Часть 17 из 66 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Как правило, в XVII в. у царей было уже обычно несколько докторов. Но иногда их число уменьшалось. Так, в 1662 г. доктор Андрей Энгельгардт писал царю Алексею Михайловичу: «В прежние Государь времена было твоих Государевых дохтуров на Москве человека по два и по три, а ныне я холоп твой служу тебе Великому Государю дохтурскую службу один»[290].
Действительно, в списке чинов Аптекарского приказа в 1663 г. числились: дохтур Андрей Энгельгардт, аптекари Роман Тиу, Крестьянус Энглер, Ондрей Гезениос, Роман Биниан. Алхимисты Фрянс Слатюр, Марко Юрьев. Часовой мастер Иван Яковлев. Лекари Симон Зоммер, Иван Албанус, Иван Островский, Артемий Назарьев, Василий Улф, Данило Фунгадонов, Юрья Яганов, Флор Дияклер, Кирьян Кутешев, лекарского дела учеников – 21 человек[291]. Однако следить за здоровьем царя обязан был лишь «высший чин» – доктор, который при надобности обращался к аптекарям или лекарям.
Среди иноземных докторов русских царей все-таки выделялись, особенно в первые две трети XVII в., выходцы из Англии. Деятельность английских врачей в Аптекарском приказе способствовала укреплению и их личного авторитета, и авторитета английской медицины. Об этом свидетельствует такой, например, факт. В 1629 г. царь Михаил Федорович отправил уроженца России Ивана Эльмстона – сына переводчика Посольского приказа Ивана Фомича Эльмстона, изучать медицину именно в Англию, в Кембриджский университет; через 13 лет он возвратился в Россию доктором медицины.
Впрочем, еще Борис Годунов, ценивший и поддерживавший традиционные российско-английские связи, «отправил с послом Мерриком четверо русских, но они впоследствии отказались вернуться обратно: двое уехали в Индию, один даже сделался английским проповедником, и все, говорят, благословляли английских купцов, увезших их с родины (переписка о их возвращении велась впоследствии между царем Михаилом и королем Иаковом). Однако не вполне ясно, были ли это настоящие русские»[292].
Не секрет, что из России ездили учиться медицине не только в Англию, но и в Голландию. Еще в 1616 г. царь Михаил Федорович послал сына московского аптекаря Якова Аренсена в Амстердам; правда, о дальнейшей его судьбе сведений нет.
В 1627 г., как указывалось выше, уехали учиться медицине сыновья доктора Дия. И еще Валентин Бильс – сын московского доктора, отправленный в 1635 г. учиться в Лейденский университет, получил там диплом доктора медицины и вернулся в Россию.
Все это свидетельствует, во-первых, о том, что существовало стремление подготовить для страны собственных врачей, не выписывая их из-за рубежа, и, во-вторых, что осуществить такое стремление оказывалось непросто из-за малого числа достойных кандидатов, имевших соответствующее образование и знавших иностранные языки: недаром все эти будущие медики хотя и родились, очевидно, в России, но все-таки были сыновьями иностранцев, приехавших на службу к русскому царю.
Экзамены для врачей. Полковые лекари
В иных историко-медицинских работах, написанных в 40–50-е годы XX столетия, содержались утверждения о том, что среди иностранных врачей, которых брали на службу в Россию, было много авантюристов. Разумеется, полностью исключить такого нельзя, хотя подобные факты были, скорее всего, не правилом, а исключением.
Среди единичных примеров такого рода известен следующий. Побывавший в Москве в 1606 г. ловкий купец, аптекарский помощник Станислав Колачкевич был принят царем Василием Шуйским и думными боярами за доктора и едва не стал лечащим врачом у русского боярина (хотя все-таки не стал)[293]. Но это произошло в разгар Смутного времени, когда деятельность всех государственных структур, в том числе, конечно, и Аптекарского приказа, была серьезно нарушена.
А вообще в XVI–XVII вв. существовал неписаный закон: прибывавшие к нам иностранные доктора обязательно представляли царю рекомендательные письма (своего рода верительные грамоты) от своих монархов, в которых давалась объективная оценка их врачебного мастерства. Это относилось и к английским врачам. Так, Роберт Якоби, Марк Ридли представляли грамоты от королевы Елизаветы, Артемий Дий – от королей Якова и Карла, И. Эльмстон – от короля Карла.
«Все эти иностранцы-врачи были далеко не авантюристы, это были в большинстве случаев люди, составившие себе раньше хорошую репутацию на родине, – справедливо писал еще в конце XIX в. историк медицины Ф. Л. Герман, – да и попасть врачом в Московскую Русь было делом нелегким. Наши предки были не настолько наивны, чтобы довериться первому встречному, а наоборот, приглашали иноземных врачей с большой осторожностью»[294].
В России уже тогда был введен своеобразный барьер против различных шарлатанов и авантюристов на медицинской ниве.
В обязанность докторов Аптечного приказа входило экзаменовать врачей и аптекарей, которые хотели получить в России право медицинской или аптекарской практики. Проведению таких экзаменов придавалось большое значение: проходили они, как правило, публично, в присутствии важных особ.
Вот как доктор Артемий Дий по приказу боярина И. Б. Черкасского проводил в Аптекарском приказе медицинский экзамен «нововыезжего аптекаря… Филипа Бритье», который «сказал, что он аптекарь полный и вместо лекаря научен».
Сначала доктор Дий выяснил его аптекарские познания – знание трав, цветов, кореньев, умение «по дохтурскому приказу микстуры всякие составы составливать», делать сиропы, приготавливать порошки, сушить травы и пр.: этому было посвящено более 20 вопросов. Затем последовали вопросы по лекарской науке, главным образом по хирургии. Доктор Дий интересовался, «какие болезни и раны лекарю доводится знать и лечить?» Филип Бритье отвечал, что «всякие раны, удары и всякие раны гнилья и костной перелом, и составы вправливать, всякие вереды и чирьи, и все измятые места и все что к тому делу доведется». На вопрос: «Что прямому лекарю подобает знать и ведать в рукоделии своем?» – последовал ответ: «Очима востро глядеть, сердцем смело и неторопливо, рука легкая и не дрожала б, в руках сила держать левою и правой рукою».
Бритье знал, и как заживлять раны («Заживляем: пластырь прикладываем и заживляет; кость раздробленную вынимаем, а составы вынутые вставливаем»), как «отнимать, что много наросло» («Отнимаем и разрезываем совсем в чем они росли, и мясо дикое что наросло вытравливаем зельями, а где лишнее наросло у перстов руки или у ног отнимаем снастю»), как лечить большие раны («Зашивать рана большая иглою, которая о трех грань с восченою нитью…»), как отличить в ранах артерии от вен («как сердечная жилка (артерия. – М.М.) перерезана, ино кровь из нея брыжжет, а иная жилка разрезана – ровно течет»). В общем, и на более чем 20 лекарских вопросов Филип Бритье тоже дал верные ответы.
Экзаменатор Артемий Дий был удовлетворен. «Больше того у тебя не спрашиваю, – сказал он в заключение. – Отвечал ты до сих мест, как я сам многажды своими очами видел. По дару Богу, чтоб тебе так лечить, чтоб людей здоровити и от Государя честь получати»[295].
Подобные, действительно серьезные испытания на право медицинской практики, наряду с обязательными рекомендательными письмами от августейших особ играли важную роль, поскольку призваны были закрыть дорогу различным неучам и шарлатанам, стремившимся в Россию за длинным рублем и открыто спекулировавшим на потребностях страны в образованных и квалифицированных медиках. Иногда экзамены для иноземных врачей в Аптекарском приказе устраивали в присутствии царей. Так, в 1691 г. на экзамене греческих докторов Иоанна Комнена и Якова Пелария присутствовали цари-соправители Иван и Петр: экзамен прошел успешно, и обоих докторов приняли на службу в Аптекарский приказ[296].
С каждым десятилетием XVII в. связи российского государства с Западной Европой все более укреплялись, становились сложнее и глубже. Сказывалось это и в медицине. Существенно, что уже начиная с первой половины XVII в. иноземные врачи приглашались в Россию не только для службы при дворе, но и главным образом, в войсках (в качестве полковых лекарей) во время войн и боевых действий.
«Подлинные полковые врачи», считал историк Г. П. Успенский, профессор Харьковского университета, появились в списках государственного Разряда не ранее 1616 г.: эти врачи находились в ведении Аптекарского приказа. «Приказ сей, – писал проф. Успенский, – состоял из некоторого числа придворных медиков и был подчинен одному из знатнейших бояр. Для письмоводства находились в нем дьяки и приказные служители. В ведомстве его состояли как величины медицинские, так и все аптеки, и снабжение их лекарствами. От него зависело определение лекарей в полки и весь снаряд полевых аптек»[297]. Так, при осаде князем Прозоровским крепости Белой в 1632 г. Аптекарский приказ командировал в его войско лекаря «для лечения дворян, детей боярских и всяких ратных людей»[298].
Роль и значение полковых лекарей возросли, когда в российском войске были созданы (при царе Михаиле Федоровиче) «полки иноземного ратного строя», из солдат и рейтар. В этих полках лекари были уже не командированными из Аптекарского приказа на время военных действий, а постоянными. Лечение раненых за счет государства становится обязательным.
В то же время положение в Аптекарском приказе полковых лекарей, в отличие от врачей, служивших при царском дворе, было не слишком-то престижным, а жалованье довольно скудным. Известно, например, что в начале XVII в. полковые лекари, которыми управлял Аптекарский приказ, получали 3 руб. 25 алтын в месяц, а в полковых списках их должности были между писарями и «сержантами» (низшими командирами). Правда, во время войны их жалованье значительно повышалось: так, «за смоленскую службу» (сражения с польским войском в 1633 г.) полковому лекарю платили месячный оклад в 30 рублей[299]. Только во второй половине XVII в., в царствование Алексея Михайловича, опытные и заслуженные военные медики стали получать уже по 10 рублей в месяц.
В мирное время штат полковых лекарей, как и всего царского войска, значительно уменьшался. Поэтому, например, когда в 1641 г. доктор Андрыкас из Голландии захотел поступить на службу в Аптекарский приказ, ему было отказано еще и потому, что Россия тогда ни с кем не воевала. В царском указе архангельскому воеводе было сказано: «А буде немчин Антон зачнет говорить, что нам его пожаловать, в наше Московское государство велети принять в службу, и ты бы ему сказал, что, по милости Божией, мы, великий государь, с окрестными государствами мирны и ему в нашем Московском государстве без службы быть не для чего»[300].
В то же время неправильно считать, что все иноземные врачи были своеобразными гастролерами, приезжавшими в Россию на определенный, обычно недолгий, срок. Факты свидетельствуют о том, что многие иноземные врачи, состоявшие на государственной службе, уже тогда обустраивались в России всерьез и надолго. Так, в 1652 г. при раздаче «служивым немцам» (иноземным специалистам, находившимся на государственной службе) земельных участков в Москве, в создававшейся тогда Немецкой слободе, желающим из военно-медицинских чинов велено отмеривать: докторам, против I статьи, вдоль по 40, поперек по 20 саженей; аптекарям, против средней статьи, вдоль по 30, поперек по 15 саженей[301].
Дальнейшее укрепление российской государственности и самодержавной власти вело к повышению роли приказов (в том числе, естественно, и Аптекарского приказа) как органов личной царской власти. Одновременно их функции изменялись, как правило, возрастая и по числу, и по значению. Аптекарский приказ был среди тех, чье влияние на руководимое ими дело (в данном случае на медицину) постоянно расширялось и углублялось.
Первоначально, как указывалось. Аптекарский приказ заботился лишь о здоровье царя и ближних бояр, но очень скоро расширил круг своих подопечных. По разрешению царя (ему подавали специальные челобитные) он начал заниматься и другими пациентами – их лечили медики, аптекари готовили для них лекарства. Начиная с 40-х годов XVII в. это становится правилом.
В клятвенных записях, по которым целовали крест на верность царю чины Аптекарского приказа, говорилось: «Кого мне велит государь лечити своих государевых бояр и ближних и иных всяких чинов людей, ково государь не укажет и мне тех людей по его государевому велению лечить вправду со всяким радением»[302].
Медики Аптекарского приказа действовали не только в Москве – нередко они ездили в дальние области страны для лечения бояр и военачальников. В архивах сохранились такие, например, факты: в 1644 г. лекарь Анц Вульф, немчин, ездил в Соликамск[303], других посылали в Вологду, в Архангельск и пр. В архивных документах Аптекарского приказа имелись сведения, что в марте 1645 г. по указу царя Михаила Федоровича лекарь Ондрей Шниттер был послан по просьбе крымского хана в Крым «для ознобные лечбы»[304]. А в 1675 г. лекарь Степан Алексеев был послан царем Алексеем Михайловичем лечить калмыцкого даура Тайшу и доложил в Аптекарский приказ, что «то дело дохтурское, а не лекарское, потому что болезнь нутренная»[305]. Таких поездок российских врачей было немало.
Потребность в медиках постоянно возрастала, иноземных докторов Аптекарскому приказу уже не хватало. Возникла мысль о профессиональной подготовке собственных врачей, о создании своей, российской медицинской школы.
Вообще говоря, собственные врачи (их называли русскими лекарями) появились в России гораздо раньше, хотя, по мнению некоторых историков медицины[306], это произошло только в середине XVI в. Долгое время их готовили методами ремесленного ученичества: они поступали учениками к практиковавшим тогда врачам (в том числе и к иноземным) и последовательно осваивали различные отделы медицины, затем на практику их отправляли в полки. После нескольких лет практики ученик становился полноправным лекарем.
Позднее не раз высказывалась мысль о возможности свободного обучения российских подданных (из «природных россиян») в Европе, в том числе и обучения медицине. Но лишь однажды мысль эта едва не осуществилась. В годы Смутного времени, а именно в феврале 1610 г., русский боярин М. Салтыков и его товарищи подписали договор с польским королем Сигизмундом об условиях признания его сына Владислава Московским царем. В этом договоре, в частности, содержалось и такое условие: «Каждому из народа московского для науки вольно ездить в другие государства христианские, и государь имущества за то отнимать не будет»[307].
Таким образом, «природным россиянам» как бы открывалась теоретическая возможность свободного обучения медицине в западноевропейских университетах. Однако этот договор фактически не вступил в силу, вскоре (в августе 1610 г.) был заменен другим, где вышеупомянутое условие отсутствовало, да и тот быстро потерял силу.
Но вот в 1654 г. при Аптекарском приказе была открыта, наконец, первая медицинская школа: в ней обучались сначала 30 учеников из стрельцов и их детей, потом к ним присоединились еще восемь. Архивные документы удостоверяют, что в 1657 г. в Аптекарском приказе получали жалованье помимо докторов, лекарей и аптекарей еще и лекарского и костоправного дела ученики – всего 34 человека[308]. В это время в школе были только лекарское и костоправное отделения. В последующем здесь готовили еще и лекарей чепучинного (по лечению сифилиса), очного и гортанного дела, а также аптекарей.
Детальных сведений об обучении в этой школе, к сожалению, не сохранилось. Историк медицины Л. Ф. Змеев считал, что «учение начиналось с медицинской ботаники, фармакологии и фармации практической, занимая все дообеденное время, а после обеда анатомия по скелету или рисункам и физиологические понятия. Через два года прибавлялись патолого-терапевтические понятия, «замена немочей» и амбулянс. С четвертого года ученики раздавались лекарям (т. е. хирургам) на дом для изучения хирургической патологии с техникой. Повязки делались на людях. С лекарями же ученики ездили на войну, дававшую большой учебный материал. Через 5 лет выходили если не Пироговы, то по крайней мере знали и делали то же и так же хорошо, как учителя»[309].
Что касается учебных пособий, которые рекомендовались ученикам, то это были переводные врачебные книги. По мнению Л. Ф. Змеева, их было много – анатомия А. Везалия, травник Диоскорида, распространенный «Прохладный вертоград» – свод медицинских знаний (впоследствии доктора Аптекарского приказа рекомендовали эту книгу как лечебник, руководство для лечения больных), а также Реестр (конспект) из дохтурских книг архимандрита Холмогорского, описание чумы в Казани, кажется, лекаря Назарова, и ряд других. По окончании обучения, продолжавшегося от 4 до 6, в среднем 5 лет (для костоправов – 1 год), выпускников экзаменовали: выдержавшие экзамен становились лекарями.
История сохранила нам имена этих первых российских лекарей, получивших медицинское образование на родине, в первой в России медицинской школе Аптекарского приказа. Вот они: Авдеев Кирилл, Алексеев Степан, Антонов Иван, Афанасьев Никита, Васильевы Григорий, Федор и Федот, Григорьевы Алексей, Андрей и Сидор, Губарев Любим Агеев, Дементьев Яков, Ивановы Никифор и Фирс, Марков Иван, Минин Иван, Мироновы Иван и Яков, Никитин Иван, Осипов Наум, Подурцев Василий Михайлов, Прокофьев Сергей, Раев Иван, Семенов Иван, Тимофеев Демид, Федоровы Василий, Иван и Лука, Федотов Андрей, Шешуков Афанасий, Яковлевы Наум и Федот, Екимов Иван, Костылев Иван, Леонтьев Алексей.
В этом официальном списке, составленном в основном по алфавиту, приведены полные имена новоиспеченных лекарей. Во время учения в медицинской школе их, простонародье, стрельцов и стрелецких детей, называли по-другому – Кирюшка, Стенька, Ивашка… Но, верно заметил историк медицины Л. Ф. Змеев, «не будем смущаться этими Андрюшками, Любишками; тогда и знаменитого Самуэля Коллинса писали Симошка Калннус, а указы императрицы Анны надписывались “доктору Быдлу”»[310]. Ничего удивительного: даже иноземных докторов в то время далеко не всегда считали, так сказать, «сиятельными особами»: что уж говорить о своих, российских, лекарях…
Первая медицинская школа просуществовала довольно долго, несколько десятилетий (хотя немецкий историк медицины Х. Мюллер-Дитц, 1975, основываясь на устаревших данных, считал ее «только временной»), и выпустила более 100 лекарей и лекарского дела учеников, 8 костоправов и 6 учеников костоправного дела: только в 1658 г. здесь обучались 38 будущих российских медиков-профессионалов.
Впрочем, идеализировать эту школу оснований, видимо, нет, поскольку образование в ней носило ярко выраженный ремесленный характер и, скорее всего, не сопровождалось обучением у постели больного. Тем не менее ее значение велико, так как впервые в истории России государство стало готовить кадры специалистов-медиков.
В 1660 г. первые 30 лекарей, окончивших школу, были направлены в стрелецкие приказы (13) и в разные полки (17) для лечения ратных людей. При этом полковые лекари числились в Аптекарском приказе, здесь же получали и жалованье – по 5 рублей. Полковыми лекарями стали Ивашка Никитин и Федотка Васильев, Ивашка Марков и Ондрюшка Григорьев, Ивашка Антонов и Якушка Дементьев, другие их товарищи. «Все эти пионеры русской врачебной науки, – писал о них историк медицины Н. Я. Новомбергский, – шли в глухие места, терпели нужду и лишения, разнося страждущим помощь и распространяя рационально медицинские сведения в военных народных массах»[311].
Несколько позже появился первый русский доктор медицины. В 1692 г. стряпчий Петр Васильевич Посников, питомец Московской славяно-греко-латинской академии, отправился в Италию изучать медицину, а в 1695 г. возвратился с дипломом доктора медицины и философии Падуанского университета: в дипломе он аттестовался как «муж мудрейший… сама верху во философии и врачестве… достиже».
Интересно, что в 1695–1696 гг. Посников, как это видно из его писем к Петру I, жил по несколько месяцев в Венеции и Неаполе, Париже и Лейдене, чтобы достигнуть, по его словам, «большаго совершения в медицыне». В Лейденском университете он, очевидно, слушал лекции – в одном из писем царю он сделал приписку: «Из Лейденской академии, декабря в 15 день 1696 г.»[312]. В Неаполе, где Посников собирался заняться научными исследованиями и опытами на животных, он получил письмо из посольства от думного дьяка: «Поехал ты в Неаполь, как в твоем письме написано, живых собак мертвить, а мертвых живить, – и сие дело не гораздо нам нужно… Тебе велено быть со мной на турской комиссии». Пришлось Посникову отложить медицину в сторону и заняться дипломатией – делами турской (турецкой) комиссии.
Забегая вперед, следует сказать, что во время визита Петра I в Англию в 1698 г. Петр Посников и доктор Термонд (Термонт), врач царя, помогали набирать медицинский персонал, покупать лекарства, инструменты и книги и осматривать медицинские учреждения. 19 апреля 1698 г. Посников в Лондоне имел беседу с доктором Бернардом Коннором, врачом польского короля Яна III Собесского и автором изданной в Англии книги об истории Польши (1698). По словам Коннора, Посников сообщил, что врач – это престижная и почетная профессия в России, что они не готовят в России докторов (докторов медицины, имевших университетское образование) – сам Посников, как известно, стал доктором медицины в Падуе, что русские используют английские лекарства, привозимые в Архангельск и через Балтийское море и что таможенные сборы в Архангельске приносят царю каждый год миллион золотых дукатов[313].
Первый русский доктор медицины П. В. Посников по возвращении в Москву был переведен в Аптекарский приказ, но впоследствии вынужден был, по приказу Петра I, оставить медицину и заняться дипломатией. Впрочем, и на этом поприще он оказал немало услуг России. Вот лишь один пример его дипломатических усилий. «В Париже с 1703 г. жил дворянин Посников без посланического характера. Через него в России узнали, что французский двор ласковую приклонность оказует шведам»[314].
В середине XVII в. деятельность Аптекарского приказа значительно расширилась и во многом изменилась. Это было связано с организацией в Москве собственной медицинской школы и появлением получивших здесь медицинское образование своих, русских лекарей, а также костоправов, чепучинных мастеров, аптекарей. В это же время в войсках начали служить постоянные полковые лекари. Кроме того, открылась еще одна («Новая») аптека со свободною продажей лекарств, а затем и третья. Начали создаваться гражданские больницы. Характерным было также то, что, начиная со второй половины XVII в. медики появляются не только в Москве, но и в других городах – Могилеве, Полоцке, Шклове, Белой Церкви, Казани, Севске, Киеве и др.: это подтверждают документы Аптекарского приказа.
В 1620 г. появилась «Книга воинская о всякой стрельбе и огненных хитростях», в которой впервые содержались сведения о порядке организации военно-медицинской службы в русском войске: дата эта может считаться датой основания военно-медицинской службы России[315].
Особо следует отметить, что Аптекарский приказ сделал очень много для организации медицинской службы в русском войске. Как уже говорилось, в 1616 г. в расходной книге «Разряда» (этот приказ занимался военными делами) впервые упоминается о лекарях, практиковавших в войске. В дальнейшем их число возрастало, хотя постоянные лекари поначалу были только в наемных иноземных полках (в полках «иноземного ратного строя»).
Начиная с 60-х годов XVII в. во всех полках русской армии появляются полковые лекари – ими были и иноземцы, и русские. Русские лекари обязывались нести службу в полках согласно «крестоприводной записи» (своеобразной присяге). А иностранцы стали давать обещание «служити мне городскую, полковую службу и где Великий Государь быть укажет»[316]. Назначал полковых лекарей Аптекарский приказ, а Разряд уже направлял их в полки: впрочем, этот порядок нередко нарушался.
Как свидетельствовали архивные документы, в феврале 1663 г. в Смоленск из Аптекарского приказа были «присланы лекарь Якушко Дементьев и ученик Митка Обросимов для лечбы ратных раненых людей в полку стольника и полковника Веденихта Змеева». Гораздо большая «медицинская команда» состояла в 1664 г. в полку князя Якова Черкасского: это были иноземный лекарь Иван Албанус и шесть русских лекарей Иван Никитин, Иван Антонов, Василий Подурцев, Степан Алексеев, Иван Костылев, Степан Ошурок и костоправ Иван Овдокимов.
Немного меньше медиков было в полку у князя Григория Ромодановского: в 1662–1663 гг. здесь служили лекари Федот Васильев и Андрей Федотов и лекарский ученик Федька Захаров. А вот в полку князя Ивана Прозоровского в 1667 г. медиков было только двое – лекарь-иноземец Семен Ларионов и ученик лекаря Емелька Климов[317]. В 1656 г. были отмечены царским жалованьем «дохтура и лекари и толмачи и лекарского и костоправного дела ученики, которые были на государевой службе под Ригою для лечбы государевых ратных людей». В это же время в полках появились полевые аптеки – на каждую из них первоначально ассигновали по 200 руб.
Небезынтересно также, что, как установил историк медицины М. Ю. Лахтин (1900), из Аптекарского приказа в 1670–1671 гг. последовали указы, подтвердившие бесплатное лечение раненых в сражениях чиновников и стрельцов и отпуск для лекарей, находившихся в войске, необходимых лекарств.
В общем, можно утверждать, что уже в середине XVII в. впервые в своей истории русское войско было в определенной мере обеспечено врачебной помощью.
Аптеки
Приезжавшие в Россию иноземные доктора привозили с собой, как правило, небольшие наборы лекарств, с помощью которых и пользовали своих пациентов, в том числе и царствующих особ. Однако этих лекарств хватало ненадолго. Естественно, встал вопрос о создании в Москве собственной аптеки.
Первую аптеку в России основал, как указывалось выше, Джемс Френчем в 1581 г. (до того были лишь упоминания об аптекаре Матюшке, 1554 г., голландском аптекаре Аренде Клаузинде, прожившем в России 40 лет, и аптекаре Николае Броуне: об их аптеках никаких сведений не сохранилось). Аптека Френчема была царской, придворной.
Эта первая царская аптека была обставлена с большой роскошью. Окна пестрели разноцветными стеклами, на подоконниках висели дорогие бархатные ковры; потолки были расписные, стены обиты лучшим английским сукном. Вдоль стен стояла бархатная мебель, висели зеркала; тут же красовались всякие заморские редкости: часы, чучела павлинов, глобус и т. п. Вся аптечная посуда была из шлифованного хрусталя с золочеными крышками, некоторые принадлежности – из чистого серебра. Историк медицины Н. Я. Новомбергский объяснял эту роскошь желанием импонировать иноземным врачам и обставить их с большой пышностью; может быть, однако, что пышность эта предназначалась не для врачей, а для их сановных пациентов, прежде всего для царя и его семьи. Обстановка аптеки не могла не поражать всех, кто видел эту роскошь, отсвет которой падал и на находившихся в этих хоромах докторов и аптекарей. Можно добавить, что при аптеке хранились медицинские книги, составлявшие небольшую, но весьма ценную библиотеку.
Снабжалась первая аптека лекарствами и из-за границы, и из различных регионов России. Многие лекарства и компоненты лекарств («аптекарские запасы») для московских аптек покупали за границей – прежде всего в Англии, с которой у России были тогда особенно прочные торговые и культурные связи, а также в других странах Европы. Так, в 1654 г. в Голландии посланные туда служивые люди А. Виниюс (впоследствии дьяк Андрей Виниюс ведал делами Аптекарского приказа) и И. Марсов купили, как им велели, «аптекарские запасы» и «всякие лекарские снасти».
Чаще, однако, такие поручения Аптекарский приказ давал иноземным купцам, регулярно приезжавшим в Москву и выгодно торговавшим с Россией. Например, в 1665 г. жителю Любека И. фон Горну была послана роспись «аптекарских запасов», с тем, чтобы он купил обозначенные в ней медикаменты; по этой же росписи он тогда купил 7 с лишним пудов сахара, по-видимому, тоже для аптечных надобностей. А в 1666 году в Гамбурге «аптекарские запасы» закупил (тоже по росписи) немецкий купец Т. Келдерман. Через пять лет, в 1671 г., ему же поручили купить в Голландии всяких лекарств и масла на солидную сумму в 996 ефимков (денежная единица того времени), а также аптекарских стоп, кружек, горшков, скляниц, тазов и «иготей» еще на 343 ефимка.
Аптекарский приказ заключал с купцами специальные договоры на поставку различных «аптекарских запасов» – такие договоры бьши, очевидно, выгодны обеим сторонам. В 1678–1681 гг. голландский купец А. Тутман регулярно поставлял в Аптекарский приказ «про аптекарский государев обиход» различные лекарства. В 1688–1689 гг. такой же договор заключили гамбурские жители Иоганн фон Сом и Кондратий Нордерман. Примерно в это же время, в 1689–1691 гг., комиссар А. Бутенант закупал для российской казны лекарства на 1800 рублей и на 1000 рублей. Наконец, в 1699 г. купец из Любека Адам Брант должен был привезти в российскую казну всяких медикаментов на 2171 рублей[318].
Для сбора лекарственных растений были заведены аптекарские сады и огороды: в Москве они первоначально располагались близ Каменного моста, у Мясницких ворот, близ Немецкой слободы, а потом и в других местах.
Правда, не все эти аптекарские сады и огороды находились в ведении Аптекарского приказа: скорее, наоборот, большинство из них принадлежало другим приказам. Это и неудивительно, если учесть, что они занимались не только лекарственными растениями, но и производили спирт, вино. Так, известно, что Московский аптекарский двор (огород) снабжал подмосковные села вином и медом сырцом[319]. Из-за этого-то прибыльного во все времена дела многие приказы пытались получить право владеть и распоряжаться аптекарским двором. Наконец, при царе Федоре Алексеевиче (конец XVII в.) аптекарский двор (огород) и другие дворы Московского и других уездов, которые прежде принадлежали Приказу тайных дел, царским указом были переданы в Приказ большого дворца[320].
В Москве в XVII в. существовало несколько аптекарских садов (их называли также «аптечными огородами»). Здесь под наблюдением иноземных «ботаников-огородников» выращивали не только лекарственные растения, но и ягодные кусты и плодовые деревья. Когда осенью 1661 г. создавали «новый аптекарский двор, что у Каменнаго моста», то садили там смородину, черную, белую и красную, вишни и сливы, для чего были взяты саженцы из частного сада боярина Никиты Ивановича Романова, в котором также росли и «аптекарския вския травы»[321]. Общее число растений, культивировавшихся в аптекарских огородах, по-видимому, не было значительным, однако некоторые попытки акклиматизации лекарственных растений были настолько удачны, что многие травы, посаженные на этих огородах, были вскоре исключены из списков, по которым их прежде собирали в диком виде. Аптекарские сады служили не только для разведения лекарственных растений, но и для приготовления лекарств. Так, при главном аптекарском саде находилась особая «коктория» (прообраз появившихся позднее фармацевтических лабораторий).
В результате плодотворной деятельности аптекарских садов уже в конце XVI – начале XVII в. врачи в России употребляли не только такие общеупотребительные тогда привозные лекарства, как опий, камфара, александрийский лист и др., но и многие лекарственные растения из арсенала русской народной медицины – солодковый корень, можжевельник и ряд других. В дальнейшем ассортимент лекарств, отпускавшихся из аптек Аптекарского приказа, еще более возрос. При этом больше стало лекарственных трав, произраставших в различных регионах России: такие травы поставляли в Аптекарский приказ в обязательном порядке как своего рода государственный налог – ягодную повинность.
Власти поощряли сбор известных из народной медицины различных целебных кореньев, трав, ягод: этим занимались собиратели-травники, хорошо знавшие российскую флору. Например, один из таких собирателей, Фомка Епишев, отправился в ботаническую экскурсию на целых два года, хотя обычно травников посылали на такую работу только летом, для руководства по сбору урожая. В 1663 г. велено нижегородскому посадскому человеку, Омелке Мухановскому, быть в Аптекарском приказе в лекарях и травниках, жить на Москве и оттуда ездить в Нижний «на время для збору трав и цветов и коренья»[322].
book-ads2