Юли никак не могла уснуть. Обожженная ладонь ныла под повязкой, а стоило только шевельнуть ею, как боль пронзала всю руку, двигаясь к сердцу, изнывавшему от тревоги. В пещере царила тишина. Как только Сильвия разжала судорожные объятия и уложила Троя вблизи огня, Вестники поспешили разойтись по своим местам, стараясь не встречаться взглядами. Без шумной возни близнецов, их шуточек, споров и перешептываний в пещере вдруг стало еще холоднее. Разговаривать не хотелось, греть воду для похлебки – тоже. Даже вечно голодный Сэм, насупившись, улегся у входа. – Подежурю, пока вы спите, – сказал он Освальду, и тот коротко кивнул ему в ответ. Ярость еще клокотала в Крылатом. Он гневался на своевольную Жрицу, на податливость остальных, но усталость все равно была сильнее. Да, заветная живая веточка, полная головокружительной мощи, оказалась так близко, только протяни руку, отбери ее. Но все успевшее случиться с ними на этом проклятом пути лишило Освальда сил. Он улегся на развернутый спальник, равнодушно рассматривая трещины на каменном своде пещеры. Разбитая бровь неприятно саднила, а Сильвия, такая внимательная к его боли обычно, в этот раз даже не взглянула на него, хлопоча над равнодушным Троем. И это вызывало у Крылатого обиду, чего он и сам не ожидал. – Выдвигаться будем на рассвете, – громко сказал Лин, не обращаясь ни к кому конкретно. – Долго еще нам лететь? – донесся голос снаружи, где прилег на голые камни Сэм. Алиса не знала, что ответить, но напряженная тишина ждала ее слов, поэтому Крылатая нерешительно проговорила: – Думаю, пару дней. Может, полдюжины. Алан продолжал молчать в ней, а дорогу, что ждала их всех впереди, будто заволокло дымом. Алиса помнила, им нужно перелететь через горы, оставляя за спиной пылевую косу, а там до оазиса будет меньше дневного перелета. Но с какой именно стороны облетать скалы, где лежит тропка, что приведет их к ущелью? Этого Алиса не ведала, но и признаться в этом сейчас, когда отряд и так готов прогнуться под гнетом случившихся бед, не могла. – Давайте спать, – решила она, забираясь в свой спальник. – Мы должны отправиться в путь до первых лучей солнца. Чем раньше, тем лучше. Они и так потеряли пару драгоценных дней из-за вылазки, что не принесла им ничего, кроме утраты, это понимал каждый затихший на холодных камнях. Осознание совершенной ошибки угнетало сильнее страхов и сомнений. Потому Юли старалась не шуметь, осторожно переворачиваясь с боку на бок, будто это могло унять тянущую боль в ладони. Где-то совсем рядом, вздыхая, вытянулся Лин. Он не сказал больше ни слова, аккуратно перевязывая ей руку, только сочувственно улыбался, а потом потрепал по волосам, отходя в сторону. С ней вообще не говорили с той минуты, как Трой, откашливаясь и морщась, приподнялся на локтях. Воплотившееся колдовство Рощи отделило Юли от остальных невидимой стеной. Теперь девочке стала понятна привычная уже отчужденность Алисы. Когда через твое тело проходит чужая серебряная мощь, сложно остаться для прочих своей. Да и не была Юли одной из Вестников, что бы ни говорил ей Лин, стремясь приободрить. И ночь эта, по сути, была одной из многих, точно таких же. Растерянно прислушиваясь к собственным ощущениям, Юли наконец задремала, когда кто-то принялся осторожно трясти ее за плечо. Так иногда делала бабушка, если девочке снился особенно яркий, особенно страшный сон. Тогда Юли вскакивала на топчане, совала ноги в растоптанные ботинки, шла вслед за Фетой, несущей в своей руке тонкую свечу, что раскрашивала коридор лечебницы затейливыми бликами, и пила со старушкой крепкий отвар до самого восхода солнца. Вот и теперь Юли показалось, что это бабушка шепчет ей что-то на ухо. Она приоткрыла глаза, толком не различая ничего в окутавшей ее темноте. – Что? – переспросила она, отстраняясь от нависшей над ней фигуры, и только потом разглядела, что ее разбудил Трой. – Юли, ты не должна была спасать меня, – зашептал он, склоняясь над ней. – Я знаю, ты потратила столько силы… Зачем ты спасла меня? Он говорил и говорил, больно сжимая ей плечо холодными пальцами. Девочке стало страшно, глаза уже привыкли к темноте, и Юли смогла различить, как лихорадочно трясется тело Крылатого, как блестят его глаза. Ей захотелось вскрикнуть, позвать Лина, разбудить всех, чтобы они увели прочь Троя, защитили ее. Но что-то внутри, еще помнящее, как податливо тянулось умирающее тело к свету, что лился из ее пальцев, заставило Юли совладать с внезапным страхом. – Тихо, – прошептала она, – всех перебудишь. Ложись рядом, ты совсем замерз, а я не сумею спасти тебя от лихорадки… Крылатая откинула край плотного одеяла, в которое, засыпая, успела укутаться, и с силой потянула Троя за руку. Он изумился, но позволил уложить себя рядом. Холод от его спины проникал через ее рубашку, и Юли тут же покрылась мурашками. – Зачем ты спасла меня? – повторил Крылатый, опуская голову на свернутую куртку, что заменяла девушке подушку. – Я должен был умереть. – Нет, – уверенно ответила Юли, отчего-то точно зная, что нужно сейчас сказать. – Если бы это было так, разве успела бы я вернуться? Я улетела так далеко, поддавшись зову, и меня не было здесь, когда вы все вернулись. Не будь твое спасение предначертанным, разве смогла бы я найти дорогу обратно? Разве оказалась бы у Алисы живая ветвь, без которой я бы не сумела вытащить тебя? Нет. Все так, как должно быть, понимаешь? Она шептала и шептала, вспоминая, как бабушка порой склонялась над мечущимся в агонии больным, чтобы долго говорить ему чуть слышно именно те слова, в которых он нуждался. Теперь же ее собственный шепот исцелял истерзанную душу Троя. Так и должен поступать Лекарь – спасать тело страждущего и дарить свет его душе. В этом Юли чувствовала свое предназначение и цель. От этого отказалась она. Трой притих, мерно дыша. Его тело начало согреваться, словно рана у него на сердце, лишавшая его жизненных сил, чуть затянулась. Словно у него появился шанс на исцеление. Юли перевела дух, надеясь, что парень уже уснул, но тот тут же дернулся и повернулся к ней лицом. Они лежали очень близко, Юли чувствовала его дыхание на своем лице и все мужское тело, что прижималось к ней во тьме ночи. Но в этом не было ни капли от того пронзительного ощущения, какое она испытала в давнюю ночь, когда точно так же лежала в лазарете, обнимая Лина. – Моя сестра, – наконец прошептал Трой, собираясь с духом. – Ты не сумеешь ее вернуть? Юли сжалась, чувствуя, как душевная боль Крылатого передается ей, накрывает ее, и слова застряли в горле. Но Трой продолжал испытующе смотреть, понимая, что она ответит, но желая услышать это из ее уст. – Нет, – выдохнула Юли, закрывая глаза, чтобы не видеть, как исказится от ее слов смуглое лицо парня, как отшатнется он, словно ответ этот ударил его наотмашь. – Прости. Я не умею воскрешать мертвых, я бы и тебя не смогла спасти, не приди Алиса на помощь. Трой болезненно втянул в себя воздух сквозь плотно стиснутые зубы. Плач рвался из груди, но сил еще хватало, чтобы сдержать его, упокоить в себе, дождаться, когда слезы, давящие изнутри, можно будет выплакать наедине с собой. – Я не должен был спрашивать, – сказал он отстраняясь. – Это ты меня извини, ты сотворила настоящее чудо, вытащив меня. Но сделала это зря. Лучше бы сохранила силу на того, кто и правда пригодится в дороге… я пойду. Спи. Трой словно только сейчас понял, как близко прижимался к полузнакомой девушке все это время, как горячо дышал ей на ухо, делясь бушующим в его груди горем, и хотел было встать, но Юли схватила его за руку. – Постой, – сказала она. – Я знаю, тебе сейчас очень больно… Мы все теряли близких. Мы понимаем тебя, мы сможем помочь. – В этот миг девочка начала говорить об отряде как о едином целом и о себе в нем, будто она и правда была одной из Вестников. Но Трой только покачал головой: – Нет, этого вы не можете понять. Терять кого-то… даже самого близкого – это не то же самое, что случилось со мной. Я остался в том подземелье, вот в чем все дело. Это меня задавило камнями при обвале. Я сам оставил себя там, истекшего кровью. А то, что сейчас находится здесь, то, что ты спасла благодаря силе Рощи… Оно все равно обречено. Кусок плоти, оторванный от целого. Вот кто я теперь. Юли неотрывно смотрела на Троя, понимая, что ей нечего возразить. Даже отрекшись от своего призвания, она все равно видела, как теряет Крылатый жизненную силу, как сочится она из разорванного в клочья сердца, покидает тело и растворяется в небытии. Это ее молчание словно успокоило Троя, он расслабился, снова укладываясь рядом с девочкой. – Можно, я останусь? – спросил он, закрывая глаза. – С тобой мне не так холодно. Юли осторожно прикоснулась к его жестким волосам, и Трой прижался к ней спиной, будто Юли и правда могла облегчить его страдания. – Тебе нужно уснуть, – шепнула девочка. – Я пробовал… Не могу. Сразу видится, как рушится зал, как я выбегаю из него. Кругом песок, камни, а Гвен… остается там. – Он содрогнулся всем телом. – Хочешь, я тебе спою? – вдруг предложила Юли. – Я знаю одну колыбельную, ты заснешь под нее и не увидишь во сне ничего дурного. И она запела, чуть слышно, скорее рисуя в воздухе серебряную нить слов, чем и правда пропевая их. Плотная тишина обволакивала Вестников, и колыбельная в ней будто обретала крылья, которые укрыли спящих мягким шатром. – Спи, моя птаха, спи, солнце ушло за скалы. В мире моей любви пахнут так пряно травы, – выводила Юли, прислушиваясь к дыханию лежащего рядом парня. – Спи, не видать огня, боли, печалей, страха там, где люблю тебя. Спи, засыпай же, птаха. Трой расслабленно вытянулся рядом, он больше не прижимался к ней и засыпал, опускаясь все глубже в спасительную темноту. – Спи, моя птаха, спи, утро придет нескоро, меркнут в горах огни, солнце за косогором спряталось, утра ждет. Спи, моя пташка, сладко, – шепотом пела Крылатая, укрывая мужские плечи, и в этот миг ей почти не хотелось, чтобы плечи эти принадлежали другому, она находилась рядом со страждущим, она была на своем месте. – Время идти вперед будет, но только завтра… Спи, моя пташка, час сна твоего укрою тоненькой пеленой – нет ни огня, ни страха. Спи, я всегда с тобой. Я – твои крылья, птаха. И когда последнее слово колыбельной растворилось в воздухе, Юли сама уже погрузилась в сон, глубокий и ровный, полный благостного покоя, в который не могла проникнуть ни единая печаль. Откуда ей было знать, что совсем рядом, крепко сжав кулаки, лежит Алиса и смотрит во тьму невидящими глазами. Откуда ей было знать, что Жрица слышала каждое слово, произнесенное ими, неспящими Вестниками. А главное, откуда ей было знать, что Крылатая различит знакомый мотив, даже если старую колыбельную чуть слышно поют совсем не ей… *** Солнце только начало окрашивать небо у горизонта нежным розовым цветом, когда Вестники отправились в путь, покинув пещеру, что была им пристанищем несколько бесконечных дней страха и метаний. – Надеюсь, что в следующий раз мы разобьем лагерь уже в оазисе… – задумчиво проговорил Лин, подтягивая лямку рюкзака. – Если тебе вдруг не вздумается спасти еще каких-то детей, парень, – сквозь зубы процедил Освальд, делая шаг с уступа, чтобы молодой Крылатый не успел ему ответить. – Вот же выкормыш падальщика! – в сердцах произнес Лин, оборачиваясь к Алисе, но та отвернулась, делая вид, что отряхивается от песка. – Ну что, воробушек, куда нам дальше? – Вперед, – сухо ответила девушка, распуская шатер крыльев. Вчерашняя ночь, поразившая ее знакомыми словами колыбельной, породила в Алисе злую обиду. Эту песню пела ей мама, только они вдвоем знали строчки, что наполняли дом спокойствием и уютом. Не могла ли Фета научить их колыбельной, а заодно долгими ночами в лазарете развлекать свою внучку этой же песенкой? Могло быть и так. Но отчего-то в Алисе крепла уверенность совершенно в ином. Лин. Старый друг, верный собрат, мужчина, который целовал ее в старом доме, нежно лаская ее обнаженное тело, он знал эту колыбельную и цену ее словам, положенным на чарующую мелодию. Что, если он поделился ими со своей юной сиделкой? Думать об этом не хотелось, но та заботливая нежность, с какой Лин помогал Юли отряхнуться, собраться и отправиться в путь, не позволяла Крылатой выбросить эти мысли из головы. Алиса взлетела, наслаждаясь мгновением острой боли, что всегда предшествовала первой волне неописуемого восторга от полета. Порыв ветра хлестнул ее по лицу, царапая мелкими песчинками. Крылатой захотелось рвануть вслед за ними, чтобы оставить все страхи и сомнения сожженного мира далеко позади. Но Чарли взволнованно заворчал у Алисы под курткой, напоминая ей, что направление пути отряда она так и не выбрала. Им нужно было лететь вдоль скалистой гряды, оставляя ее по правую руку, пока горы не кончатся, а уже там, за узким перешейком косы, откроется ущелье. Алан был совсем рядом, но в ней он молчал. – Веди, Жрица! – крикнул Освальд, обходя ее сверху по широкой дуге. Алиса бросила последний взгляд на каменный утес, где еще возились Лин с Юли, и устремилась вперед. «Догонят. Наворкуются и догонят», – зло думала она, ругая себя за детскую обиду, кипевшую в сердце. Сильвия держалась рядом с Троем, она беспокойно косилась на него, но каждый раз видела равнодушные, пустые глаза собрата, и все ее тело охватывал липкий страх. Парень словно и не замечал, что летит. Он, обычно устремлявшийся к горизонту, нарушавший все приказы ради полета по бескрайнему небу, с явным усилием двигался вперед. Его крылья, лоснящиеся, черные и сильные, сейчас казались частью тела какой-то большой, смертельно уставшей птицы. Он нехотя ловил ветер, попадал в воздушные ямы и морщился от солнца, что слепило покрасневшие глаза. Сильвии казалось, что в любое мгновение Трой может рухнуть вниз, даже не попытавшись удержаться в воздухе. Потому она постоянно летела рядом с ним, женским своим нутром чуя грядущую беду, будто бы мало бед уже выпало им на пути. Один только Сэм словно не замечал общего напряжения, крупный и тяжелый, он летел у самой земли, прикрыв лицо повязкой, то и дело поглядывая в сторону Освальда, готовый исполнить его приказание, даже отданное еле заметным жестом. Все они, как один, послушно следовали за Алисой, хотя сама она смутно представляла, как продолжать путь, если вся дорога покрыта пыльной взвесью незнания. – Ну же, Алан! – шептала про себя Жрица. – Ты вернул нам Юли, так ответь мне. Я должна привести Крылатых в оазис, но куда нам лететь? Нет ни карты, ни знаков. Проведи нас. Не время для наказаний. Роща молчала, и только Чарли опасливо скулил, высовывая голову наружу. Ближе к полудню они приземлились на плоской вершине растрескавшегося утеса, с колючими кустиками на склонах, настолько сухими, что ветки рассыпались под пальцами, стоило только к ним прикоснуться. – Нужно собрать эту пыль, – решительно сказала Сильвия. – Тебе мало пыли? – посмотрел на девушку с неодобрением Сэм, как раз вытряхивавший из сапога бурый пепел.