– Ладно. Найдется тебе дело. Найдешь боярского сына Михаила Рожкова. Под его опекой находятся дети, из полона освобожденные. Примешь их у него, будешь за них отвечать. Накормишь, напоишь, обогреешь. И помни, случится что с ними, спрошу за все сразу! – Все сделаю, – часто-часто закивал дьяк. – Жизни не пожалею! – Ладно, ступай. Хотя погоди… шахматы потерял, поди? – Нет! – расплылся в улыбке Анциферов. – Уберег! Как меня не били – не отдал! – Ну, иди уже. Дети ждут, – махнул я рукой, после чего обернулся к Михальскому. – Как ты думаешь, сильно врет? – В меру, – пожал плечами телохранитель. – Тогда ладно. Все-таки хорошо, что я дочку воеводы отослал. Не представляю, как бы я ему в глаза смотрел, если бы… На это Корнилий ничего мне не ответил, лишь высоко поднял брови, как бы показывая, что в этот раз Господь отвел. Еще одним крайне необходимым мероприятием стало торжественное богослужение в честь Успения Пресвятой Богородицы, которое по моему приказу все же провел здешний митрополит Серафим, а вместе с ним все священники, которых только смогли собрать люди Михальского. Получилось, может, и не так благолепно, как в храмах Московского Кремля, но большинство из присутствующих и такого не видели, а потому прошло все весьма торжественно и душевно. Потом, как водится, был пир, но перед тем выплата наградных. Все имевшиеся налицо ратники от казаков до матросов и даже только что прибывшие тульские дворяне получили по рублю и двенадцать алтын серебром. Местными монетами, разумеется. По весу. Начальным людям, конечно, больше в зависимости от чина и звания. Стоит ли говорить, что подобная щедрость пришлась моим воякам по вкусу куда больше, чем молитва. Почти одновременно на площадь выкатили несколько бочек вина, из которых тут же вышибли днища. И каждый, получивший награду, тут же подходил к бочке, где профосы под наблюдением офицеров тут же щедро наливали каждому в свою посудину десятериковый ковш[26] местного красного вина, которого мы в Кафе взяли куда как много, так что нечего скаредничать, иной раз надо войско повеселить! Тут же на широких столах разложили и свежеиспеченный хлеб, и вареную говядину, и запеченную на углях баранину, и распаренную кашу, куда уж без нее, щедро сдобренную маслом, изюмом, курагой и черносливом. – Глянь-кась, – блаженно сощурился Ванька Кистень, в два глотка ополовинив доставшуюся порцию. – И Господу помолился, и денег спроворил, и душу обжег! А главное, все разом. – Ухватив жирный кусок мяса, уложил его на лепешку и принялся с наслаждением жевать, запивая дареным вином. – Видать, не часто вас царь так за верную службу награждает? – ухмыльнулся оказавшийся рядом Митька Лунь. – Это точно, – ухмыльнулся бывший разбойник. – За прежние службы меня только если дыбой могли пожаловать, а то сразу виселицей! – Эх, хорошо, но мало! – мечтательно протянул кто-то из охотников. – Ништо, – многозначительно заметил, хитро подмигнув товарищам, Кистень. – Ближе к ночи найдем, чем добавить! Пока шел молебен, мои мальчишки и их новые товарищи находились рядом со мной. Судя по всему, они успели отвыкнуть от долгих служб, но тут, как говорится, положение обязывает! Но едва все закончилось, настало время давно назревшего разговора. – Значит, так, Дмитрий, – без обиняков обратился я к сыну, как только мы вернулись во дворец. – В этот поход я вас с Петькой не возьму! – Но почему?! – воскликнул царевич, уже примерявший в своих мечтах на себя шляпу флибустьера – «грозы южных морей». В принципе, тут я был сам виноват. Имел глупость рассказать мальчишкам про серебряные и золотые караваны, идущие в Испанию из Америки, и как их ловко грабят всяческие корсары и буканьеры. В сущности, ничего не придумал, а вольно пересказал своему отпрыску «Одиссею капитана Блада», стараясь лишь не допускать явных анахронизмов. Все-таки до восстания Монмута[27] еще лет пятьдесят, если я, конечно, ничего не путаю. – Потому что я так сказал! Дело это опасное, и рисковать никак нельзя. Если со мной что-нибудь случится, ты должен уцелеть и унаследовать мою корону и трон. И не только в Москве. Поэтому остаешься здесь, и точка! Приглядывать за тобой будут фон Гершов и Михальский. Слушаться их, как меня, понял? – Да, государь, – опустил голову Митька. – Кстати, всех касается! – строго посмотрел я на остальных воспитанников нашего детдома. То есть Николку Рожкова и его названых братьев с сестрой, усыновленных Михаилом. Теперь они составляют свиту моего сына. Этим возражать и в голову не пришло, что никак нельзя сказать о Петьке. Судя по упрямому выражению на лице этого мелкого прохиндея, он уже что-то задумал. – Если вашему величеству будет благоугодно выслушать мой совет, – негромко заметил наблюдавший за этой сценой Корнилий, – то вам не следует отправляться в эту экспедицию. – И ты, Брут? – вздохнул я в ответ. – Я не обсуждаю ваше решение, но, черт возьми, зачем вам заниматься этим лично? – Если не я, то кто? – Мне кажется, что Петерсон справился бы не хуже. – Скажи, ты знаешь, кем был Ян до того, как поступил ко мне на службу? – Полагаю, моряком. А что? – В том-то и дело, простым моряком. Он никогда не воевал, если не считать схватки с Юлленшерном, когда он потерял «Благочестивую Марту». Абордаж, пушечные залпы это все не его стихия. – Но, кажется, он недурно управлял «Святой Еленой» в бою? – Разве? – с иронией посмотрел я на своего телохранителя. – Ну да, – вынужден был признать литвин. – Командовали кораблем вы, но ведь он и его люди управляли парусами! – Вот именно. Мы с ним дополняем друг друга. И один без другого ничто! – Ну, не знаю. Если мы потеряем галеас, это будет неприятность, если вас – катастрофа. – Вот поэтому ты и останешься с царевичем. Если со мной что-то случится, вы с фон Гершовым должны отвезти его в столицу и посадить на престол. – Вы полагаете, двум чужеземцам это под силу? – Я полагаю, что Вельяминов крепко держит Москву. Втроем вы справитесь. – Не самый подходящий момент для подобного разговора, государь, но почему вы так уверены в Вельяминове? – О чем ты? – Разве он не предал в свое время Годунова? А ведь они родственники. – Перестань! Никита мне верен! – Пока вы живы, да, но будет ли он верен вашему сыну? – Почему ты сомневаешься в нем? – Потому что царевич Дмитрий, в отличие от вашего величества, ни при каких обстоятельствах не станет жениться на княгине Щербатовой. И соответственно, боярин Вельяминов в таком случае не сможет стать братом царицы. – Черт, – помрачнел я. – Умеешь ты настроение испортить. – Мой долг говорить вам правду, невзирая на последствия, государь. – Твой долг, генерал Михальский, выполнять приказы твоего государя. Готовь ертаул и пройдись до Эски-Кырым – Старого Крыма, он тут неподалеку. И, конечно же, не забывай о безопасности наследника. Что же до остального, то запомни – Никита без меня или Митьки – никто. Его сожрут сразу. А вот если вы втроем не передеретесь между собой, аки псы голодные, то вполне можете справиться. Понимаешь, о чем я? – Да, ваше величество. – Не знаю, насколько мои слова успокоили подозрительность телохранителя, но больше возражать он не стал. И то хлеб. – И вообще, не загоняйся, а то еще, чего доброго, беду накликаешь. Да, на войне, бывает, убивают. Но пока меня бог миловал. Глядишь, и в этот раз все обойдется. Так что самое большее – через две недели ждите меня. И чтобы за это время перебросили в Кафу еще хоть тысячу-другую доброго войска. Приказы я давно отправил, пусть тянут казаков с Волги. Пусть хоть родят, хоть из-под земли вынут! – Государь, быть может, стоит поискать наемников среди черкесов, тут до них рукой подать, – осторожно осведомился Корнилий. – Это хорошая мысль. Действуй-злодействуй. Предлагай и покровительство наше, и службу, а коли им того не надо, просто найми на время. Деньги есть, чего их держать? Солить, что ли? – Как прикажете. – Обо всем остальном будем думать, когда в Москву вернемся. И все на этом! Утром выходим в море! И проследи сегодня, чтобы никто не упился. Если уж царский корабль оказалось снарядить не таким простым делом, то Панин едва не с ног сбился, пока подготовил выделенные ему галеры. Часть забот, конечно, взяли на себя капитан Селиверстов и есаул Татаринов, но и Федору досталось столько, что ему в последние сутки перед выходом не то что поспать, присесть не всегда время находилось. Первым делом требовалось набрать людей. Все же в полку его после осады и похода в Крым оставалась едва треть от тех, кого он привел в Азов. А ведь времени прошло всего ничего! Прошерстив ряды освобожденных пленников и взятых по приказу царя на службу бывших каторжных гребцов, он разом восстановил численность охотников до восьмисот бойцов и распределил их на восемь галер. Начальных людей назначил из числа отличившихся в бою, невзирая на происхождение и прошлые грехи. Татаринов со своими казаками на трех фелюгах – это еще почти две сотни бойцов. Также на каждом корабле имелись матросы-греки для управления парусами и прочей службы и перешедшие еще после Азовской битвы на сторону русских арнауты под началом Кирилла Габжилы. Последних взяли в качестве проводников и переводчиков. К ним с последним караваном прибыло подкрепление – еще больше пяти десятков бойцов, так что всего под началом Панина оказалась целая сотня балканских христиан-головорезов, хорошо знакомых с морем. Кроме того, на каждой из галер остались гребцы, которые тоже получили оружие, правда, большей частью холодное – ножи, топоры, тесаки, чеканы и прочие колюще-режущие приспособления для смертоубийства. Но особо на них рассчитывать Федор пока не собирался. «Главное, пусть работают на веслах, а там поглядим», – заключил про себя Панин. А вот попытка выпросить у фон Гершова солдат, вооруженных новейшими фузеями со штыками, не удалась. Барон без обиняков заявил Панину, что людей у него и без того мало, а дел много. Впрочем, и без них отряд получился вполне приличным – под две тысячи человек. Убедившись, что людей в достатке, оружие у них в порядке, огнеприпасов в избытке, галеры исправны, не дают течи и снабжены всем необходимым для двухнедельного рейда, он смог наконец толком обдумать план похода и собрал для этого своих соратников. Еще накануне Федор коротко расспросил греческого кормщика Косту Иерсмуза, хорошо ли тому знакомо восточное побережье Черного моря и согласен ли тот провести корабли вдоль кавказских берегов. На что получил исчерпывающий ответ: – Я с малолетства исходил Понт и знаю все его берега. В любую гавань могу провести корабль даже с закрытыми глазами. Но скажите мне, господин полковник, в чем будет моя выгода? – Любой корабль на свой выбор из тех, что захватим, и долю от общей добычи, равную капитанской, в придачу! – Это достойные условия, – сразу же повеселел Коста. – Я согласен.