Выглядело это так, словно заботливый папа вел прелестную дочь к венцу, только направлялись они не к священнику, а к судье. Вспомнив, что судья – это я и есть, я постучала молоточком и попросила Кобылкину выключить музыку, а всех остальных – сесть на свои места. Папы и дочки Кобылкиных это тоже касалось, но они предпочли меня не услышать, чтобы попозировать журналистам на фоне моей судейской кафедры. Я не стала дожидаться завершения этой фотосессии – повысила голос и навела порядок в зале суда. Прихлынувшие волной журналисты отступили, а довольные Кобылкины присоединились к своему юристу, который держал для них целый ряд. Юной Изабель в пышном платье понадобилось сразу три места, чтобы аккуратно разложить многослойные шуршащие юбки. Наконец уважаемое семейство уселось. Я набрала в грудь воздуха, готовясь привычно выговорить, что судебное заседание объявляется открытым, рассматривается дело номер такой-то по исковому заявлению гражданки такой-то, а потом попросить уважаемых участников процесса передать суду списки участвующих в заседании представителей, – и снова не успела. Слева, где в противовес осевшим справа Кобылкиным устроились Карапетяны, затрубили трубы, забренчали струнные, запел гортанный мужской голос. Я возмущенно взглянула на Гамлета, но он только поднял повыше свой смартфон. Под красивую и необычную этническую музыку из дальнего угла плавно выдвинулась таившаяся там восточная красавица. Юная Карина Карапетян – поняла я. Кто бы еще явился в суд в ошеломительном наряде из виноградных лоз, листьев и ягод? Журналистов снова снесло, они бросились снимать новую красавицу. Я покосилась на Кобылкиных. Юная Изабель закусила губу и скрестила руки на расшитом лифе шикарного платья, Роман Петрович играл желваками на скулах, Вероника Павловна, вскочив, потрясала в воздухе кулаками и шевелила губами – что-то говорила, но рокот струн и задушевный голос армянского певца ее полностью заглушали. Недовольство Кобылкиных можно было понять: внезапное явление народу Карины заинтересовало публику куда больше, чем выход Изабель. Отчасти сработал эффект неожиданности – удачно хоронясь за раскидистой монстерой в деревянной кадке, Карина в своем растительном наряде до последнего момента оставалась невидимой. Однако надо было признать и тот факт, что в высшей степени оригинальное одеяние мисс Карапетян смотрелось куда эффектнее, чем красивое, но банальное платье принцессы Кобылкиной. Лозы каркаса поскрипывали, листья широкой юбки шуршали, виноградные грозди покачивались, влажно поблескивая, – Карина плыла. На сей раз, для разнообразия, не ко мне, а к своему краснодеревянному стульчику, выставленному в проход заботливой мамой Арминэ. Кобылкина-старшая при виде этой необычной мебели совсем разволновалась и стала размахивать руками. Должно быть, требовала прекратить балаган. Тут я с ней была абсолютно согласна, поэтому энергично застучала молотком. Могла и не стараться – только усилила барабанную дробь в финале звучной армянской песни. На последнем аккорде плодово-ягодная Карина аккуратно взгромоздилась на свой спецстульчик, одарила зал сияющей улыбкой и чинно сложила руки на коленях. В наступившей тишине стало слышно, как Вероника Петровна Кобылкина громко кричит: – Несправедливо! Неравные условия! Карапетян опять на особом положении! – Она, значит, будет на видном месте сидеть, а наша Изочка, как все, на стуле?! – присоединился к супруге папа Кобылкин. – Девочкам вообще нет необходимости присутствовать в зале суда! – сказала я, но меня никто не слушал. – У нашей Карочки платье, она не может сидеть как все! – охотно включилась в перепалку мама Карапетян. – У нашей Изочки тоже платье! – Вай, это разве платье? Ширпотреб из свадебного салона! – Где ширпотреб? У нас ширпотреб?! Да это платье Изочке известный модельер шил, оно стоит больше, чем весь ваш виноградник! – Э, что ты знаешь о виноградниках, женщина? В Армении шесть тысяч лет «дитя солнца» растят, вино делают, ты нас учить будешь? – Вот и езжайте в свою Армению, в тамошних конкурсах участвуйте! – Ти-ши-на в за-ле су-да! – Я яростно застучала молоточком. Юрист Кобылкиных подскочил к Веронике Петровне, сунул ей в руки бумаги и стал то ли объяснять что-то, то ли увещевать. Кобылкина от его слов отмахнулась, но папку взяла и кинулась с ней ко мне: – Прошу приобщить к делу! Это справка из Московского музея моды, она подтверждает, что экоплатье Изабель Кобылкиной является уникальным произведением искусства и экспонируется на временной выставке «Кутюр-натур», только поэтому наша Изочка не могла прийти в нем! А платье-то какое, только взгляните, вот фотографии, это же шедевр, а не ходячий виноградный куст! – Она щедро рассыпала передо мной снимки, уронив часть из них на пол. – Подождите, гражданка Кобылкина, не спешите. Я ничего не могу приобщить, потому что еще даже судебное заседание не открыла! – напомнила я. – Как – не открыли? Вероника Павловна замолчала, стрельнула взглядом в своего юриста и вдруг пугающе шумно задышала, схватилась за сердце и медленно осела на пол, прямо на рассыпавшиеся по нему фотографии. – Довели! – с места закричал Роман Петрович, почему-то не спеша на помощь супруге. – У Верочки сердце! Она умирает! К умирающей Верочке подбежали мужчина и женщина в голубых медицинских костюмах с вышитым на нагрудных кармашках логотипом частной клиники – медики предусмотрительно вызванной «Скорой». – Перенесите… заседание… – неожиданно сильным для умирающей голосом выдохнула сердечница Кобылкина. Я посмотрела на медиков. – Мы ее забираем, – сказал мужчина и скомандовал в свой мобильный: – Петя, давай сюда носилки. Я поглядела на секретаря суда. Он беспомощно развел руками. Мы поняли друг друга без слов. Как говорят следователи, исправно загружающие нас, судейских, работой, «нет тела – нет дела». В нашем случае: нет истца – нет заседания. Я сверилась со своим расписанием и, не мелочась, перенесла заседание суда. Авось за это время Кобылкина оклемается, а растительный наряд Карины Карапетян увянет, засохнет, облетит и впредь не будет яблоком раздора в зале суда. – Что-о? Ты предлагаешь мне идти на съемку в этом?! Сенька с ужасом и отвращением взглянул на приготовленную Наткой одежду – темные школьные брюки и простую белую рубашку. – Или в этом – или как есть, в одних трусах! – рассвирепела Натка. – Мы уже опаздываем! – Но ведь нас подождут? – Нас подождут, когда ты станешь заслуженным артистом Российской Федерации, а пока пошевеливайся и не выпендривайся! – А ведь я приготовил костюм Бэтмена. – Незаслуженный артист со вздохом влез в простую белую рубашку. – Он такой красивый, с плащом и маской! – Маску я тебе и так дам, – пообещала Натка. – Медицинскую. Фотостудия помещалась в Центре детского развития. Родителей юных артистов заранее предупредили, что войти в здание можно только в средствах индивидуальной защиты. – Может, я лучше противогаз надену? Будущей звезде очень хотелось выделиться из толпы. – Лучше надень штаны. Одетый, как было велено, неброско и удобно, ребенок сделался грустен. Натка вспомнила, что ей еще сказали: залог успешной съемки – хорошее настроение модели, и подбодрила сына: – А после, если все пройдет хорошо, поужинаем в пиццерии. – «Если все пройдет хорошо» – какое-то нечеткое условие, – заспорил Сенька, но дуться и хмуриться перестал, засобирался живее. – Точнее? – Если деньги останутся, – вздохнула Натка. Предварительно стоимость фото- и видеоработ была оценена в пятнадцать тысяч, но что-то подсказывало матери юного гения, что эта сумма может измениться, причем не в меньшую сторону. Они действительно задержались. Не намного – всего на пять минут, но под дверью студии уже маячил, высматривая опаздывающих, приятный молодой человек, лет двадцати, с модной стрижкой и графически четкой бородкой, как будто нарисованной на румяном лице. Натка даже присмотрелась – не татуировка ли это? От деятелей искусства можно было многого ожидать. – Я помощник Ямагучи, – представился молодец с бородкой. – Антон. – Ты могучий, ты помощник – чей? – заинтересовался Сенька, совершив ту же ошибку, что и Натка в разговоре с администратором Василисой. – Олега Артемовича, но он не любит, когда его по имени-отчеству называют, лучше просто Олег или Ямагучи. – Тогда Олег, – решила Натка и со значением посмотрела на Сеньку, чтобы он не вздумал кликать уважаемого человека как какой-то электроприбор. Она успела погуглить это самое «Ямагучи» и выяснила, что так называется японская фирма-производитель электрических массажеров. В голове тут же возникла автозамена: электровеник. Олег «Электровеник» Громов – а? Звучно же! Звучно, но непедагогично, мысленно одернула себя Натка. – Олег, – послушно повторил Сенька, не подозревающий о мыслях маменьки, и сделал кроткую моську, торопясь войти в образ.