– Прости меня. Я правда очень виноват. Она не ответила, а просто развернулась и вышла на улицу. Оценивая случившееся задним числом, приходилось признать, что падение Элеоноры было неизбежным. Подробности так и остались неясны, но, судя по всему, она свалилась с верхней ступеньки лестницы, которая вела в приемный зал; травма оказалась не слишком серьезной, однако сколько она пролежала на полу, пока ее не обнаружила Доминик, выяснить не удалось. Из пореза на ее голове текла кровь, но Элеонора была в сознании. В замке почти никого не было, так как Хикманы уехали на вечеринку на другой конец Вестерхэма; поэтому единственной, кто откликнулся на призыв Доминик о помощи, была Елена. – Что случилось? – крикнула она из спальни, в которой отдыхала. – Пожалуйста! Помогите! Елена выскочила в коридор и тут же натолкнулась на Доминик. – Это мадам Хикман. Она упала. Они вдвоем устремились вниз по лестнице. Элеонора лежала неподвижно. Елена не сомневалась, что гораздо хуже умеет оказывать первую помощь, чем Доминик, но она чувствовала, что всю ответственность ей придется взять на себя. – Элеонора? – опустившись на колени, позвала она. – Больно, – с блуждающим взглядом пробормотала та. – Где? Элеонора попыталась пошевелить правой рукой и неуверенно приподняла ее. Елена порылась в кармане и, достав носовой платок, приложила его к лицу Элеоноры. Порез казался поверхностным, но, в конце концов, Елена не была специалистом: откуда ей было знать – возможно, за порезом скрывалась трещина или, того хуже, произошло кровоизлияние в мозг? Поэтому ей ничего не оставалось, как начать проклинать Айзенменгера, который так не вовремя отправился на прогулку. – Где-нибудь еще болит? Элеонора не ответила, поэтому Елене пришлось повторить свой вопрос. Но Элеонора вновь затрясла головой, словно не понимая, чего от нее хотят. Елена в панике нащупала нитевидный пульс. Доминик, тоже опустившись на колени, осматривала ноги Элеоноры. – Сердцебиение учащенное, – промолвила Елена. Элеонора отреагировала лишь тогда, когда Доминик прикоснулась к ее левому бедру. – У нее что-то с бедром. Может быть, перелом? Не знаю. Это создавало новую проблему. Ни Елена, ни Доминик не имели ни малейшего желания перетаскивать восьмидесятилетнюю женщину со сломанным бедром. – Прежде всего надо устроить ее здесь поудобнее, – сказала наконец Елена. Доминик встала. – Сейчас я принесу подушку и одеяла. – Нет, я сама принесу, вы только скажите, где их взять. А вы позвоните Тристану и скажите ему, чтобы он возвращался. – Может быть, надо вызвать «скорую помощь»? Елена покачала головой. – Нет, дождемся Тристана. Так где взять одеяла? – повторила она, вставая. – Рядом с вашей комнатой находится проветриваемый шкаф. Там есть одеяла и подушки. Когда Елена вернулась, Элеонора по-прежнему лежала неподвижно. Голова ее была повернута в сторону, и продолжавшая струиться кровь теперь уже стекала на пол. – Элеонора? Глаза женщины были открыты, но она не откликалась. – Элеонора? – Елене показалось, что она заметила какую-то реакцию. – Я подложу подушку тебе под голову и накрою тебя одеялом. Элеонора перевела взгляд, и отразившее на ее лице узнавание еще больше углубило морщины у нее на лбу. Когда Елена приподняла ей голову, та показалась ей невероятно легкой, а волосы – похожими на сухую ломкую проволоку. – Доминик сейчас звонит Тристану, так что он скоро приедет. Под одеялом Элеонора начала слегка оживать. – Как хорошо, что Хьюго дома, – неожиданно произнесла она, обращаясь к Елене, устроившейся рядом на нижней ступеньке. – Конечно, – ответила Елена, стараясь, чтобы ее голос звучал естественно, хотя она и сама не могла понять, почему ей приходится делать над собой усилия. Элеонора прикрыла глаза, словно почувствовав себя в постели после чашки горячего какао с печеньем. – Ты же знаешь, он не хотел. Елена не знала, что Элеонора имеет в виду. – Конечно нет, – кивнула она. – Он слабый… – Да, – пробормотала Елена в ответ. – Упрямый и своевольный. Что бы это могло значить? И значило ли это что-нибудь вообще? Елена не ответила. – Для мужчины это хорошо. Это говорит о силе характера. Елена не знала, следует ли ей реагировать на эти разрозненные заявления. Судя по всему, Элеонора не нуждалась в ответах. – Он будет хорошим хозяином. Я знала это с самого начала, когда он был еще ребенком. В нем чувствуется порода Хикманов. Было совершенно очевидно, что она говорит о Хьюго, но Елене не удавалось распознать в этих репликах связный смысл. В течение нескольких долгих секунд, которые томно отсчитывали резные старинные часы в дальнем конце зала, Элеонора молчала. – Мне так жаль Нелл, – внезапно промолвила она все тем же голосом, и тем не менее Елена ощутила в этом заявлении какой-то особый смысл. А это что значит? Казалось, все эти вопросы приходят в ее голову откуда-то извне. – Они так близки. Элеонора шевельнулась и моргнула. Елена заметила, что у нее начинается одышка, и стала гадать, куда делась Доминик. Элеонора вновь умолкла. – Твои родители… Елена насторожилась. Что родители? Но она не могла подгонять Элеонору. Та по-прежнему тяжело дышала, и теперь воздух с хрипом вырывался из ее горла. Она закрыла глаза, и Елене на мгновение показалось, что пострадавшая потеряла сознание, но затем Элеонора все так же, не открывая глаз, промолвила: – Они не могли принять этого. Кто не мог? Не мог принять что? Элеонора вновь умолкла, но Елена больше не могла молчать. – Что принять, Элеонора? Но она могла бы и не трудиться. Элеонора тут же ответила, однако ее ответ не имел никакого отношения к вопросу Елены. – Не для слабонервных. Афористическое замечание, ничего не скажешь. Елена опустилась на колени. Элеонора была невероятно бледной, губы ее посинели. Елена промокнула рану у нее на виске, которая по-прежнему кровоточила, и прошептала ей на ухо: – Кто чего не мог принять? Глаза Элеоноры открылись, но взгляд ее был устремлен в пустоту. Она долго молчала, а Елена чувствовала, как с каждой секундой ее охватывает все большее напряжение. – Картина гораздо шире, – не меняя взгляда, промолвила наконец Элеонора. – Я пыталась объяснить им, но они не смогли понять…