Оттуда Василиса, администратор с разноцветными волосами, являлась народу с чашкой мерзкой бурды, именуемой растворимым кофе. – А фамилие ваше как? – покричала им бабка из этой каптерки. – А Кузнецовы мы! – поспешно ответила Натка, невольно подстраиваясь под ее стиль. – А имя? Бабка вышла из каптерки. Тряпку свою она оставила там и теперь держала в руках неаккуратную пачку бумаг. – Арсений Кузнецов! – звонким голосом выкрикнул Сенька и щелкнул каблуками. – Кузнецов Антон, Кузнецова Катерина, – перебирая бумаги, бабка косо глянула на Сеньку, – ага, вот и Арсений Кузнецов. Держи! Поздравляю и все такое. – Сви-де-тель-ство, – с листа прочитал Сенька и посмотрел на Натку. Та забрала у сына распечатанную на принтере бумагу. Это было свидетельство о прохождении Арсением Кузнецовым обучения в школе юных звезд «Олимп» – за чьей-то витиеватой подписью и с синей печатью. – Ну и все, и до свидания, ступайте себе, – сказала бабка, нарушив возникшую минуту молчания. – Мне еще тут уборку делать, а вы все ходите, топчете… – И ведь ты мне говорила! Предупреждала! – Натка сидела у меня на кухне и рвала на себе волосы. Аккуратно так рвала, я бы сказала – символически. Свои парикмахерские локоны она основательно разлохматила, но не проредила. – Тебе все говорили и предупреждали, – невозмутимо согласилась я, стоя к страдающей сестре спиной и переворачивая лопаточкой котлеты на сковороде. Натка и Сенька завалились к нам, по своему обыкновению, поздно вечером и без предупреждения. Никакой человеческой еды в доме к этому моменту не осталось – последние три сосиски я съела на ужин, а Сашкин зожный провиант для кормления гостей решительно не годился: ни Натка, ни Сенька не фанатеют от натурального йогурта, несладкого обезжиренного творожка и смузи из сельдерея с мятой. Хотя мяту мы все-таки позаимствовали у Сашки, чтобы добавить ее в чай. К счастью, я как раз успела разморозить фарш, собираясь в ночной тиши пожарить котлеты на завтра-послезавтра. Внезапные гости напрочь убили ночную тишь и обещали так же решительно расправиться с котлетами. – Все-таки ты черствая и бессердечная, – плаксиво сказала Натка мне в спину. И добавила нормальным голосом: – Котлетки покрепче зажаривай, мы любим с хрустящей корочкой. – Я знаю, что вы любите, – бросила я ей через плечо. – Ты, например, очень любишь находить себе проблемы. Тебя хлебом не корми – дай только вляпаться в историю. – Хлебом не надо, я котлетами обойдусь, – уныло пошутила сестрица. – А ты вместо того, чтобы пилить меня, дала бы полезный совет. Что нам теперь делать с этой звездной школой? – А что с ней делать? – Я накрыла сковороду крышкой, убавила под ней огонь до минимума и тоже села за стол. – Боже! – Натка картинно закатила глаза. – В семье судья, мент и прокурор, а я сама должна думать, что делать с жуликами! – Ты сама их нашла, сама о них и думай! – парировала я, не отвлекаясь на мысль о том, что – надо же! – Говоров и Таганцев воспринимаются уже как члены нашей семьи. Это была приятная мысль. Нашему маленькому семейству, состоящему преимущественно из дам, отчетливо не хватало возможности постоянно, а не эпизодически опираться на крепкое мужское плечо. Кстати, как правильно их считать, Никиту и Костю, каждого за одно плечо или за два? – И что? Ты, моя умная старшая сестра, бросишь меня в трудной жизненной ситуации? – О, в ход пошла беспардонная лесть? Ладно, скажи прямо, чего ты от меня хочешь. Натка проворно убрала руки от испорченных кудрей и растопырила их перед своим лицом, как хирург, ожидающий, что услужливая медсестра натянет на них медицинские перчатки. Стало понятно, что хочет она от меня многого, иначе не приготовилась бы загибать пальцы. – Во-первых, я хочу от тебя сочувствия! – Угу. Я сочувствую. Очень! – Не верю, но продолжу. Во-вторых, я хочу котлету, а лучше две. В-третьих – это по порядку, а не по значимости, – хочу, чтобы ты этих жуликов засудила! В-четвертых, не говори Сеньке, что эта школа жульническая, не надо его расстраивать. В-пятых, не говори Таганцеву, что я не прислушалась к его предупреждению, скажи, я отнеслась к нему со всей серьезностью, но было уже поздно. – Стоп, стоп! Все принимается, кроме желания номер три. – Про котлету? – Натка сбилась со счета. – Да будет тебе котлета! – Я встала и проверила, что там, на сковороде. – Готов ваш ужин, можешь звать Сеньку… Через минуту, сначала я договорю про твое желание номер три. Я переложила котлеты со сковородки на блюдо и погрозила сестре замасленной лопаточкой: – Ты прекрасно знаешь, что я никого не могу засудить. – Да-да, ты можешь только вынести справедливый приговор… – …по делу, которого в данном случае нет и не будет! – договорила я. – Почему это не будет? – Натка насупилась. – В семье и опер, и прокурор… – Так, давай разбираться. – Я положила лопаточку и снова села за стол. – Ты заключала договор с учреждением образования? – Чего? – Договор, говорю, подписывала? – Я начала сердиться. – Бумагу такую, с подписями и печатями, где оговорены все условия, на которых тебе, вернее, твоему сыну должны оказать определенные образовательные услуги? – Не подписывала. А надо было? Мне и не предлагали. – То есть вы исключительно на словах договорились, так? – Почему на словах? Я заявление писала о приеме на обучение и курсы выбирала по списку, галочки ставила… Натка и сама поняла, что говорит ерунду, поэтому пристыженно замолчала. – Курсы Сенька все прошел? – Да! – Сестрица снова воодушевилась и потянулась за отложенной на подоконник бумагой – свидетельством о полученном образовании. Мы так и не решили, считать его филькиной грамотой или каким-никаким документом. То есть я-то со своим мнением определилась сразу, как только не обнаружила на бумажке серии, номера и живой чернильной печати – она была родом из принтера. А вот Натка еще думала, выбросить свидетельство в мусорку или вставить в рамочку и повесить дома на стене над Сенькиной кроватью. – Вот, смотри! – Натка перевернула свидетельство и продемонстрировала мне табель на обороте. – Это список курсов, пройденных Сенькой, с оценкой за каждую дисциплину. Ты смотри, смотри, не отворачивайся! Видишь, сплошные пятерки! – Тогда какие претензии к этой школе? – Я достала из шкафчика тарелки. – Курсы, которые ты выбрала и оплатила, ребенок прошел… – Не полностью! Последнего занятия по пластике у него не было! – Это ерунда. – Я щедро наполнила тарелки. – Зови Сеньку, а я пока резюмирую кратенько: поздравляю тебя, Шарик, ты балбес! Мечта ушлых деятелей! – То есть я балбес и Шарик, а они не жулики, а всего лишь ушлые деятели? – Сестрица показательно обиделась, но сына к столу позвала нормальным голосом: – Арсений, ужин готов, иди есть котлеты! Из комнаты Сашки, где наши детки мирно играли в какую-то настолку, примчались едоки. – Саня, ты тоже будешь котлеты? – приятно удивилась я. – Исключительно за компанию. – Дочь устроилась за столом и сразу вооружилась ножом и вилкой. – Приходите к нам почаще, – сказала я Натке с Сенькой. Ответом мне было дружное чавканье. За едой ни о чем неприятном не разговаривали. Сенька первым расправился со своей порцией и начал искательно озираться. – Не наелся? – встревожилась я. Котлеты-то уже закончились. – А десерт будет? – Племянник устремил на меня молящий взор. В лазурных очах плескались, не смешиваясь, надежда и страх отказа. – В этом доме с десертами туго, – призналась я и укоризненно посмотрела на Сашку. Это она в борьбе с калориями не дает мне создавать запасы вредных вкусняшек. – Я сбегаю за мороженым. – Диетичка устыдилась, отодвинула свою тарелку (пустую и начисто протертую хлебной корочкой) и вызвалась совершить маленький подвиг. Круглосуточный продуктовый магазинчик с холодильником, полным мороженого, недавно открылся прямо в нашем дворе – в доме напротив. – Я с тобой! – Сенька тоже вскочил и, догоняя убежавшую в прихожую Сашку, прошептал мне мимоходом: – Что она понимает в мороженом, возьмет несладкий фруктовый лед! – Только без прогулок и лепки снеговиков! – Натка повысила голос, чтобы докричаться до прихожей, где активно шебуршали участники внезапной экспедиции. – Туда и обратно!