— Ты слово дал! — завизжала Чума. — Ты деловой или фраер позорный?! Будешь ты отвечать за свои слова или нет?! — Ладно, — сказал Генка, — молчу. Только не тормози больше так, ладно? Тон его был примирительным, и Чума успокоенно кивнула. — Ладно, — сказала она и улыбнулась, что с ней бывало очень редко. Можно сказать, вообще не бывает. — Эй! — сказал Генка. — Ты мне нравишься. Ты клевая девчонка, отвечаю. — Да ладно! — она вдруг засмеялась, и потрясенный Генка, впервые ее увидевший смеющейся, во весь голос загоготал: — Эге-ге-ге-ге-ге-е-е-е-е-е-е-е-ей!!!!!!!!!!!! Что еще надо четверым молодым людям? У них имелись деньги, машина, крыша над головой — и вся жизнь впереди. Настроение было такое, что, казалось, живем, братухи! Все у нас есть, а чего нет, так обязательно будет! — Едем в Барыбино? — спросила Таня. — Нет, — ответила Чума. — В Москву. — Зачем? Что нам делать сегодня в Москве? Может, завтра? — На сегодня для нее приключений было слишком много. — Да кончай ты! — кричал Генка. — Мы были уже с утра в Барыбине! Едем в Москву! — Слушай, Чума, — сказал вдруг молчавший до этого Андрей. — Мы ведь случайно здесь оказались и не собирались выходить, ну, с электрички. — И че? — напряглась Вероника. — А тут этот твой инвалид, — объяснил ей Андрей. — Странно даже. — Что странно-то? — сжала губы в пи-точку Чума. — Ну, все это, — недоумевал Андрей. — Как в кино. Выскочили, сами не знаем где, а тут, оказывается, знакомые, которые нам должны. Ну, тебе… — Это неважно, — нетерпеливо проговорила она. — Ну да, — согласился Андрей. — Выскочили черт знает где, а тут знакомые — с бабками, машиной. — Это называется — рояль в кустах, — подсказала ему Таня. Генка почесал затылок и заявил: — Не знаю, как это называется, а мне это все равно нравится. Лучше рояль в кустах, чем говно. Он немного помолчал и внезапно добавил: — Только это действительно странно. Чума выдохнула из груди воздух, словно решилась на что-то, и заговорила: — Ладно, скажу. — Внимание, пацаны! — завопил Генка. — Сейчас Чума нам расскажет за всю свою жизнь! Смертельный номер! — Ничего я тебе рассказывать не буду, — покачала головой Чума. — Одно скажу: не хотела я его трогать. Ну, не то чтобы не хотела, думала очень много: трогать, не трогать… Думаешь, я не знаю, что он никогда мне бабки не отдаст? По закону он и не должен отдавать, кому что докажешь. Не докажешь — и пусть живет, гадина, не тронь говно, вонять не будет. По сравнению с другим гадом он так, пыль, дерьмо под ногами. Хотя сомневалась… Ну, а тут как будто Боженька все так сделал, чтобы я специально здесь оказалась. И Кузнеца послал, и Черепа, и станцию нужную. Я, как только мы на площадь привокзальную выскочили, сразу поняла — неспроста это. Неспроста и Череп, и Кузнец, и станция эта. Значит, идти к нему надо и мочить. И брать все, что только можно взять. И то, если подумать, правильно Боженька все сделал: теперь у нас и бабки, и тачка. Только… — она запнулась и замолчала. Некоторое время в салоне царила полная тишина, нарушаемая работой мотора. Потом Таня осторожно спросила ее: — Что — только? Чума тряхнула головой: — Так, ничего, — твердо ответила она. — Все, братва. Больше ничего не скажу. — Она помолчала и тихо добавила: — Пока. И они снова замолчали. Машина мчалась в сторону Москвы. Когда до въезда в город оставалось совсем немного, Чума остановилась и сказала Генке, кивнув на Андрея: — Сходите поссать. — Что? — переспросил тот, и вдруг, что-то вспомнив, хлопнул себя по лбу. — Точно, Андрюха-братуха! Выйдем, облегчимся. Андрей не стал спорить, он сразу понял, что ему должны сказать что-то важное. Не говоря ни слова, он открыл дверцу и вслед за Генкой вышел из машины. Оставшись наедине с Таней, Чума, не выходя из салона, перелезла на заднее сиденье и оказалась рядом с ней. — Ох, устала, — пожаловалась она, растирая плечи, кисти. Таня усмехнулась. — Я думала, ты никогда не устаешь, — сказала она. — Маленькая, а сил в тебе… Откуда? — Ох, не люблю я это слово — откуда, — вздохнула Чума. — Я вообще вопросы не люблю. — Да знаю, знаю, — поспешила успокоить ее Таня, — можешь не отвечать. — Спасибо, — серьезно глядя на нее, сказала Чума. Таня растерялась. Что-то творилось с Вероникой, а что, она понять не могла. — Слушай, — сказала Чума. — Танюха, ты девка ничего вообще-то, точно говорю. — Спасибо, — пожала плечами Таня. — Да я не комплименты тебе говорю, — поморщилась Чума. — Я спросить хочу. — Ну, спрашивай. — Ага, — кивнула Чума. — Ты мне одно только скажи: Андрюха тебе нравится? — А что? — помедлив, спросила Таня. — Слушай, я же по-человечески тебя спрашиваю, — разозлилась Чума. — Ответить не можешь, как надо? — А как надо? — тоже разозлилась Таня. — Что ты лезешь в нашу личную жизнь?! Чума моментально успокоилась. — О! — сказала она. — То, что надо. Раз у вас личная жизнь совместная, значит, все тити-мити. Значит, ты ему нравишься, а он — тебе. Да и Генка балаболил, что не базарили, пока нас ждали, а целовались. Значит, тебе все понятно, да, Танюха? — Что мне понятно? — снова рассердилась Таня. — Это ты чего-то не понимала. — Я-то поняла, я все поняла, — отмахнулась от нее Чума, — а тебе, я вижу, все объяснять надо. — Да что объяснять-то?! — А то! — сурово смотрела на нее Чума. — Что повязаны вы теперь с ним. Ясно? Таня смотрела на нее с искренним недоумением. — Нет. Что значит — повязаны? Обручены, что ли? — Тьфу! — сплюнула Чума. — Кому что, а шлюхе свадьба. — Вероника! — Все, умерла Вероника. Чума я. И вот что я тебе скажу: повязаны вы теперь с Андрюхой. Куда он, туда и ты. Это не твое дело! Заткнись! — перебила ее Чума. — Мое это дело, мое. И Генкино, и Андрюхи-но, и твое. Мы все, четверо, одно дело делаем, а что случится — и отвечать вместе будем. И раз Андрюха с нами — значит, ты тоже, потому как сама сказала — вместе вы. И что тебе Андрюха скажет — будешь делать, потому что он мужик, и ты должна слушаться его. И делать так, чтоб ему хорошо было. А если вам придется на дело идти на пару — вообще делать только то, что он говорит. И не рыпаться! — Да ты соображаешь, что говоришь?! — закричала Таня, ошеломленная услышанным. — Какое дело?! — Любое! — жестко ответила Чума. — Какое он скажет. Таня потрясенно качала головой. — Значит, во всем слушаться, да? — саркастически переспросила она. — А если он мне скажет: иди, мол, Танюха, Христа ради просить, и принеси-ка ты мне к вечеру миллион долларов. А? Тогда как? — Если скажет побираться — пойдешь, — в упор смотрела на нее Чума. — А если он про миллион долларов… Если он беспредельничать начнет, я ему первая яйца оторву, а Генка мне поможет.