Я увидел ее, едва только вошел в стеклянные двери. Молодую девушку за стойкой так называемой приемной, где посетителю надлежало сообщить о своем деле. Перед стойкой — несколько рядов стульев. Металлических, выкрашенных черной краской и привинченных к полу. Засиживаться тут явно никто не захочет. Мы с девушкой встретились взглядами, и на короткое время ко мне вернулось мое прежнее “я”. Вновь я стал этаким ловеласом, любителем пофлиртовать в любой ситуации. Не спеша подошел, облокотился на стойку. — Винсент Бейкер, — сказал я. — Можно его повидать? На самом деле я не хотел встречаться с Винсентом Бейкером. Не в эту минуту и определенно не у него на работе. — К сожалению, нужно записываться заранее. Вы по какому делу? Она широко улыбнулась. Идеальное сочетание — отзывчивость и профессионализм. Черт возьми. Я бы предпочел, чтобы она обладала только первой. — К сожалению, не могу сказать. Я напустил на себя серьезность, и она автоматически последовала моему примеру. — Дело касается его брата, умершего несколько лет назад, — сказал я, вполне сознавая риск, что именно эти мои слова Винсент Бейкер позднее услышит от девушки. Она покачала головой. — Никогда о нем не слыхала. Еще бы, подумал я. Тебе тогда было лет пять. — Я адвокат. И у меня есть новая информация, которая, полагаю, его заинтересует. Нельзя ли узнать его домашний адрес, я бы его навестил. Дай она мне адрес, я был бы разочарован. Девушка совершила бы грубое должностное нарушение, однако, судя по всему, она подобных ошибок не делала. — Очень жаль. Но я ничем не могу вам помочь. Если вы хотите оставить сообщение для комиссара Бейкера, я, разумеется, его передам, но разглашать его адрес и номер телефона я не вправе. Вот черт. Надежды на “более-менее добровольно” растаяли. Я всего-навсего бумажный тигр, лезть на рожон бесполезно. Придется пойти на попятную, поискать другой способ. Здесь мне адрес Винсента Бейкера не добыть. Я кивнул и снова поменял выражение лица. На понимающее. — Разумеется. Разумеется, я понимаю: таковы правила. Знаете, пожалуй, мне теперь надо поразмыслить, как быть. Но вы передайте ему, что я приходил. Девушка словно бы вздохнула с облегчением, наверно, думала, что я начну с ней препираться. — Как ваше имя? — спросила она. Я помедлил. У меня не было доказательств, что у Винсента Бейкера со мной какой-то конфликт, что он вообще знает, кто я такой. И все же я услышал собственный голос: — Знаете, передайте ему привет от Люцифера. Он знает, кто я. Люцифер. Это имя можно назвать в Техасе любому полицейскому, в полной уверенности, что он знает, о ком речь. Девушка озадаченно посмотрела на меня, когда я произнес имя Люцифера, но от комментариев воздержалась, сказала только: — О’кей. — О’кей, — сказал и я. Поблагодарив за помощь, я ушел. Было начало двенадцатого, и я однозначно чувствовал, что объявил войну незнакомому человеку. * * * В тот миг я мог довериться мало кому на свете. В общем-то, почти никому. Будь мне четыре года, как Белле, я бы закричал: “Я совсем один!” Но мне было не четыре, и так не годится. Стоять на тротуаре и кричать — это не выход. Нельзя мне стоять на месте, я должен продвигаться дальше, вперед. И без союзников никак не справлюсь. Это ясно. Значит, нужно выбрать кого-нибудь, кому я доверюсь. Кого-нибудь, кто не надует меня сразу же. В Хьюстоне у меня, по сути, не было никого, к кому бы я питал хоть столь малую толику доверия. За исключением одного человека — моего бывшего шефа Джоша Тейлора. Ему я доверился, когда звонил по поводу того, что мы называли похоронами Пастора Парсона, ему же придется довериться и теперь. Хоть он и сказал, что слышать обо мне больше не желает. Звонить ему я не стал. Зашел на работу. В другой полицейский участок, в другом районе Хьюстона. На сей раз, когда я спросил в приемной, кого ищу, все сработало отлично. — Не уверен, что у него найдется время, — сказал мужчина, с которым я разговаривал. — Скажите, его спрашивает Мартин Беннер. Он найдет время. И действительно. Уже через несколько минут он спустился вниз. Отнюдь не обрадованный. — Извини за вторжение, — сказал я. Здороваясь, я, к собственному удивлению, весь как-то сжался. Джош Тейлор стал на двадцать лет старше, а сам я вроде как помолодел. Чувствовал себя мальчишкой, который стоит перед учителем, шаркая ногой и зная, что сделал какую-то ужасную глупость. — Идем, — сказал Тейлор. Мы прошли в коридор за приемной. На стенах красовались большие портреты прежних полицейских начальников. Пол затянут вытертым ковром. Обои еле держатся. Хьюстонская полиция не избалована щедрым финансированием. Тейлор открыл дверь в маленькую комнату для совещаний: — Заходи. Он оглянулся, словно проверяя, не видит ли нас кто. Насколько я заметил, вокруг не было ни души. Едва закрыв дверь, Тейлор напустился на меня: — О чем ты, черт побери, думал, когда явился сюда и спросил меня? Ты рехнулся? Взрослого человека распекают редко, и, когда такое случается, он не знает, как себя вести. — Мне нужна твоя помощь, — сказал я и устыдился, потому что говорил запинаясь. — Спасибо, это я понял, еще по твоему звонку. Но не припомню, чтобы приглашал тебя приехать сюда и разнюхивать. Или я не прав? Двадцать лет назад Джош Тейлор считался восходящей звездой на полицейском небосклоне. К числу сильных его сторон относились прежде всего быстрая реакция, владение словом и неиссякаемая энергия. В о́круге он был лучшим допросчиком, а кроме того, превосходным руководителем. Мог бы далеко пойти. Но не пошел. Это я отчетливо видел. — Что случилось? — спросил я. Он осекся. — Когда? — С тобой, — сказал я. — Как это получилось? Американцы — народ гордый. Терпеть не могут, когда их тычут носом в неудачи или не замечают их успехов. Тейлора не понизили, нет. Но меня удивило, что он не поднялся выше. Двадцать лет назад говорили, что с его потенциалом он может стать шерифом. Теперь это отошло далеко в прошлое. — Я изменился, — хрипло сказал Тейлор. — А ты разве нет, Беннер? Когда мы хоронили в пустыне застреленного мною человека, я был молод. И, конечно же, изменился. Не в том смысле, что стал слабее. Наоборот. Еще тогда с каждым взмахом лопаты во мне росла уверенность, что я должен изменить свою жизнь. Другой возможности искупления не существует. — Я знаю, что брата Тони зовут Винсент Бейкер. Знаю, где он работает, наведался туда. — Чертов дурень. — Мне нужен его адрес, — сказал я. — Ты не хотел назвать мне имя, и я сам его установил. Но к адресам мне не подступиться. Ты должен выяснить по вашим внутренним базам. Глаза у Джоша Тейлора потемнели до черноты. — Я ничего не должен, — спокойно проговорил он. — Это ты мне кое-что должен, Беннер. Не наоборот. В маленькой комнатушке надолго повисло молчание. — Я знаю, что ты ничего мне не должен, — сказал я. — Жаль, что ты так понял. Просто… Мне в общем-то больше некого попросить. Даже в самых буйных фантазиях ты не можешь себе представить, в каком я положении. Что́ мне предстоит. — Думаю, все ж таки могу. Ты же сам сказал по телефону. У тебя конфликт с Люцифером. Как тебя угораздило, ей-богу, смех и грех. Я набрал побольше воздуху: — Конфликт возник из-за похорон Пастора Парсона. И тебя тоже касается. Так что, черт побери, помоги мне еще раз. Тейлор долго и пристально смотрел на меня. — Ты уверен, что конфликт связан с Пастором? — Абсолютно. Последнее подтверждение получил позавчера в Дании.