– Можно сказать, что ничего. Сбил девушку, которая теперь находится в больнице в тяжёлом состоянии. – А, по-моему, она здоровее всех, – нагло оскалился мужик. – Это её подруга, гражданин Четвертков, которую вы тоже собирались изувечить. – Ничего я не собирался! У вас нет доказательств! – На записке есть отпечатки, которые, я уверен, оставили вы. – Я не писал записку! – Не писали, просто наклеили буквы, и тем не менее. Четвертков уставился на следователя тяжёлым взглядом. – Вы не имеете права, – просипел он. – Всё мы имеем, – вздохнул Наполеонов, достал сотовый и вызвал оперативников. – Я арестован? – Лицо мужчины посерело. – Можно сказать и так. – Что вы мне предъявляете?! – Шантаж, покушение на убийство и вооружённое нападение. – Не было никакого вооружённого нападения! – А нож в правом кармане? – спросил следователь, бросив взгляд на оттопыренный карман куртки незваного гостя. – Это просто так, я его всегда с собой ношу! И ту девушку, как её… Оксану, я убивать не хотел! Только попугать! Она же выходит замуж за обеспеченного человека, я и решил пощипать её. – Голос Четверткова задрожал. – Зачем же вы её сбили?! – Не хотел я! Так вышло! – Откуда вы узнали про Оксану Арефьеву? – Просто узнал! Ехали мы с Людовиком в машине, остановились возле магазина, а он не выходит. Я его спрашиваю: «Ты чего, племяш?» А он говорит: «Вон Оксана Арефьева, моя бывшая». Я поглядел и увидел её. Людовик и сказал, что она замуж выходит за богатого, и кивнул на дом напротив. Говорит, вот там она живёт. – Откуда ваш племянник почерпнул информацию о том, что бывшая девушка собралась замуж, ведь они давно расстались? – А я почём знаю?! – зло ответил Четвертков. – У вашего племянника была новая девушка? – Вроде как была. Но он меня с ней не знакомил. Не хотел, так сказать, афишировать наши родственные связи, – ухмыльнулся Четвертков. – Да уж, такого родственничка девушкам не показывают, – согласился Наполеонов. – Вы не имеете права оскорблять меня! Я требую адвоката! – Будет тебе адвокат, – зловеще пообещал Миндаугас. И Четвертков так дёрнулся от него, что свалился с табуретки. Морис взял его за шкирку и водрузил на место. – А может, это вы племянника своего убили? – лениво спросил Наполеонов. – Я чё? Я дурак?! – завопил Четвертков. – Я же вам говорю, что и девку тоже не хотел убивать, только попугать. – Но вы её едва не убили! – Так вышло! Нечего ей было скакать, как коза на гороховом поле. Раздался звонок в дверь. Настя тенью проскользнула в прихожую, и вскоре в комнату с топотом ввалились несколько человек. Четверткова обыскали, внесли в протокол наличие ножа и увезли в отделение. Когда дверь за полицией закрылась, Настя снова бросилась на шею Наполеонова и зарыдала: – Александр Романович, миленький… – Ну-ну-ну. – Следователь похлопал девушку по спине и, поймав насмешливый взгляд Мориса, снова попытался отлепить её от себя. – Анастасия Львовна, – приговаривал он, – Настенька, всё плохое осталось позади, больше никто вас не потревожит. – Видя, что Царькова не ослабляет хватку, Наполеонов вместе с ней начал тихонько пятиться к дивану, куда они и упали вдвоём. – Ох, – вырвалось у девушки, и руки её разжались. Она посмотрела на сердитого следователя и проговорила: – Простите, пожалуйста, Александр Романович, я так испугалась. – Вижу, но теперь всё в порядке. Ложитесь и поспите. – Я не усну! – Это вам только так кажется, – и он быстро направился к выходу. Уже на улице Морис, не переставая улыбаться, спросил: – Куда сейчас? – Досыпать. – И, уже почти забравшись в свою машину, он окликнул Миндаугаса: – Морис! – Что? – Если ты всё это живописуешь Мирославе! – Шура показал кулак. Морис хохотнул и ответил: – Надеюсь, про шантажиста ты ей сам расскажешь за завтраком, а о гражданке Царьковой я обещаю не упоминать. – Не выдержав, Миндаугас расхохотался. – Ты просто мне завидуешь, – бросил Шура, закрыл дверцу автомобиля и тронул «Ладу Калину» с места. До коттеджного посёлка они добрались почти под утро и разошлись по своим комнатам, надеясь поспать хотя бы часа два. Вопреки их ожиданиям Мирослава не бодрствовала до их возвращения, а спокойно спала в своей комнате. Зато проснулась она раньше Мориса, спустилась вниз, заварила чай, пожарила яичницу с луком и колбасой, приготовила бутерброды с сыром. Морис и Шура вошли на кухню одновременно и разом воскликнули: – О! Мирослава проигнорировала их изумление. – Садитесь завтракать, – сказала она, – и рассказывайте о своих ночных приключениях. Времени у нас, как я понимаю, в обрез. – Она выразительно посмотрела на Шуру. Тот кивнул с набитым ртом. Когда всё приготовленное Мирославой было съедено, Наполеонов рассказал ей о событиях прошедшей ночи. – Значит, к убийству Людовика Четверткова приблудный дядюшка отношения не имеет, – сказала она. – Это точно, – согласился Наполеонов, – но я всё равно приложу все усилия, обеспечив ему отдых и лечение. – Он многозначительно посмотрел на собеседников. Мирослава в этом не сомневалась, зная, что её друг детства ненавидит наркоманов, не принимая во внимание мнение тех, кто считает их больными страдальцами. Шура был уверен, что наркоманом человек становится по собственному желанию и чаще всего это происходит с теми, у кого душа и жизнь пусты, нет ни характера, ни воли. Любой может в короткое время оценить пагубность привычки и обратиться за помощью, а если нет, то поговорка «на нет и суда нет» сюда не подходит. И суд должен быть, и принудительное лечение. Мирослава, в общем-то, была с ним согласна. – Прокол у нас вышел в том, – вздохнул Наполеонов, – что никто не знал, что у Четверткова был дядя. – Сестра Людовика о нём не упоминала? – В том-то и дело, что нет. Видно, она не хотела ничего о нём слышать. И, не пустив беспутного родственника в дом, тотчас выкинула его из головы. Кто ж знал, что он племянника разыщет… – Хорошо хотя бы то, что его задержали, пока он больших дел не натворил, – проговорила Волгина. – Если бы он окончательно не профукал все мозги, то ни за что не согласился бы приехать на квартиру к Арефьевой, вполне резонно заподозрив ловушку. – Насколько я поняла, он принял Настю за Оксану. – Да, этот тип был уверен, что девушка отделалась после его наезда лёгкими ушибами и находится дома. – Он ничего не говорил про новую подругу племянника? – Нет, Людовик не стал знакомить с ней дядю-наркомана. – Его можно понять… – Ладно, – Шура поднялся из-за стола, – спасибо за завтрак, лечу на работу.