Слезы потекли по ее щекам, глаза были закрыты, но по ее лицу было и так понятно, то что ей сниться, причиняет ей страдания. Викинг приподнял ее и обнял, чуть качая, как маленького ребенка. — Тише, моя хорошая. — Антон… — Я здесь, любимая. Я никуда не уйду. Он как-то в один миг решил, понял, что станет для нее кем угодно. Сейчас ей всего лишь нужно успокоиться. И он может переступить через себя, ради нее. — Правда, не уйдешь? — Не уйду, моя девочка. — Ты… не любишь… меня больше. Это прозвучало, как утверждение, а не как вопрос. И Викингу до одури захотелось успокоить ее, убрать боль, которая прозвучала в ее словах. — Я люблю тебя. Люблю, как никого никогда не любил. Ты все для меня. Продолжая укачивать ее на свои руках, он понимал, что это признание не просто, чтобы успокоить ее, он действительно чувствовал к ней безграничную любовь, нежность и преданность. И после своих слов его безумие, одержимость запереть ее вместе с собой пошатнулась. Она успокоилась в его руках, только чуть всхлипывала. Он чувствовал ее дыхание, которое касалось его щек, чувствовал ее запах, принадлежащий только ей, особенный, ставший родным для него. И с каждой секундой, проведенной так близко с ней, все больше и больше терял контроль над собой. Лена чуть шевельнулась в его руках, неосознанно прижимаясь к нему ближе, так что ее грудь коснулась его. Викинг протяжно выдохнул и начал осыпать ее лицо поцелуями. Коснулся мягких, податливых губ, ворвался в ее сладкий ротик языком и с каким-то блаженством почувствовал, как она начала отвечать. Он терзал ее губы, изголодавшийся, так долго хотел ее. Его руки сами собой, без его ведома, уже жили отдельно от его разума, лаская, мягко сжимая ее грудь, снимая ее сорочку с плеч. Он опустился в поцелуе к ее груди и взял в плен набухший сосок. Ее стон, полный страсти наполнил его дрожью во всем теле. Он снова начал целовать ее в губы, врываясь языком, в древнем и диком танце страсти и желания. — Любимый, — простонала она, так и не открыв своих глаз, — Антон… Славу будто окатили ледяной водой. Он осторожно отодвинулся от нее, поправил сорочку, одев ее, закрывая так чувственно набухшую грудь. — Антон, не уходи, — снова попросила она. — Не уйду, — тихо ответил он ей. Уложил обратно на кровать и успокаивающе начал ее гладить по волосам, лицу, рукам. Только услышав ее размеренное дыхание, он смог позволить себе отойти от нее и почти бегом отправился в ванную. Впервые после полового созревания он почувствовал себя малолеткой, снимая возбуждение, как и в подростковом возрасте. А после пришло отчаяние, понимание того, что даже его ласки она воспринимала, как ласки своего мужа. Понимание того, что она до сих пор любит своего мужа. И что ему… Нет. Дальше он откинул все мысли, закрываясь от них, осознанно продолжая свою агонию, свое безумие. Еще не вечер, у него еще есть надежда. Митяй смотрел на экран сотового телефона и не решался его взять. Что он ему скажет? Как это ему сказать? Да и Оксанка запретила говорить ему такие новости. А после того, как он посоветовался с Владом и услышал те же слова, что и от нее, понял окончательно, что говорить Антону нельзя, если он хочет, чтобы тот хоть когда-нибудь встал на ноги. Но трубку пришлось взять. — Привет, брат, как чувствуешь себя? — Что происходит, Митяй? — не отвечая на вопрос, спросил Синица. Митяй сжал телефонную трубку в руках, почти до треска, поняв, что юлить не получиться. Антон не мальчик, да и как можно изворачиваться от прямых вопросов хоть и бывшего, но все-таки криминального авторитета? Он же не лох по жизни, да и с некоторых пор Митяй считал его другом, братом. А это в корне меняло дело. — Ты о чем? — придавая непринужденность голосу, все-таки попытался Митяй. Раздраженный вздох на том конце трубки окончательно дал ему понять, что номер не прошел. Факир был пьян и фокус не удался. — Ты знаешь, о чем я. — Все под контролем, брат, не переживай, — снова беззаботно ответил Митяй. — Ну, я понял, что по телефону ты ничего вразумительного мне не скажешь, — проговорил Антон и хмыкнул, — Поэтому я тебя жду, здесь, в этой чертовой больнице. И еще — если ты не приедешь и не расскажешь мне, что у вас там происходит, я клянусь, разнесу это чертово здание по кирпичику и отнятые ноги мне в этом не помешают. Митяй ничего не успел ответить — Тоха сбросил соединение. В словах Синицы сомневаться не приходилось. Он действительно найдет способ привлечь к себе внимание. Митяй чертыхнулся и набрал номер Влада. — Речников, — послышалось в трубке. — Леший, здорово! — гаркнул он, — В общем, ваша с Оксанкой идея не проканала. Ты лучше меня знаешь, как Синица умеет задавать вопросы. Нет, я, конечно, мог его послать! Но смысл, если результат будет тот же? Так что, ноги в руки и бегом ко мне, будем думать вместе, что говорить и как. Придется ехать. — Митяй, ты с дуба рухнул? Сейчас самый разгар рабочего дня, куда я поеду? — раздраженно ответил Влад. — Мне, твою мать, два раза повторять надо? Если у тебя проблемы с уходом от рабочего места могу посодействовать — подъеду к твоему главному, как раз давно с ним не виделись, коньячку попьем и все будет в ажуре. — Не нужно, — устало вздохнул Влад, — Я сам решу. Только давай уж ты сам ко мне подъезжай. Время потеряем, пока я в твой поселок доберусь. — Договорились, — ответил Митяй, ухмыляясь и нажал отбой. Валя проснулась ближе к обеду и не совсем сразу поняла, где она. Вроде и квартира такая же, как и у нее, но только обстановка явно мужская. А потом резко поднялась с кровати. Твою ж мать, это же надо забыть, что ночевала она не у себя, а у майора милиции. Вроде и выпила вчера всего бокал мартини, но в голове шумело так, будто всю бутылку уговорила. Хотя не исключено, что Дэн, парень из клуба, ей что-нибудь в бокал подсыпал. Она еще вчера в клубе заметила, что как-то странно ее организм отреагировал на вполне невинный бокал мартини с соком — сознание помутилось и голова начала кружиться. Именно поэтому, она решила уйти, но Дэн начал к ней приставать, а когда она его решительно отшила — разозлился. Вот тогда и спас ее красавчик-майор, непонятно каким ветром занесенный в клуб ее брата. Дэн еще свое получит, она обязательно расскажет Димке, что тот пытался к ней приставать и, скорее всего, подсыпал ей в бокал какую-то муть. Недолго после этого Дэну в клубе работать осветителем. Она вспомнила, что было дальше после того, как майор признал в ней сестру известного в городе криминального авторитета. Поступил он, несмотря на свое звание, вполне по-мужски. Ни о чем не спрашивая, видя ее состояние, отвез к себе домой, покормил поздним ужином и уложил спать в удобную кровать, а сам ушел спать в гостиную на диван. Валя улыбнулась, майор все больше и больше ей нравился. Начала оглядывать обстановку в квартире и тут же ее взгляд зацепился за прикроватную тумбочку. На ней стоял стакан воды, таблетки от головной боли и сложенный в двое листок. Недолго думая, Валя проглотила лекарство и взяла в руки листок. «С добрым, наверное, утром. Если выпьешь таблетки, ближе к обеду оно точно станет добрым. Так как вчера ты не удосужилась назвать свой адрес, а на память я не помню, то мне пришлось везти тебя к себе. На кухне стоит завтрак, накрытый полотенцем, ешь, не стесняйся. Кофе будет, если справишься с кофе машинкой. Если не стесняешься, можешь принять душ. Входная дверь закрывается обычным захлопыванием. И да, вчера мы с тобой перешли на „ты“.) На столе, на кухне моя визитка с номером телефона. Если захочешь, звони. Ян». Валя сладко потянулась и снова откинулась на подушку, улыбаясь. А майор не такой уж и грозный, как показалось ей в начале. Нет, она, конечно, не исключает того факта, что он любезен с ней только потому, что надеется узнать от нее хоть что-то, касающееся незаконных дел ее брата. Она даже более, чем уверена в этом. Но к несчастью майора, она на самом деле не знает ничего. Митяй оградил ее от этого знания на все сто процентов. Поэтому, почему бы не пообщаться с чертовски привлекательным мужчиной? Ян… Необычное, красивое имя. Она еще раз потянулась и в хорошем расположении духа встала и отправилась на кухню завтракать. Черный лексус Митяя подъехал к больничному крыльцу, и Влад поспешил к машине. — Ты без охраны? — удивился Влад, узрев Митяя за рулем и одного в машине, в это же время застегивая ремень безопасности, — Не помнишь, чем прошлый раз закончился? — Не пугай пуганного, — усмехнулся Митяй, — Охрана в машине сопровождения в метре от нас. Влад оглянулся и действительно увидел джип митяевских бойцов. — А в машину никого не взял, потому что разговор есть не для чужих ушей, — снова заговорил Митяй, сосредоточено глядя на дорогу, — Как там Оксанка, кстати, а то ее вызвали на операцию, несмотря на ее выходной. — Чего сам не спросишь? Позвони, да узнай. — Нет уж, — фыркнул Митяй, а Влад уставился на него во все глаза, — Она как кошка шипит, когда я ей звоню и попадаю в тот момент, когда она скальпелем орудует. Влад, от увиденного выражения довольства и какой-то смутной нежности на лице «конкретного братка», впал в ступор. И даже сказать ничего не смог. Но Митяй сам, видя произведенный эффект, закрыл тему, перейдя на такой сложный разговор. — Ну, доктор, что говорить будем пациенту и по совместительству другу? — Еще бы знать, что он конкретно спрашивать будет, — устало вздохнул Влад. — Леший, чушь не мели, — резко ответил на это Митяй, — Все, что не касается Ленки я мог бы сказать и без тебя. Он все равно в курсе событий. Но вот, что касается его жены… Пару месяцев назад, я бы сказал ему — забей, ни одна баба не стоит того, чтобы переживать из-за нее. Но сейчас… Я представляю его реакцию. — Да, — задумчиво ответил зав. отделением, — Беда. Я, вообще, не представляю — как, почему она ушла? Они столько лет вместе, она вытерпела и не такое. — Влад, а может она не захотела быть с калекой? Ну, сам посуди, одно дело рядом с тобой здоровый мужик был, а потом раз и инвалид. Бабы — суки… — протянул Митяй. — Нет, — с уверенностью сказал Влад, — Она не такая. — Какая не такая? — раздраженно спросил Митяй. — Вот такая не такая! — в тон ему ответил Влад, — Допустить, что она ушла, потому что увлеклась другим мужиком — я могу. Тем более, Антон, сам знаешь, бывает резковат и груб с ней, не каждой женщине это понравиться, и не каждая вытерпит. Но вот то, что она бросила его, потому что он калека — этого не может быть. Правда, то, что она бросила его сейчас, в такой трудный психологически период… — И Викинг молчит, как партизан. Односложные ответы в трубку мычит. Я видел, конечно, что между этими двумя что-то происходит. Но не думал, что все может зайти так далеко. Ладно, хватит лирику разводить. Еще раз спрашиваю, что говорить будем? — Солнышко, радость моя, проснись, — с нежностью в голосе уговаривал Вик, спящую Лену. Жар все никак не хотел спадать. Викингу даже пришлось повторно за этот день вызывать Лидию Сергеевну. Она приехала, еще раз осмотрела пациентку, вколола ей жаропонижающее и с угрюмым видом констатировала — состояние стабильно тяжелое. А еще добавила, что в больнице ей было бы лучше, под наблюдением врачей. На что Вик нахмурился и еще раз напомнил доктору, что им в больницу нельзя, что она там будет в большей опасности, в большей чем ее воспаление и что он платит ей неприлично большие деньги, настолько, что она дневать и ночевать у него должна. — Девочка моя, проснись, пожалуйста, тебе нужно поесть. Ленка что-то пробормотала во сне и с неудовольствием скинула его руку со своей щеки. Вик тяжело вздохнул, поднялся с края кровати и отошел к окну, решая все-таки попозже попытаться ее накормить. Глядел в окно и не видел там ничего, почему-то перед глазами, в памяти маячили воспоминания, возвращая его в прошлое. Слава Елизаров с юности был обделен женским вниманием — его побаивались из-за нестандартной внешности. А вот пацаны во дворе только из-за одной его внешности сразу зауважали. Это уже потом, когда родители разрешили ему быть самим собой, а не сыном работников математических наук, он добился настоящего уважения, бросив всю свою не дюжую силу в спорт. Но вот добиться восхищенных взглядов от девушек так и не смог, несмотря на все свои старания. Да, что там восхищения! Он был бы доволен и малым, если бы перестали хотя бы шарахаться от него. Но то ли женщины ему попадались глупые, то ли судьба у него такая, но никто не воспринимал его как человека, как личность, все обращали внимание на отталкивающую внешность. Поэтому и девственности Слава лишился гораздо позже своих друзей во дворе — в девятнадцать лет. Нет, его не увидела и полюбила какая-нибудь честная и искренняя девушка, все гораздо банальнее. Это была женщина старше его, на много лет, которая попросту тащилась от больших мужиков. На юбилее у своей тетки, она затащила Славу в каморку и там показала все прелести секса. Славе было все равно, кто она, как выглядит, да и как ее зовут он помнил смутно. Уже потом, будучи взрослым, он начал пользоваться услугами женщин древнейшей профессии, больше не заморачиваясь по поводу того, что у него нет постоянной партнерши. Так было даже легче, проще. Он привык к мысли о том, что его никогда не полюбят и он сам, наверняка, не полюбит также. До тех пор, пока не встретил ее. Сначала он обратил внимание на ее глаза, как ни странно. Когда вошел в ее дом, первое, что увидел это были ее глаза, зеленые, как весенняя трава, большие, с пушистыми ресницами. А после, когда она начала общаться с ним, как с обычным человеком, а не как с постаментом кунсткамеры, понял, что все женщины, которых он встречал до нее, были и не женщинами вовсе, а какими-то пародиями на них. Окончательно он понял, что пропал, когда она поймала пулю, предназначавшуюся ему. Почему она так сделала, он так и не понял. Было ли это машинально? Да и какая разница? Машинально она должна была спрятаться за его спину, а не толкать его в дверной проем. И только позже он начал узнавать ее, как человека, как личность. Тогда нужно было бежать без оглядки от несвободной женщины, тогда, сейчас уже поздно. Сейчас даже ее внешность не имела для него никакого значения. Он видел ее красоту души. Он влюбился в ее душу. — Чего топчетесь в дверях? Заходите, раз пришли, — ухмыльнулся Антон, глядя как двое здоровых мужчин замялись в дверях в нерешительности. — Привет, брат, — с теплотой в голосе поздоровался Митяй. Влад ничего не сказал, прошел к Антону и, пригнувшись, обнял по-дружески. — Наверное, мне еще два дня назад стоило пригрозить таким образом, раз вы приехали, да еще обниматься лезете, — хохотнул Антон. На лицах парней расцвели неуверенные улыбки, в прочем, они быстро исчезли, как только Антон Синицин произнес: