– Всего лишь стала более забывчивой, насколько я могу судить, – пробормотал Айзенменгер. – Еще какой забывчивой, – вздохнула Елена. – Я не ошибаюсь? Это действительно слабоумие? – Да, и боюсь, уже в серьезной стадии. – И ничего нельзя сделать? – Есть некоторые лекарства, которые могут замедлить его развитие на ранних этапах, но, думаю, бедняжке Элеоноре уже поздно их принимать. – А они это понимают? Должны понимать. – Полагаю, да, – вздохнул Айзенменгер. – Вопрос лишь в том, понимает ли это сама Элеонора. – Господи, как ужасно! Айзенменгер мало чем мог ее утешить, да и те немногие слова ободрения, которые он сумел из себя выдавить, были приправлены горечью. – Как правило, от слабоумия больше страдает не сам больной, а его родственники. На этом они оба умолкли. Часть 3 – Елена? Она обернулась, услышав свое имя. Нелл была облачена в простое красное платье без каких-либо украшений. Косметика на лице отсутствовала, равно как и обувь на ногах. Нелл стояла в коридоре в нескольких метрах от Елены и выглядела еще более обворожительной, чем накануне вечером. Однако Елена вновь ощутила печаль, в которую Нелл была закутана как в кокон. – Доброе утро, Нелл, – улыбнулась она. Нелл медленно двинулась к ней. Ее водянистые глаза казались такими огромными и нежными, что Елене на мгновение подумалось, что они могут принадлежать лишь пришелице из иных миров. – Прости меня за вчерашний вечер, – покаянным голосом промолвила Нелл. – О, ничего страшного. – Просто меня это так поразило. Я не знала, чем занимается Джон. – Надо было заранее тебя предупредить. – Да нет, просто я такая глупая. Елена почувствовала облегчение – казалось, Нелл избавилась от того, что ее мучило. – Идешь завтракать? – Я уже поела. – Ну ладно, тогда увидимся позже. Нелл улыбнулась. – Да, мне столько нужно тебе рассказать. Таннер сидел, откинувшись на спинку кресла, и вместе со старшим инспектором Саймом слушал отчет Сорвина. Когда тот закончил, он повернулся к коллеге. – Ну, что скажете, старший инспектор? Оба были высокими и плотными, и их можно было принять за братьев если не по крови, то по оружию. – Пятьдесят на пятьдесят, – ответил Сайм. – На этой стадии нельзя пренебрегать ни одной из версий. Многое будет зависеть от результатов вскрытия. – Когда мы получим отчет патологоанатома? – осведомился Таннер, обращаясь к Сорвину. – Я поднажму сегодня, но, скорее всего, не раньше завтрашнего дня. – Значит, до этого момента никаких предположений. Понятно? Сорвин кивнул. – Вы нуждаетесь в дополнительных силах? Сорвин считал, что это ему не повредило бы, но по личному опыту знал, что лучше ничего не просить. – Нет, сэр. Пока мы с Фетр справляемся. Таннер кивнул. А Сайм и усом не повел. Огромная кухня в виде буквы «L» была настоящим раем для обитателей дома. С одной стороны стояла газовая плита, с другой – электрическая печь и полка для разогрева пищи. Вдоль длинной стены выстроились буфеты, в самой широкой части помещения находились разделочный стол и центральная раковина, а две других располагались в противоположных концах кухни. В дополнение к внушительных размеров холодильнику, стоявшему возле одной из раковин, по соседству с кухней располагалась холодная кладовая. А за столом могли разместиться не менее шестнадцати человек. Елена забрала Айзенменгера, и они вместе вошли в кухню; за столом уже сидела Тереза, перед которой стояла тарелка с тостами и мармеладом. На носу у нее были очки в тонкой оправе, и она читала «Тайме». Неподалеку от нее сидел маленький мальчик, за которым ухаживала девушка-подросток. Том показался Айзенменгеру прелестным ребенком. У него были вьющиеся каштановые волосы и тонкое серьезное лицо, глаза такие же большие, как у матери, а нос более узкий. Он беззаботно болтал ногами и ел яблоко, которое няня нарезала ему дольками. Лицо у него было нахмурено и так сосредоточено, словно он решал какую-то сложную проблему. Тереза, не опуская газеты, подняла голову, и на ее лице появилась робкая улыбка. – А, Елена. Джон. Надеюсь, вы хорошо спали? – Спасибо, замечательно, – улыбнулась Елена. – Прекрасно, – уверенно солгал Айзенменгер. Тереза повернулась к внуку, который бросил мимолетный взгляд на вошедших, но, вероятно, счел, что они не имеют отношения к его насущным нуждам. – Это Том. Том, это Елена и Джон, – обращаясь к мальчику, добавила она более нежным и доверительным тоном. – Это наши друзья. Помнишь, мы тебе говорили, что ждем их в гости? Том кивнул и с тем же хмурым видом снова посмотрел на Елену и Айзенменгера, после чего вернулся к своему яблоку. У Елены возникло ощущение, что ее подвергли критической оценке и она не прошла испытания. – А это Доминик. Она помогает Нелл приглядывать за Томом. – Тереза повернулась к девушке, явно удовлетворенная церемонией знакомства. Елена и Айзенменгер с улыбкой кивнули, а Доминик с холодной вежливостью промолвила: – Приятно познакомиться. – Доминик – француженка. Из Лиона. Говорила она без акцента, зато манера ее поведения, сочетавшая в себе самоуверенность, презрение и фальшь, неопровержимо указывала на ее национальность. Она была рослой, с коротко стриженными волосами и настолько высокими скулами, что они казались почти недосягаемыми, как северный склон горы Эйгер.[13] – Том, пожалуйста, не болтай ногами, – промолвила Доминик, вероятно, решив, что настало время продемонстрировать владение ситуацией. Том посмотрел на нее с каменным выражением лица, словно напрочь забыл о том, как его изменить. «Оно как будто застыло», – подумал Айзенменгер. – А мне хочется, – ответил мальчик. – Нет, не хочется, – возразила Доминик. Айзенменгер подумал, что, если рассуждать в классических терминах формальной логики, ее утверждение недостаточно основательно; Тома доводы оппонента тоже не убедили, и он попытался доказать свою правоту тем, что отшвырнул недоеденный кусок яблока и закричал: – Терпеть не могу! От него воняет! – Том… – предостерегающе промолвила Доминик; эта интонация выявила ее акцент, и, возможно, именно легкий галльский тремор в верхнем регистре лишил ее убедительности. – Заткнись! – закричал мальчик. Пришлось взяться за дело Терезе. – Том! – громко произнесла она, заглушая протестующие восклицания разъяренной няньки. – Я не позволю тебе вести себя так с Доминик!