И вот оно, пришло…Таня не умела целоваться, но не испытывала по этому поводу никаких комплексов. Главное — начать, а там как получится. Андрей не станет шутить над ней, не станет смеяться, что она такая совсем девчонка — не целованная. Да и что смеяться?!Разве плохо, что для него себя берегла? Вот и сберегла, а больше мне никого и не надо. И тебе никого не надо. Так бы и сидела здесь всю жизнь, и целовалась с тобой, милый мой, целовалась, и ты учил бы меня, как сейчас, как правильно надо, и раскрывал бы мне губы, как сейчас, своим языком, и так навсегда, на всю жизнь, потому что нет на свете ничего лучше этого, нет лучшего на свете парня, чем ты, Андрюшенька, любим… — Ну вот, — прямо над ними загрохотал Генка своим утробным смехом, — ни на минуту оставить нельзя. Сразу лизаться начинают! Андрей моментально отпрянул от нее. Таня медленно возвращалась с небес на землю. Генка стоял перед ними, плотоядно ухмыляясь. — Карета подана, господа хорошие, — провозгласил он. — Поторопитесь, будьте так любезны. — Какая карета? — спросил Андрей, недоуменно уставившись на него. — Белая! — гордо ответил Генка. — С колесами. Да поднимите же свои задницы! Таня и Андрей встали, недоверчиво поглядывая на своего предводителя. — За мной! — Генка быстро пошел вперед. Они прошли не больше десяти метров и остановились как вкопанные. Перед ними стоял самый настоящий «жигуленок», за рулем которого расположилась и нетерпеливо на них смотрела — кто? Разумеется Чума. — Откуда?! — восторженно завопил Андрей, бросаясь к автомобилю. — От верблюда! — похохатывая, ответил ему Генка фразой своей подружки и галантно предложил Тане сесть в салон, распахивая перед ней заднюю дверь: — Прошу, мамзель! В некотором замешательстве Таня кивнула ему машинально и села рядом с Андреем на заднее сиденье. Генка тут же нырнул в салон и оказался рядом с Вероникой. — Нравится?! — орал он, чуть ли не брызгая слюной. — А?! — он хлопнул Веронику по плечу. — Гони! Чума невозмутимо кивнула и нажала на газ. Машина помчалась по дороге. — Нет, правда, братуха, — обращался к Генке совершенно ошалевший Андрей. — Откуда?! — Ты чё! — подмигнул ему Генка. — Расскажу — не поверишь. Нет, ты только посмотри на нее, а? — он кивнул на Веронику. — Как будто всю жизнь машины водила! — А я их всю жизнь и водила, — пожала плечами Чума. — С пяти лет, наверное. — Вот это ни фига себе, верно? — орал в исступлении Генка. — Нет, ты понял, что это за баба?! Да она просто центровая телка, гад буду! — Ты обещал кое-что, — напомнила ему Чума. — А? — воззрился на нее Генка. — Что? — А то! — она кивнула на бардачок. — О!!! — снова возопил Генка. — Вы же ничего еще не знаете, несмышленыши! Ну-ка, ну-ка… Он покопался в бардачке и, вновь повернувшись к Тане и Андрею, наставил на них пистолет. — Руки вверх! — дурашливо заорал он. — Ваауу!!! — во все горло заорал восхищенный Андрей. — Ну, все! Теперь держись, Америка — Москва!!! — Почему — Америка? — удивилась Таня. — Да потому! — орал Андрей, сияя улыбкой, — что теперь нам все по фигу! Он протянул руку за пистолетом. — Дай посмотреть, Генка. Тот поколебался, но все-таки дал. — Только осторожней, гляди, — предупредил он. — Не учи ученого… Не отрывая глаз от дороги, Чума повторила: — Ты обещал кое-что. — Что? — спросил Генка. — Ты говорил, что извинишься. — Я? — сопротивлялся Генка. — Ты отвечал за свои слова, — напомнила ему Чума. — Точно, Геныч, — подтвердил Андрей. — И я помню, — добавила Таня. Генка засмеялся. — Да ладно вам! Выдумали. Вдруг машина понеслась на огромной скорости — Чума вдавила педаль газа до упора. Дорога была плохая, машину затрясло, словно она собралась рассыпаться прямо сейчас, но Чума все давила и давила на педаль, не собираясь снимать с нее свою ногу. У Тани от страха что-то встало в горле, да так, что она даже пискнуть не могла. Ни вздохнуть, ни выдохнуть. — Эй! — заорал Андрей. — Ты чего?! Угробиться хочешь?! Сбавь, дура! Чума не реагировала, только упрямо сжала губы и не отрывала от дороги глаз. — Сбавь скорость, кому говорят! — орал в страхе Генка. Мимо них с бешеной скоростью мелькали кусты на обочинах, деревья, не просто мелькали, казалось, еще немного, и они превратятся в сплошную зеленую пелену. — Ты обещал, — твердо повторила Чума. — Ну извини, извини, — завопил Генка. — Черт с тобой, извини, только сбавь!!! Чума сразу же отпустила педаль, и машина поехала плавнее. — фу-у! — выдохнул Генка, мотая головой. — Ну ты даешь людям просраться! Таня с Андреем молчали, медленно приходя в себя после пережитого. И вот только тут Чума впервые за все время этой бешеной гонки отвернула голову от дороги и посмотрела на Генку. Глаза ее были бешеными. — Ты чего?! — отшатнулся он. — Я же извинился. Чего ты?! — Насрать мне на твои извинения! — бросила ему Чума. — Ты слово дал. А за слова свои отвечать нужно. Понял?! Генка молчал. — Я, может, и правда мало что про себя рассказываю, — снова отвернулась Вероника, уставившись на дорогу. — Но про меня никто не скажет, что я за слова свои не отвечаю. Пока это было так, правильно? — Правильно, — нехотя ответил Генка. — И будет так, — кивнула Чума. — Всегда. Хлынов свою службу не то чтобы не любил, а как бы это сказать помягче… терпел, что ли. Звучит, конечно, здорово. Майор Федеральной службы безопасности. А раньше — Государственного комитета безопасности. С обязательной добавкой «Советского Союза». Хорошо звучит. Гордо. И совсем не страшно. Хотя какой-то холодок в этих словах, безусловно чувствовался. И когда однажды в баре — давным-давно, еще во времена баров и забегаловок, а не клубов, бистро и найтов («найт» — ночной клуб, это Катя научила, эх, Катя, Катя!) — молоденький старший лейтенант КГБ Олежка Хлынов снимал с приятелем на пару каких-то баб и сдуру проговорился, что он из «органов», за столиком возникла тишина. Весьма неприятная и напряженная тишина. — Вы что, девочки? — попытался улыбнуться Хлынов. — Какие проблемы? — Никаких, — отрезала одна из них, а вторая добавила: — А правда, что на Лубянке до сих пор в подвалах мучают? — Господи, какая Лубянка? Какие подвалы? Кто вам сказал такую бредятину?!