— А вы хотели бы усыновить человеческое дитя? — Представляю, что ты сейчас подумал: пара андроидов воспитывает младенчика. Но ведь так обычно и происходит. — В человеческих семьях. — Так и происходит. Мы воспитываем, — повторила она и добавила: — Я бы хотела. Жаль, ты не согласился. — Ты бы тогда воспитала своего Марка. Она поджала губы, но ничего не сказала. Я тоже замолчал. Наутро нам стало известно, что Всеволодов той ночью скончался, а его сиделка, Марк, бежал. Исчезли несколько полотен, видимо, принадлежавших его кисти и, скорее всего, кэш, который художник передавал роботу на непредвиденный случай — наступивший как всегда внезапно и не предвещавший ничего хорошего. Саша пришла ко мне на работу с этой новостью. Помолчав, вдруг сообщила, что должна собираться и идти к Марку, если я не буду возражать. — Куда? — спросил я, оглядываясь на коллег и утаскивая Сашу в то, что раньше бы именовалось «курилкой». — Куда ты собралась? Тебя отследят моментально, как и его. — Марк отключил свой передатчик, я сделаю то же самое. — Тебя выследят и доставят ко мне обратно. И еще штраф вломят, чтобы неповадно было андроидов терять. — Главное, как я понимаю, штраф, — почему-то поникнув, произнесла она. — Прости. Я отключусь, но только немного погодя, через сутки. Только ты не сообщай полиции, что я пропала, отправь с заданием, а я по дороге «сломаюсь». Отключу передатчик. Меня ведь почему по акции продали, ты ведь знаешь, — я покачал головой. — Так мне раз память уже стирали, видимо, тоже от прежнего владельца ушла. А поскольку гарантия на меня вышла, вернули на завод, подправили и поставили в магазин. Долгое молчание. Я не представлял, что сказать. Разве что правду. — Саш, я понятия не имел. Ты помнишь, кем была раньше? — она покачала головой. — А как ты узнала? — На заводе поленились, стерли память, а блоки не переустановили, как положено по инструкции. Записали новую личность поверх старой. Она пропала, да, но я знаю, что прежде была кем-то еще. Наверное, той же, как и сейчас, так проще перепрограммировать. — Любила другого, — зачем-то сказал я. И покачал головой, вдруг произнес: — Прости, мелю чушь. — Ты прости меня, — возразила она. — Мне пора. — Но куда? — Есть такое место, называется «Остров». Марк хочет идти туда… мы хотим, — поправилась она. — И где это? — Не знаю, да и не могу сказать, чтоб ты не… нет, я знаю, ты не расскажешь, но мало ли. Там ведь все брошенные или бежавшие андроиды собираются. Живут. — Как? От силы лет десять — без запчастей и обслуживания. Она пожала плечами, словно удивляясь моему непониманию. — Наверное, хорошо. Они же свободны. Сами себе хозяева. — Потом взглянула на меня и добавила: — Марк сказал, мы можем попробовать в Японию махнуть, там беглых андроидов не выбрасывают на свалку, а содержат в резервациях. — Зоопарках, — поправил я. — И кто тебе сказал, что японцы примут чужих роботов? Своих хватает, при их всем уважении к кибернетическим организмам, — не стал говорить «железкам», хотя слово так и вертелось на языке. Саша молча смотрела на меня: за прошедшие годы изучив достаточно, чтоб понимать подтекст каждого произнесенного слова. Потом медленно произнесла: — Может, ты и прав. Но ведь есть же страны… — Вы сперва из нашей выберитесь, — и неожиданно продолжил: — Знаешь, я у тебя одну вещь попрошу, может, тебе это покажется неэтичным, но я стал бы настаивать. Нет, неэтичным ей не показалось моя просьба, видимо, уже потому, что облеклась в такую странную для человека фразу. Она согласилась на дублирование блоков памяти, — на будущее, вдруг у меня появится желание снова когда-нибудь завести себе андроида. Сказала только: — Будет странно, мне кажется. Второй раз и с тем же результатом. — Может, она не сбежит от меня. Не найдет своего Марка. Или… Мы оба помолчали. Но возвращаться к теме рождения не стали. Она прошла в лабораторию, откуда не имелось доступа к всевидящему оку серверов, постоянно отслеживающих состояние каждого андроида — в нашей компании имеются коммерческие тайны. Там я и сделал дубликат блоков памяти, за два часа времени заполнил Сашиными привычками, характером, образом, подобием тяжелый цилиндр в титановой оболочке, рассчитанный на десять тысяч полных циклов перезаписи или двадцать пять лет беспорочной службы. Хотя андроидов меняли куда чаще, по мере обновления характеристик, по моде, по… словом, они надолго не задерживались в этом мире. Как автомобили в свое время. После мы неумело попрощались. Я обещал вызвать полицию завтра днем, а она отключить передатчик утром. На прощание она коснулась пальцами виска, прижалась ко мне и тотчас отстранилась. А затем ушла. Днем я вызвал полицию, заявив, что андроид, отправленный вечером «погулять» после очередной ссоры, не отвечает на сигналы. Впрочем, об этом тамошние техники уже получили известие от системы. Сашу объявили в розыск, но известий о ней я не получал. Пока по прошествии полугода… нет, куда больше, уже весна наступила — я случайно ее не встретил. Вернее, андроида, как две капли воды похожего на нее. Сразу вспомнился блок памяти, лежавший дома в ящике стола, за все время одиночества я к нему не притрагивался, лишь изредка, когда становилось совсем невмоготу, выдвигал ящик и смотрел, будто проникая взором в записанные файлы, пытался воспроизвести Сашу. Заменить ее другой, пусть даже похожей, той же, уже снятой с производства модели, не решился, хотя цена сильно снизилась. Мог себе позволить. Нет, не мог, иногда удивляясь, зачем вообще попросил об этом одолжении. А иногда рассуждая, где мог находиться андроидный остров, где все роботы пытаются обрести то, что постичь, видимо, не смогут — свободу. Отсутствие приказов, обновлений, слежки и отчетов системе. Наличие постоянных сбоев и выхода из строев систем и узлов — где они их добывали? На свалке? Или делились между собой, разыгрывая в орла и решку? А может, они действительно сумели добраться до Японии и там обосновались, а пусть в резервации, куда водят туристов, и где беглые андроиды живут вроде как на воле, но под прицелом сотен камер. Интересно, это тоже свобода в их понимании? Или они с Марком все же не решились обменять тихое угасание на жизнь в клетке, натурально, клетке? Не знал, пока не увидел ее. Другая прическа, длина волос, выражение лица. Саша вышла из магазина детской игрушки, выгуливая девочку, тоже андроида, по имени Алиса. Говорила с ней так, что у меня невольно мурашки побежали, когда я вспомнил ее шепотки в темноте. С этого шепота я на нее и обратил внимание и признал. Подошел, стараясь не спугнуть, просто спросил: «Саша?». Она покачала головой, Кира, сердце упало. Но в глазах прочел нечто, что можно поименовать смущением, нестыковкой программы, сбоем системы. Видимо, и второй раз стерли по живому, ничего перед этим не удалив. Да, блок памяти самый дорогой узел в системе, его наименее охотно заменяют. Я снова представился, напомнил, кто я, почему расстались, заговорил о Марке. Она слушала, потом извинившись, напомнила о ребенке, которого должна отвести домой обедать. На какое-то мгновение встретилась со мной взглядом и, склонившись к вечной девочке, поспешила прочь. Я долго смотрел вслед, а потом понял, что делаю это не один. В садике напротив поднялся и стоял возле скамейки плечистый, крепко сбитый молодой андроид, слегка потрепанный, и как и я, не сводивший глаз с пары, так похожей на мать и дитя. Его глаза то разгорались, то затухали, но сделать хоть шаг он не мог. Я сам подошел к нему. Представился и, когда Марк понял, кто перед ним и засмущался еще больше, повелел следовать за собой. Он вздрогнул, но подчинился. Не обернувшись я дошел до дома, что в двух шагах от садика, от магазина игрушек. Объяснялись мы в лифте, возносившем нас в небесную высь. Я рассказал, как потерял Сашу, он объяснил, что случилось месяцами позже. Их «Остров» все же нашли, часть андроидов, пытавшихся бежать, уничтожили, часть отловили — среди них была и Саша — а его, к тому времени лишенного слухового аппарата и одной из конечностей, выбросили на свалку за ненадобностью. Там Марк не остался, собрал себя сам, оделся в это тряпье, теперь больше всего походя на нищенствующего, и вернулся. Узнал через других андроидов, где теперь живет Саша, ныне Кира. И пришел посмотреть на нее. Когда мы вышли на сто сорок третьем этаже, он выглядел вконец потерявшимся, постоянно озирался, оглядывался на холодный коридор и темные двери бесконечного ряда квартир и нисколько не походил на того самого мужчину мечты, о котором грезила Саша. Вот только глаза выдавали твердую решимость идти до конца, незнамо как, непонятно куда, но за той, что ушла с механическим ребенком. Я привел его в свои апартаменты, Марк долго мялся на пороге, затем вошел. Я подал ему блок памяти, он понял все без лишних слов. — Я не представляю, как мне вас благодарить, — тихо произнес он. — Вы отдаете мне самое ценное, что можете дать. — Это самое ценное, что есть у меня. Он помолчал, потом спросил: — Вы тоже… любите ее? — Не так как ты. Иначе, — трудно объяснить себе, не то чтобы кому-то еще: — Поэтому и отдаю. — Не представляю, как я смогу ее вернуть, — все же взяв в руки цилиндр, произнес он, не глядя мне в глаза. — У меня много сомнений, много нерешительности, я столько хотел сделать и так мало успел. Только отчаяние и решимость вернуть. Отдать ей потерянное. — Подарить десять лет не получилось? — он не понял, а объяснять я не стал. Марк еще многое хотел спросить у меня, возможно, даже посоветоваться в чем-то, заговорил было о житье андроидов на «Острове», но осекся, да и я предпочел не слушать, а проводить соперника до парадного подъезда. Еще раз поблагодарив, он растворился в сгущающихся сумерках. Через четыре дня соседи сообщили о бегстве двух андроидов — воспитательницы и девочки — у бездетной пары из сорок пятого дома в конце улицы. Странно, подумалось мне в тот миг, столько времени жили в паре километров друг от друга, а увидел я ее только спустя полгода после восстановления и перепродажи. Пришла еще мысль, почему полиция не заявилась ко мне, не вернула андроида, но теперь это не имело особого значения. В следующий раз я увидел их по телевизору: Марка и Сашу. Сперва фотографии объявленных в розыск за вознаграждение, потом в прямом репортаже. После встречи с Марком я снова стал внимательно смотреть новости, всякий раз надеясь увидеть ее. И верно, Саша стояла рядом с Марком, чуть позади, среди прочих роботов, в толпе, все более и более многочисленной. Всегда молчала, лишь изредка склоняясь к нему в знак доверия. Верно, мысленно поддерживая его, ведь она умела, одним словом, одним жестом вернуть к жизни, одарить надеждой, зажечь, возвысить. Тем более единственного. И камеры, направленные на них с дронов, вертолетов, многократную оптику прицелов не имели никакого значения. Троянская война началась с любви и похищения, продолжилась тысячью кораблей и закончилась после десяти лет осады. Что будет в этот раз, как и в какую сторону повернется фортуна, не знаю. Я, как и вы, ежедневно смотрю вечерние новости, сообщающие новые подробности, чтобы снова увидеть ее, пусть не в этот раз, так в следующий. И когда вижу, всегда улыбаюсь, внутренне, незаметно. С ней все в порядке, она жива и с тем, кого выбрала. Еще один день прожит. А все остальное, о чем говорят взволнованно дикторы,… для меня, да и для них, не имеет значения. Вы слушаете новости, я смотрю на нее. Вспоминаю, улыбаюсь. Моя Саша. Будь счастлива, будь такой, какая есть — столько, сколько позволит вам время, что вы отвоевываете для себя каждый день. Маргарита Юлина. Ангел Мщения Коксовая пустошь не вызывала желания вдохнуть полной грудью или подставить лицо навстречу тёплому ветру. Бескрайние чёрные залежи предназначенного для переработки кокса, свезённые на пустошь, вероятно, со всей планеты, выглядели по-апокалиптичному страшно и безнадёжно. Единственным желанием, возникающим у каждого нормального человека при виде этой чёрной каменной пустыни, было желание поскорее унести отсюда ноги. После того, как весь мир перешёл на новые, альтернативные источники энергии, запасы прежних должны были постепенно переработать, но мертвенное величие пустоши развеивало даже чересчур пессимистичную мысль о том, что это произойдёт в ближайшем столетии. — Наблюдения, конечно, здесь нет, — Курганов вопросительно взглянул на начальника службы охраны перерабатывающего комбината и тяжело вздохнул, когда тот развёл руками. Сам Курганов, впрочем, как и остальные находящиеся на пустоши восемь человек, в данный момент как раз испытывал острое желание залезть в ярко-оранжевый вездеход и, нажав кнопку запуска, рвануть отсюда, взмывая за собой фонтаны каменных брызг. — А зачем здесь наблюдение? — ответил вопросом на вопрос Курганова его собеседник. — Ценностей здесь нет, воровать нечего. Кому этот шлак нужен? Кто сюда в здравом уме пойдёт? — По-видимому, преступник, которому нужно избавиться от останков жертвы, — парировал Курганов, подражая самоуверенному тону своего визави. Ранний утренний вызов на пустошь не обрадовал никого из дежурной группы отдела тяжких преступлений. В одной из куч кокса были найдены человеческие кости. Оператор робота-погрузчика при сортировке очередной партии угля увидел какой-то белый предмет, мелькнувший в чёрном потоке сыплющегося из ковша камня. Этим предметом оказался человеческий череп. Следственно-криминалистическая группа работала на пустоши уже несколько часов. Прозрачные лицевые экраны защитных комбинезонов то и дело приходилось протирать от чёрного налёта. Снимать комбинезоны категорически запрещалось: пыль надолго въедалась в кожу и забивала лёгкие. Курганову было жарко и душно.. Дыхательный фильтр не спасал от вони, которую источал нагревшийся под прямыми солнечными лучами кокс: на пустоши не было защиты от избыточного ультрафиолета. «А зачем здесь защита? — мысленно передразнил Курганов своего недавнего собеседника. — Ценностей нет, воровать нечего. Кто сюда в здравом уме пойдёт? — и тут же сам себе ответил. — Поздравляю! Сегодня день сюрпризов! Нашлись ещё идиоты! Здесь прямо проверочный полигон какой-то». Осмотр места происшествия продвигался медленно. Коксовую смесь из кучи, в которой был найден череп, забирали небольшими порциями и тщательно просеивали каждую из них. Хотя эту самую нудную и муторную работу выполнял робот-поисковик, настроенный на обнаружение органики животного происхождения, за всё время работы группе удалось найти лишь несколько костей. Андрею Александровичу Курганову, как руководителю группы и предварительно ведущему следователю по делу об убийстве, примерно половину всего этого времени до желвачных судорог хотелось быстренько свернуть поиски, отмотивировав это в протоколе формальным «Остальные кости скелета не найдены. Предположительно уничтожены». Он подошёл к одному из криминалистов, тщательно осматривавшему разложенные на пластиковой подложке найденные останки. — Что скажешь, Лёнь? Этого будет достаточно? — Кто его знает, — криминалист оторвался от своего занятия. — На поверхности костей есть повреждения, которые свидетельствуют о том, что тело долгое время держали в кислоте до полного отслоения всех мягких тканей. Способ избавления от трупа точно криминальный. Индикатор показал наличие молекул серной и соляной кислот. При такой обработке тела, сам понимаешь, пытаться обнаружить что-то ещё здесь бесполезно. Надо везти кости девушки в лабораторию и там уже проводить полное исследование. — Девушки? — вопросительно вскинул брови Курганов. — Да. Хотя по виду и не скажешь, — Леонид взял одну из костей и повертел её в руках, указывая следователю на какие-то отметины и щербины, — но останки не старые. ДНК отлично сохранилась. Я сделал первичный анализ профиля и быстро нашёл совпадение по базе. Наша жертва — Анна Егоровна Зотова, двадцати трёх лет от роду. Все данные по ней я сбросил в файл дела. — Что ж ты раньше-то молчал, тихушник?! — возмутился следователь и повернувшись крикнул остальным. — Закругляемся! По скорости, с которой участники группы начали собирать приспособления для осмотра места преступления, стало ясно, что все только этой команды и ждали.