Я глубоко вдыхаю, справляясь с подкатившим раздражением, устраиваюсь на сиденье и опускаю его, как только он заводит мотор. Трогается с места, Рома расслабляется, обмякнув и подложив одну ручку под щёку, а я спрашиваю тихо: — Теперь ты можешь объяснить хоть что-нибудь? — Легко, — пожимает плечами в ответ, — посмотрел видео на флешке, оно мне не понравилось, поехал проверить, как вы, в квартире пусто, вещи второпях собраны, а на кухонном столе ребус. — С чего ты взял, что ребус? — хмыкаю, не скрывая улыбки. — С того, что ни одна мамаша в здравом уме не оставит любимую игрушку, пускаясь в бега. — С чего ты взял, что любимая? — спрашиваю тут же, а сердце ускоряет ход. — С того, что потрёпанная, как портовая шлюха, — корчит рожицу, а я усмиряю свой внутренний щенячий восторг. Почти решила, что он следил за нами, за нашими жизнями, маялся, томился и не находил покоя. Ага, как же… тупая логика. — Вообще, могла бы и попроще что-нибудь придумать… если бы не флешка, я бы не допёр. — Могла бы — придумала, — язвлю в ответ. Что может быть проще?! Обезьяна на немецком начинается на букву «А», а соловей — птица певчая, песня по-немецки «лид». Алид. Отбрасываем последнюю букву и вуаля! Вообще никаких трудностей… — Потом за этим мудозвоном пришлось таскаться, но он не палился и сюда не приезжал, — продолжил вещать Тимур, — Два раз только встретился с тем хмырём, что до сих пор в отрубе в доме, на третий поехал за ним. А ты уже и сама справилась. Пушку только за каким-то лядом подобрала, ещё раз в руках увижу — оторву их нахрен. Это ясно? — Ты ничего не перепутал, спаситель? — спрашиваю ошарашено, а он морщится: — Я ждал темноты. Никто в чужой дом средь бела дня не вваливается, а я не был уверен, что вы там. — Я не об этом и ты прекрасно понял! — отвечаю возмущённым шёпотом. — Ещё неделю назад ты велел забыть о том, что существуешь! Я уж молчу обо всём остальном что этому предшествовало! — Обстоятельства изменились… — отвечает туманно. — Неужели? — спрашиваю язвительно и приподнимаю голову. Злиться в положении полулёжа, когда на груди сладко сопит сын, оказалось занятием не из простых. — И что же такое случилось? — Артёмка слинял, — говорит хмуро. — В тот же день, как ты поехала домой, он отбыл в Турцию. — Логично, — говорю с тихой усмешкой и кладу голову обратно, — в том, что касается его. — Логично оставить бабу и ребёнка разгребать дерьмо и срулить в туман? — Тебе-то какое до этого дела? — спрашиваю со вздохом, съезжая с опасной темы. — А мне край как любопытно что вокруг происходит. И с какого перепуга мелкий резко всем понадобился. — Понятно, — хмыкаю в ответ, стараясь, чтобы голос звучал насмешливо. Закрываю глаза, пряча подступившие слёзы, и обнимаю сына. Двое папаш и ни одному не нужен. Господи, когда я уже начну принимать реальность и перестану строить вокруг него воздушные замки? Разумеется, он преследует свои интересы, всегда так было, с чего бы вдруг это должно было измениться? Просто из одного плена попала в другой, сбежать из которого будет гораздо труднее. — Спишь, что ли? — спрашивает тихо через несколько минут. — Нет, — глупо притворяться, ресницы наверняка дрожат, а нижняя губа на столько надулась, что её видно из космоса. — Отвезу вас в безопасное место, поживёте там, — смешок вырвался сам собой, но комментарий я всё же попридержала. Мне попросту некуда податься. Выяснить бы только как там мама… телефон мне, разумеется, взять не позволили. — Ты не мог бы позвонить в клинику и узнать, как мама? — всё-таки попросила, чувствуя, как расстилаюсь перед ним дешёвым ковровым покрытием. — Вчера у неё был и сразу, как очнулась. Всё в порядке, на сколько это возможно. Через неделю где-то выпишут. — Ты был в клинике у мамы? — переспрашиваю с сомнением. — А ты хочешь её добить? — кривится в ответ. — Я не для этого кучу бабок за клинику отдал. — Да, я помню, я твоя должница… — я ухмыляюсь, а он медленно вдыхает и шумно выдыхает. — Я сказал ей, что отправил вас с Ромкой в место без сотовой связи до выяснений обстоятельств помешательства Купреева. Кстати, это правда. Связь там отстой. И сказал, что в больницу она загремела совершенно на пустом месте. Выглядела довольной. «Ещё бы! Она наверняка решила, что я рассказала тебе о сыне и ты согласился побыть папочкой. Такая же наивная, как и я». — Спасибо, — отвечаю искренне, но тут же скатываюсь обратно в свою яму: — Так что взамен, Тимур? Ценного у меня ничего нет, сама я для тебя ценности никогда не представляла… информация? Артём со мной никогда не делился ничем, что касалось работы. Впрочем, как выяснилось, личная жизнь у него тоже была отдельная… Посидеть смирно, чтобы у тебя на руках был козырь? Без проблем, только привези еды Роме, с собой максимум до завтрашнего вечера… Я говорила вяло и сдержано, а он постепенно сбавлял скорость и к концу монолога остановился на обочине. Вышел, прикрыл дверь и прикурил, отойдя на пару шагов от машины. Одну, вторую… да, дорогуша, надо было в самом деле остаться дома в тот вечер. Нам обоим. 8 Он завёз нас в такую глухомань, что даже если бы мне пришла охота сбежать, осуществить задуманное не удалось бы. Одноэтажный бревенчатый дом, довольно уютный, обставлен по-спартански, но есть всё необходимое. Плита от газового баллона, свет от генератора, удобства на улице, но на эту самую улицу выходить было откровенно страшновато. Дом с четырёх сторон окружён стеной леса, если не брать в расчёт небольшую лужайку пять на пять метров с зоной под мангал, а через просвет между деревьями едва виднелась просёлочная дорога, по которой мы приехали (но это я обнаружила лишь утром, немного осмелев с первыми лучами солнца и выйдя на улицу). Плюс ко всему, он выгрузил нас, растопил камин, включил холодильник и отчалил, оставив меня стучать зубами от звуков, доносящихся даже через закрытое окно. Утром мне стало не до природы. Привыкшая к таким благам цивилизации как горячая вода из-под крана и подгузники, весь день бесконечно полоская тряпки, к вечеру, когда на лес опустилась темнота, я просто легла на пол охранять розетку, в которую Ромка так и норовил засунуть тоненькие пальчики, и смотрела, как он с упоением возится в луже собственной мочи. Короче, ловила дзен, даже не шевельнувшись, когда услышала звук подъезжающей машины. Дверь распахнулась, торжественно ввалился Соболев, нагруженный пакетами, окинул взглядом разгром, закрыл ногой дверь и поставил всё на пол, совершив стратегическую ошибку. Ромка издал победный клич и кинулся разбирать покупки, поскользнулся, грохнулся и на четвереньках пополз к цели, наклонив голову для улучшения аэродинамики. — Похоже, я учёл не всё… — слабо хохотнул Тимур, а я бросила на него злобный взгляд и спросила едко: — Считаешь? — Так, стоп, это нельзя! — ответить на мою колкость он попросту не успел: Роман усердно освобождал пакеты от содержимого, старательно пробовал всё на зуб и начхать хотел на все «стоп» и «нельзя». — Роман! — рыкнул вполголоса, но этот поезд уже не остановить. — Твою мать, Диана, он жрёт сыр вместе с упаковкой! — Он любит сыр, — отвечаю нехотя. — Хер ли ты разлеглась?! — Я охраняю… — Чего?! Полы от нашествия полчища термитов?! — Тут ещё и эта дрянь водится? — ужаснулась, слегка округлив глаза. — Ты бы нас ещё в палатке в лесу оставил. — Нормальный дом… — скривился в ответ и поднял Ромку с пола, отобрав добычу. Тот, разумеется, начал орать так, что его были просто обязаны поддержать лесные жители, а Тимур рявкнул: — Тебя волки воспитывали?! И силы вновь вернулись в моё бренное тело. Вне себя от бешенства, я подскочила с пола, забрала у него сына и прошипела зло: — Привёз пожрать и выметайся. — Он воет! — орёт возмущённо в ответ, Ромка вздрагивает и тон его плача меняется с бесяче-капризного на жалостливо-испуганный. — Да твою мать… — Свали нахрен, Тимур, — говорю тихо, покачивая и поглаживая сына. — Сделай то, что получается у тебя лучше всего. Скрипит зубами, но выходит, а я вытираю лужу и начинаю перемещать продукты с пола в холодильник, бесконечно приседая с сыном на руках. А всего-то надо было переставить пакеты на стол… Когда предметы на полу остаются из разряда безопасных и условно безопасных, ставлю его на пол и дверь вновь открывается. Соболев вносит наполовину собранную кроватку и матрас, устраивает всё на полу и выходит. Через пару минут опять заходит, опять с пакетами. — Вещи из твоей квартиры, — говорит хмуро, — подумал, тут новые перестирывать негде. — Подумал? — широко улыбаюсь в ответ. — Завязывай, а? Я дико устал и просто не готов к головомойке. Как и ты, судя по виду. Давай завтра, прям с утра, с новыми силами. Просыпаешься и с ходу начинаешь трахать мне мозги, в красках расписывая, какой я мудак. — Ты тут не останешься, — заявляю безапелляционно и для пущего эффекта упираю руки в бока. — Я привёз подгузники и ту мартышку, но если они не нужны… — Перебьюсь, — ухмыляюсь победно. — А я сюда охотиться приезжаю… На медведя. Один раз, прикинь, к самому дому подошёл, окно лапой выбил, здоровый, зараза… — Ромка стоит, задрав голову и разинув рот, а я качаю головой, поражаясь чужому коварству, — короче, я сплю тут. — Скотина! — говорю с чувством, а он слегка машет на меня рукой: — Да-да… — идёт к кровати, берёт подушку, кидает её на пол и ложится. — А кроватка? — спрашиваю ворчливо, нависнув над ним. — Положи рядом с собой, а? Голос усталый, глаза с трудом держит открытыми, привёз даже то, на что я не рассчитывала… — А камин растопишь?