— Да, это я сделал, — произнес я уже громче и встал. — И ничуть не жалею об этом. — А я был вместе с ним, — Оскар тоже поднялся. — И тоже ничуть не жалею. — Но придумал это я, — закончил я. Директор сделал шаг в мою сторону. Правую руку он вскинул, будто собирался дать мне затрещину. Но учительница поспешила встать между его рукой и моей головой: — Это мои ученики, — сказала она, — и я сама разберусь с ними. — Но смотрите, — пригрозил директор, — они должны получить по выговору. Оба. А вот этому, — он кивнул на меня, — нужно снизить оценку по поведению. Я это лично проконтролирую! И вышел из класса. Меня распирало от гордости. Я расправил плечи. Краем глаза я заметил, что Эльза смотрит на меня. Теперь я разглядел — глаза у нее были серо-зеленые. — Ну что ж, Фред, — проговорила учительница, — ты, похоже, только и ищешь повода чем-нибудь отличиться. Все могут собирать портфели и расходиться по домам. А вам с Оскаром придется задержаться и подождать, пока я напишу каждому по выговору. Она села за учительский стол и принялась медленно писать красивым почерком, поглядывая иногда в мою сторону. — Конечно, ты понимаешь, что я не могу спасти твою отметку по поведению, — сказала она. Мы получили по выговору. Учительница положила каждый лист в конверт, заклеила и надписала: «Родителям». — Забирайте. А завтра утром принесите обратно с подписью мамы или папы. Выходя, я украдкой положил свою записку и пакет в парту Эльзе. У двери мы с Оскаром остановились. — До свиданья, — попрощались мы и отвесили учительнице низкий поклон. Глава 7. Послание на снегу — Какая невезуха — схватить выговор в последний день перед каникулами! — сокрушался Оскар. — Да, — согласился я. — Но дело того стоило! — Само собой. Но мама-то не обрадуется. — И моя. Она всегда проверяет, что у меня по поведению. Хотя, может, она не так расстроится, если понюхает вот это? Я вынул из кармана флакончик. Его грани блеснули на солнце. — Что это? — Понюхай! Я вынул стеклянную пробочку и поднес флакон к его носу. И хотя нюхал он, я все равно чувствовал запах полевых цветов и трав и надежды на лучшие времена. Оскар втянул носом воздух. Потом еще разок. — Да-а, — протянул он, — какой необычный аромат. — Смотри не вынюхай весь флакон. Это маме на Рождество. Как думаешь, от такого подарка поднимется настроение? — Еще бы! А можно и моей капельку? Ей бы тоже понюхать что-нибудь ободряющее перед тем, как она откроет конверт. Откуда это у тебя? — От одной феи со Стургатан, — улыбнулся я. Я капнул из флакончика на его грязный носовой платок и рассказал о елочном базаре и моем сне: про свет в каждом окне, про рождественский стол и про фею, которая сидела на крыше над обувным магазином. — Наверное, она откуда-то прилетела, — сказал я. — Присела на самый краешек и, улыбаясь, слегка покачивала ногой. Что скажешь? — Не знаю. — Вот ведь какую чепуху можно увидеть во сне! — Все равно, это был прекрасный сон. — Да, но какой-то детский. А давай сходим на залив. Но сначала заглянем кой-куда. Мы пошли в обувной магазин «Суландер». У меня там было одно дельце, на которое мне пришлось потратить изрядную часть моего дохода от продажи елок. — А тут что будем делать? — спросил Оскар, когда мы спустились к заливу. — Есть у меня еще одна детская затея. Залив замерз. Летом от пирса отходили пассажирские пароходы. И причаливали рыбачьи лодки с уловом. Но сейчас лежал такой толстый лед, что рыбам под ним было не продохнуть. Наверное, им приходилось прижиматься ко дну, чтоб всем хватило места. С одного края лед был расчищен под каток. Но остальное пространство оставалось нетронутым и было похоже на огромный белый лист почтовой бумаги. — Иди за мной, — скомандовал я. И мы зашагали, держась прямо, словно два солдата, — я впереди, Оскар с клюшкой на плече следом за мной. Мы двигались маленькими шажками. Время от времени отпрыгивали в сторону. Затем семенили дальше. Ноги у нас совсем замерзли. Когда мы закончили, то на снегу остались огромные вытоптанные нами буквы: ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧЕГО МЫ ХОТИМ — То, что нужно, — сказал я. — Папа говорил, что все решают на самом верху. Надеюсь, это поможет. — Да, — согласился Оскар. — Вот если бы Фея счастья пролетела над заливом! — Или Бог посмотрел бы на землю и увидел это. — Точно! Или рождественский гном пронесся мимо на оленьей упряжке! Мы покатились со смеху. Веселились и развлекались как могли, хоть и были уже большими, чтоб верить в эти детские глупости. Но что еще придумать? Без этого жизнь была бы совсем беспросветной. Пора было расходиться по домам — каждому со своим конвертом. — Увидимся завтра. — Конечно. Пока. Я очень беспокоился: что скажет мама? Я надеялся, что она поймет. Но у нее полно и других забот. А сегодня она вернется особенно усталая, потому что работала допоздна. Пока я ее ждал, успел сварить суп. С тех пор как мама начала работать кондуктором, я здорово научился варить суп. На этот раз он был в основном из капусты с картошкой, луковицы и капли молока. И соли совсем чуть-чуть, так как она была тоже по талонам. Я накрыл на стол, налил в графин воды и положил конверт с надписью «Родителям» около ее тарелки. Потом уселся в голубое кресло, в котором обычно сидел папа, когда хотел успокоиться и отдохнуть. Я старался дышать глубоко и ровно. — Все зависит от дыхания, — обычно говорил папа. — Если дышать глубоко и медленно, то успокаиваешься. Мама пришла домой усталая и сердитая. Какой-то ворчливый старикашка повздорил с ней в трамвае: заявил, что не женское это дело — работать кондуктором. — Чертов старикан, — в сердцах она швырнула свою форменную фуражку на пол. — Что же это будет за Рождество, если нам нечего поставить на стол! Она обхватила живот руками, словно предчувствуя, каким голодным будет этот праздник. И тут она увидела накрытый стол и кастрюльку с супом.