разрушения и созидания. Мор… Если Кон отвечает за силу духа, то Мор — это сила плоти, ловкость, неуязвимость. Он — защитник физических тел, Кон — души. А это… — Филипп остановился около мужчины в плаще. — Саран. Бог Равновесия. В его мудрой книге хранятся знания нашего мира. И мы, статеры, — его последователи. Мы были призваны помогать ему сохранять равновесие в этом мире, но… Не сумели. — Улыбка на его губах потухла. — Почему не сумели? — спросила я тихо. — Нас оказалось слишком мало, чтобы усмирить гордыню Светлых и ярость Темных. — Это из-за войны, которую развязали Темные? — Почему вы решили, что это они развязали войну? — Филипп внимательно посмотрел на меня. — В этой войне виноваты были обе стороны. И, как ни прискорбно, именно Светлые первыми решили, что они лучше, добрее, духовнее. Правильнее. И нужнее этому миру. Казалось бы, это все слова… Они ничего не делали, просто повторяли раз за разом, насколько они лучше. Но эти слова оказались опасней оружия. Темные взбунтовались. Статеры призывали их к перемирию. Не вышло. Гордыня не позволила Светлым вовремя остановиться и признать, что они не правы. Не позволила им извиниться перед Темными и развязала тем руки. Равновесие пошатнулось. Беспощадные Темные и горделивые Светлые. И если боги Тьмы охотно поддержали своих детей, то светлые боги не вынесли такого поведения своих. Они спрятали Свет и ушли из этого мира, а с ним исчез и бог Равновесия. И Дарквайт оказался во власти Темных. Но так не могло продолжаться бесконечно. И то, что происходит сейчас в мире, все те беды, что обрушиваются на него раз за разом, — это результат нарушенного равновесия. И если его не восстановить — Дарквайт погибнет. Жаль, этого никто не понимает. — А если это все поймут, то боги Света и Равновесия вернутся? — Я во все глаза смотрела на Филиппа. — Не уверен. — Он покачал головой. — Но как тогда их вернуть? — разволновалась я. — Ведь это ужасно, если мир погибнет вот так… — Вы искренне переживаете за Дарквайт. — Священник вновь улыбнулся. — Значит, я не ошибся, когда решил открыться вам. И вы даже немного похожи на богиню Вею… — Вы преувеличиваете, — смутилась я. — И только, пожалуйста, не говорите, что я сама еще и какое-нибудь воплощение Вей. Я тогда точно сойду с ума. Я еще пока даже не смирилась со своим «светлым» положением. Но Филипп на это рассмеялся. — Нет, вы точно не воплощение Вей, не волнуйтесь. Но то, что вы в наш мир пришли с ее помощью, вполне может быть. Как давно, говорите, вы оказались в Дарквайте? Если первые минуты разговора я относилась к Филиппу настороженно, то теперь чувствовала к нему расположение. Его взгляд, улыбка, слова, то, с какой любовью и печалью он говорит о Дарквайте, — все это убедило меня, что этому человеку можно доверять. Мы перешли в его комнату, небольшую и сплошь заставленную книжными шкафами, где уже в более спокойной обстановке я рассказала ему обо всем, что случилось со мной за последние месяцы. Единственное, о чем умолчала, — о нашей связи с Реллингтоном. Упомянула об этом вскользь, но Филипп и не настаивал на большем. Как оказалось, он хорошо знает Розу и Генриетту, а также наслышан о мастере Коуне. — Мой помощник сейчас в священных горах Парамы, где в единственном храме бога Сарана должны храниться свитки с наставлениями нам, его последователям, — признался он мне на прощанье. — Через неделю, может, полторы помощник должен вернуться с ними. Мы очень надеемся, что там найдется ответ на то, как спасти Дарквайт от гибели. И я буду рад, если вы прочитаете те свитки с нами. Генриетту и Розу тоже приводите с собой. Лишние умы нам сейчас не помешают. От Филиппа я уходила на удивление умиротворенной. После разговора с ним многое встало на свои места, виделось по-иному. И даже мой Свет меня больше не пугал. Я потихоньку принимала его, и он отвечал мне взаимностью. «Если бы Реллингтон тоже смог принять Свет», — мелькнула было глупая мысль, но я быстро выбросила ее из головы. Не бывать этому, не бывать… Но на сердце вновь стало тяжело. И больно. ГЛАВА 31 Пребывая под впечатлением от беседы с Филиппом Боэ, я не сразу вспомнила, что собиралась купить продуктов. Пришлось возвращаться к рынку, а затем заходить в магазины, чтобы затовариться всем необходимым. Купила хлеб, масло, мясо, овощи, немного фруктов, молоко… И шоколад. Надо же как-то восстанавливать нервные клетки. Хотела взять рома для коктейля, но решила, что алкоголь в моем нынешнем состоянии сделает только хуже. И уж точно не успокоит сердце. Дом мастера встретил меня тишиной, которая с недавних пор навевала на меня тоску. Еще и время близилось к вечеру… Я поднялась в лабораторию, открыла шкафчик, где хранилось лекарство для Реллингтона. Возник было порыв отдать ему сегодня все запасы, чтобы он или его Джо еще долго не приходили за зельем, но потом подумала, что это будет выглядеть странно, ведь прежняя Лия так бы не сделала, как и мастер. А мне теперь нужно правдоподобно изображать потерю памяти, иначе Реллингтон может что-то заподозрить. И кто знает, что он сделает, если поймет, что я ему солгала и на этот раз? Как он сказал? «Не забудьте выпить зелье забвения», — жестко, категорично. Нет, нет, мне надо быть осторожной. Очень осторожной. Ничем себя не выдать: ни взглядом, ни словом. Я выглянула в окно. Темнеет… Ну, где же он? Или Джо? «А вдруг ему так плохо, что он не в состоянии даже выйти из дома? — пронзила мысль, и в груди все сжалось. — Ведь уже было такое… Без меня…» На дороге мелькнул свет фар, и недалеко от калитки остановился автомобиль. Его автомобиль. Значит, приехал Джо? Секундное облегчение сменилось тоской, но после сердце забилось раненой птицей: в выходящем из машины мужчине я узнала Реллингтона. Он все-таки пришел сам? Но почему не через сферум? Реллингтон остановился у калитки, однако открыть ее не пытался. Ждал меня. Надо идти. К нему. Взять лекарство и идти. Ведь это так просто… Всего лишь спуститься, подойти и отдать. Давай, Юля, сделай это. Давай! Я усилием воли заставила себя двинуться к двери… Спуститься по лестнице… Выйти на крыльцо… Лекарство я крепко прижимала к груди, точно это какая-то драгоценность. Даже руки вспотели от напряжения. Нет, так нельзя. Нужно расслабиться, быть спокойней. Иначе он догадается. Я вытерла ладони о юбку, распрямила плечи, подняла подбородок. Заставила себя улыбнуться. И двинулась к калитке уже бодрой походкой. Да, нужно не забыть добавить в улыбку и жесты немного заискивания. — Темного вечера, милорд! — Я распахнула калитку. И встретилась с ним взглядом. Ноги тут же предательски ослабли, а улыбка едва удержалась на губах. — Темного. — От его непривычно хриплого голоса по спине пробежали мурашки. «Как вы себя чувствуете, милорд?» — в порыве чуть не спросила я. Но сдержалась. Я не могу знать о его болях. — Ваше лекарство, милорд! — произнесла как можно беззаботней и протянула ему пузырек. Реллингтон перевел на него взгляд, но брать не спешил, будто пытался вспомнить, зачем он ему. — Ваше лекарство… — повторила я. Мои губы задрожали от напряжения. И чтобы он не видел этого, я опустила голову, изображая поклон. Бери же скорее, бери. И уходи, пожалуйста… Его пальцы коснулись моих, забирая пузырек. Задержались, будто невзначай, скользнули по ладони, вызывая внутренний трепет. Тоже случайно? — Благодарю. Реллингтон никогда раньше не благодарил за лекарство ни мастера, ни меня. Просто оставлял деньги и уходил. Но я не подала вида, что меня это удивило. Только кивнула в ответ и сжала в руке мешочек с деньгами. Он наконец развернулся и направился к машине, а я с нетерпением ждала, когда смогу поднять голову. Заработавший мотор дал мне понять, что можно больше не притворяться. Автомобиль уехал. Я закрыла за собой калитку и медленно пошла к дому. Мешочек с деньгами сегодня мне казался тяжелее обычного, наверное, от волнения руки ослабели. Надо будет пересчитать монеты и положить в сейф. И вообще не помешало было подбить баланс. Из-за праздников уже неделю этого не делала. Значит, сейчас и займусь. Все ж лучше, чем думать о… О том, что осталось в прошлом. А завтра станет легче: новый день, работа, покупатели. С Паулой поболтаю, Рей прибежит, может, к его бабушке в гости загляну. Да и к Генриетте не помешает зайти. Нужно ведь еще им про Филиппа Боэ рассказать. Интересно, как они это воспримут? С такими отвлекающими мыслями я вернулась в кухню. Заварила себе какао, принесла сверху бухгалтерскую книгу, после чего высыпала на стол кристоли Реллингтона и принялась их пересчитывать. Дойдя до третьей сотни, я поняла, что еще осталось никак не пятьдесят монет, а больше, намного больше. Четыреста пятьдесят? Пересчитала еще раз: нет, не ошиблась, именно столько и было. Значит, Реллингтон ошибся? Случайно отсчитал на сотню больше? Конечно, если он это делал, когда у него болела голова, то немудрено обсчитаться. А если намеренно? Вдруг это своего рода отступные при разводе? Прямо дать он мне их не может, вот и решил исподтишка… Хотя нет, глупости какие-то. Зачем ему это? Нет, наш милорд точно так не поступил бы, это совсем не в его характере. Но в любом случае по какой бы причине в мешочке ни оказались лишние сто кристолей, я их не возьму. При следующей встрече непременно верну ему. Я сложила вместе с остальными остаток кристолей обратно в мешочек, отнесла в сейф и сосредоточилась на бухгалтерии. После трехдневных праздников в рабочий ритм входить было нелегко всем. Город все еще жил воспоминаниями о веселых выходных и не спешил погружаться в трудовые будни. Люди сбивались в группки, обсуждали, смеялись, делились впечатлениями. Продавцы в лавках и лоточники были рассеянны, а покупатели — терпимы и благодушны. Я тоже не излучала бодрость, правда, несколько по иной причине, зато клиенты сегодня не выматывали вопросами и сомнениями, верили каждому моему слову и брали все, что бы ни предложила. Когда в лавке случалось очередное затишье, я изучала газеты. Сегодня утром по пути в «Зелья» я не пропустила ни одного газетного лотка и скупила всю возможную прессу, включая желтую. Мне нужно было знать, сдержал ли Реллингтон обещание избавить газеты от статей о нас. Для меня сошло бы даже официальное заявление о расторжении нашего брака. Однако развод нигде не фигурировал, впрочем, как и другого рода заметки обо мне и Реллингтоне. Газеты молчали о нас впервые за последние две недели, и заслуга в этом, похоже, была именно милорда. Надеюсь, он не забыл главного: поставить в бумагах о разводе свою подпись рядом с уже имеющейся моей. — Ну как императорский бал? — с порога поинтересовалась впорхнувшая в лавку Паула. — Я уже горю от нетерпения! Рассказывай! Но я сообщила ей совсем другое: — Мы с Реллингтоном разошлись. — То есть? — Паула опешила. — То есть приворот снят, и нас больше ничего не связывает. — Я попыталась улыбнуться. — Наконец-то все закончилось. — Значит, вы с ним… Того? — Паула почти прошептала этот вопрос. — Значит, того… — Чтобы не выдать всколыхнувшихся чувств, я принялась переставлять флаконы на витрине с места на место. — И как? — Любопытству Паулы не было границ. — Как все прошло? Я лишь пожала плечами, а потом подумала, что стоит ее предупредить: — Для него и для всех остальных я ничего не помню, ясно? — Он думает, что ты выпила то зелье? — Да. Он сам настоял, но я… Не сделала этого. — Почему? — Так надо было, — ушла от ответа. — И не спрашивай меня больше ни о чем, пожалуйста. Пока я не хочу обсуждать это. И про праздник Черной розы тоже расскажу чуть позже, ладно? — Ладно, — Паула обиженно надула губки, — только скажи, был там хоть мой лорд? — Был. — Я усмехнулась. — Беседовал с принцем. — С принцем? — В глазах Паулы этот факт явно прибавил Паттисону новые очки. Она хотела продолжить, но я приложила палец к губам, призывая молчать: за ее спиной стал появляться темный сферум. В первое мгновение мне подумалось, что это Реллингтон, я даже перестала дышать на несколько мгновений, но потом очертания стали четче, и стало понятно, что радоваться как раз надо подруге. Это был Паттисон, легок на помине. — Милорд, — простонала она почти в экстазе и чуть не споткнулась, изображая поклон. Я приветствовала Темного более сдержанно, мысленно костеря его на чем свет стоит. Вот какого черта он тут опять забыл? Бабуля снова достает? Сомневаюсь что-то… Но Паттисон сразу направился ко мне. — Как вы, Лия? — спросил он непривычно обеспокоенным тоном. — Прекрасно. — Я закрепила ответ улыбкой. — А вы, милорд? Что вам предложить? — Я пришел не за этим. — Паттисон стал раздражаться. — Хотел узнать, все ли с вами в порядке. Вы потеряли сознание на балу и больше туда не вернулись.