Алиса охнула, теряя равновесие, ноги разъехались, и она завалилась набок, поднимая над собой пыльное облако. Чарли приглушенно заворчал в ответ на ее испуганный вскрик и попытался подняться, но не сумел, растягиваясь на песке, безвольно вытягивая все четыре лапы. – Что за привал у вас? – раздался над ними голос Освальда. Алиса попробовала было встать, но песок продолжал разъезжаться, оголяя прохладную, лазоревую гладь. – Я не могу подняться… – раздраженно ответила девушка, смахивая ладонью пыль и пепел, чтобы лучше разглядеть, что же скрывается под ними. Корка запекшегося песка скрывала под собой что-то мутное и глубокое, оно то просвечивалось до самых своих глубин, то становилось серым, даже блеклым. Когда Алиса склонилась над ней, из глубины к обратной стороне корки приблизилась тень, загораживая собой голубизну, девушка дернулась в сторону, тень тоже отпрянула. Страшная догадка заставила покрыться мурашками все тело, Крылатая подняла руку и махнула; смутная фигура, чуть помедлив, повторила слабое движение. И это промедление стало последней каплей. Не в силах сдерживать нахлынувший ужас, Алиса глухо вскрикнула, пятясь назад. Стук сердца гулко отдавался в ушах, а она продолжала отползать, раскидывая своим телом песок, открывая свету все большую поверхность огромного зеркала, что было скрыто здесь под толщей пепла. – Нет! – хрипло произнесла Жрица, вскидывая трясущиеся руки вверх, в надежде остановить остальных. – Не приземляйтесь! Но никто не услышал. Обеспокоенные ее внезапной беспомощностью, Вестники неумолимо приближались к земле и, ничего не подозревая, как обычно становились на песок. Алиса успела заметить, как округлились от удивления глаза Освальда в ту минуту, когда его ноги заскользили по предательской глади. Вот, падая, вскрикнула Сильвия, хватаясь за Сэма и утягивая его за собой. Вот Лин схватил растянувшуюся Юли, но, не успев поднять ее на ноги, сам потерял равновесие и через мгновение рухнул рядом. Один Трой завис в воздухе, тяжело замерев над песком. Он рванул было вслед за Сильвией, но что-то сковало тело, как только рассеянный взгляд коснулся мутноватой глади внизу. Солнце полыхнуло особенно ярко, ослепляя его, Трой прикрыл ладонью глаза, но успел разглядеть, как чарующе мерцает голубая корка, как притягательно оголилась она, освобождаясь от скрывавшего ее толстого слоя грязного песка, и ощутил, как манит это мягкое сияние заглянуть в него, утонуть в нем и навек растаять. Последним усилием воли парень подался в сторону, сам понимая, что опоздал. Неясные, но отчего-то знакомые образы, появившиеся из самой глубины открывшейся глади, уже приковали к себе его взгляд, и сопротивляться им было немыслимо. Трой медленно опустился вниз и, равнодушно позволив смоляным крыльям опасть у него за спиной, склонил голову над зеркалом, всматриваясь в глубину. Он не слышал, как надрывно закричала Алиса, не видел, как рванулась она к нему, поскальзываясь и падая, стараясь удержаться от случайного взгляда вниз, которого так настойчиво требовала от нее чужая сила. – Нет! Трой! Не смотри! – кричала Крылатая, подползая. Но было поздно. Широко раскрыв глаза, Крылатый смотрел в глубину зеркала. Он больше не видел сыпучего песка вокруг, не чувствовал жара солнца, что ослепительно сияло над пустыней. Трой снова оказался в душной темноте лисьей пещеры. У дальней от него стены, расслабленно вытянув ноги, сидел он сам, осторожно придерживая мечущееся тело сестры. Сердце Крылатого стиснула ослепившая его боль. Крик родился глубоко внутри и устремился наружу, но с губ не сорвался, застряв в горле комом. Трой не мог сдвинуться с места, заорать что есть мочи этому взлохмаченному глупцу, который продолжал тупо сидеть напротив, не ведая, какая беда случится с ними через пару стремительных мгновений. – Эй, скоро все закончится, – раздался его собственный голос. Тот Трой, пока не чующий себя куском кровоточащей плоти, склонился над сестрой и нежно поцеловал ее в раскаленный лоб. Теперь Крылатый вспомнил, как горчили на губах песок и пот, какую болезненно-мучительную тревогу в сердце вызвало сбивчивое, горячее дыхание Гвен. – Тебе нужно выбираться… отсюда… Уходи… – хрипло прошептала она, силясь подняться на локтях. – Вылезай наружу. Прямо сейчас. – Ребята вернутся, подожди, – начал успокаивать ее брат, укладывая обратно. «Болван. Предатель. Убийца», – пронеслось в голове у того Троя, который безвольно наблюдал за близнецами со стороны. – Нет. Уходи, – повторила Гвен, припадая к его коленям. – Пожалуйста. – Я не вытащу тебя один, понимаешь? Нужны остальные… – Оставь меня. Выбирайся, я прошу тебя… Прошу… Она тихо заплакала, и Трой вспомнил, как текли эти слезы по ладони, когда он принялся утирать их. – Совсем ты расклеилась, старушка… Это были последние его слова перед тем, как в одно мгновение ожил, задвигался песок, осыпаясь со свода подземного зала заброшенного лисьего города. Тот Трой, который мог двигаться, бежать и спасаться, вскочил. Он подхватил на руки обмякшую сестру и устремился к выходу. Когда до коридорчика оставалась пара шагов, первый камень свода с шумом обрушился вниз. Гвен застонала, открывая глаза. – Убирайся отсюда! – прохрипела она, оттолкнувшись от него, и упала на текущий свободной рекой песок. И Трой замешкался. Память пыталась скрыть от него, утаить в своих недрах это бесконечное мгновение, в котором он застыл истуканом, смотря сверху вниз в глаза сестры. Мгновение, в которое Гвен успела прочесть его согласие. Она отодвинулась в сторону, волоча слабые ноги, Трой наконец сбросил с себя оцепенение и кинулся следом. Но сестра зашипела, отползая еще дальше. – Уходи, уходи! – кричала она, понимая, что вместе они ни за что не проберутся наверх по узкому коридорчику, ненадежные стены которого начали разрушаться. Трой схватил ее ладонь, влажную, с налипшим песком и теперь вспомнил, как эти же песчинки царапали его руки. Он тащил сестру к выходу из подземного зала, с безмолвным ужасом осознавая, что Гвен права. Она всегда была прозорливее его, предугадывала любую беду за шаг. Но бросить ее здесь он и не помышлял. Мгновение слабости, случившееся с ним, закончилось, но и его хватило, чтобы Гвен приняла решение. Она изогнулась дугой и вцепилась зубами Трою в руку. – Уходи! – рыдая, закричала она, когда они были уже у выхода. Камни потолка обваливались один за другим, поднимая облака пепла и гари. Дышать становилось невозможно. Кашляя, Трой присел рядом с Гвен, укрывая ее собственным телом. На мгновение они прижались друг к другу, сплетаясь пальцами, прикасаясь щекой к щеке. Так же, как пробыли в материнском чреве долгие месяцы, прежде чем появиться на свет, не разжимая сомкнутых ладоней. – Я не брошу тебя, – прошептал Крылатый, обнимая сестру еще крепче. Но Трой, неотрывно наблюдавший за ними, задыхаясь от немого крика, знал, что случится дальше. Гвен мягко поцеловала его в висок – одно бесконечно долгое прикосновение родных губ, что осталось гореть клеймом на коже, – а потом, последним усилием воли заставив подчиниться изнемогающее от чужой воли тело, она толкнула брата к выходу, сама оставаясь внутри рушащегося зала. Последний, самый большой камень рухнул, когда Трой уже упал с другой стороны от входа, ломая ребра об острые углы, за мгновение до того, как он потерял сознание. Они с сестрой дотянулись друг до друга ладонями, пальцы их сплелись, и весь этот миг Гвен смотрела на брата, не отрывая глаз, пока немыслимая тяжесть не придавила ее, сминая собою, как ребенок ломает в горсти тонкую крысиную косточку. Больше Трой ничего не увидел. Тьма заслонила ему глаза. На виске обжигающе горел последний поцелуй сестры. Теперь же он отчетливо помнил все – и слова, и жесты, и взгляды, а главное – то бесконечное мгновение, в которое его охватил страх, а Гвен успела все решить. Она всегда решала за обоих. Он остался сидеть в темноте, склоняясь головой все ниже к коленям, что еще помнили тяжесть сестриного тела, и не видел, как добралась к нему Алиса, не чувствовал и не слышал, как она трясет его за плечи, крича и плача. Когда Крылатая это поняла, вглядываясь в пустые, отрешенные глаза Троя, то осторожно отпустила его, и он улегся на мерцающую глубокой синевой корку, будто состоящую из цельного куска льда. Алиса оглянулась в надежде на помощь, но просить ее было не у кого. Вестники остались там же, где рухнули их обессиленные тела. Они сгорбились, всматриваясь в зеркальную гладь, их лица исказили мучительные гримасы. Юли беззвучно плакала, смотря на лед. Сжатые губы Лина превратились в тонкую линию, он силился отвернуться, но продолжал разглядывать что-то, видимое только ему. Сильвия лежала без чувств, прикрывая мягкими ладонями глаза. Она мертвенно побледнела, вмиг осунулась, и теперь у нее был такой безжизненный вид, что Алиса подавилась всхлипом. Чуть в стороне от них сидел Освальд. Он вытянул ноги, всматриваясь в лед под собой. Его лицо оставалось бесстрастным, словно он заранее знал, что увидит там, и был к этому готов. И даже Сэм поддался чужой воле, ему хватило сил отползти в сторону спасительного песка и подняться, но лед оголился под ним, и Крылатый рухнул, разбив нос о твердую гладь. Небольшая лужица крови алела на зеркальной корке. Алиса зажмурилась, сердце отбивало бешеный ритм. Алан внутри нее молчал. Не было больше тонкой нити, что привела их сюда. Не было больше Рощи. Будто бы не она звала Крылатую весь этот горький день, лишивший Вестников сил. Будто бы не ее воля притянула их к новой, страшной беде. А если не ее, то чья? Вопрос остался без ответа, ведь некому было отвечать. И только Чарли, бесстрашно вглядывавшийся в самую глубину зеркала под мутной коркой, увидел, как медленно подползает к лужице крови темная фигура. Как обретает она тонкие лапки, суставчатые, изломанные и сухие, как колыхается из стороны в сторону раздутое брюхо, как обтягивает тонкая синеватая кожа череп, сохранивший в себе отголоски человеческих черт, как алчно облизывает оголившиеся зубы ядовито-красный язык. И как пронзительно смотрят сквозь зеркало безжизненные, полные голода синие глаза. Глава 12 Генрих стоял на краю отвесного склона самой высокой горы и напряженно вглядывался в линию горизонта. Далеко внизу пустыня привычно тлела под раскаленными лучами безжалостного солнца. Ветер там перекидывал в своих ладонях песок, меняя очертания пылевых заносов, а запах его, горький и затхлый, был совсем не похож на аромат обжигающего холодом ветра наверху. Генриху казалось, что он чувствует эти ледяные дуновения на своем лице, и он кутался в плащ, словно на самом деле мог замерзнуть. Но мысли его были далеко. Где-то там, куда улетела их недавняя гостья, разливалась темная, мертвая сила. Он видел это отчетливо, хотя и был куда более слеп, чем незрячая в своем серебре Хаска. – Что там? – голос Эалин вывел его из задумчивости, отвлекая от тревожных мыслей. – Ты замер на полуслове и застыл, будто изваяние, друг мой. Она мягко опустилась рядом, принимая свой человеческий облик, но мелкие камешки под ее ногами даже не скрипнули. – Что-то происходит в пустыне, – ответил Генрих, не отрывая взгляда от горизонта. – Там всегда что-то происходит. – Эалин растянула мягкие губы в улыбке, убирая под капюшон упавшую на лоб прядь. – Она мертва только на наш взгляд. А живущие там… внизу. Для них это и есть сама жизнь. – Я не о том, – мужчина дернул плечом под широкой складкой серебряной ткани. – Присмотрись, разве ты не видишь? Эалин на мгновение задержала на лице друга внимательный взгляд и шагнула к уступу, закрывая глаза. Но почти сразу вновь открыла их, в изумлении оборачиваясь. – Паук, – сказала она и взвилась к небесам Серым Вихрем. *** Пронзительные злые глаза смотрели на Чарли через мутную голубизну зеркала. Суставчатые лапы уже подобрались к лужице крови, замерли под ней с внутренней стороны, наполняясь молодой, свежей силой. Чарли не мог пошевелиться. Ужас сковывал его маленькое тело, пробежав по хребту, подняв шерсть на загривке колючей щеткой. В подземном городке, где обитал он со своими сородичами так бесконечно давно до встречи с Алисой, лис слышал страшные сказки о пауке, который живет в плену своего расплавленного песчаного замка, и мутное, дурное ледяное зеркало ограждает от него мир.