— Иди в жопу, Соболев! — рявкнула, отпихивая его от себя. Терпеть не могу, когда прав кто-то, кто не я! — Если настаиваешь… — отвечает туманно и убирает волосы с моего плеча, целуя шею. Замираю. Сердце останавливает ход, руки опускаются вдоль тела. — Перестань, — слёзы на глазах как по заказу, — перестань, я не смогу больше противиться, просто не смогу, во мне нет столько сил… — А это так плохо, да? — отвечает нервно. — Мы оба отлично знаем, что, если бы я не появилась там, ты бы с ней переспал, — отвечаю с обидой в голосе. — Херня! — заявляет убеждённо, с чувством. — Мне никто больше не нужен, ясно? Никто! — Я тебе не верю, Тимур, — говорю тихо горькую правду, а он обнимает меня с такой силой, что перехватывает дыхание и вовсе не от эмоций, от физического давления на грудную клетку. — Я хотел, — цедит сквозь зубы, — даже представить не можешь, сколько раз я хотел просто зайти в бар, подцепить девицу, притащиться в номер отеля и оттрахать до потери пульса. Но вот незадача, чтоб ей… до потери своего пульса, Диана! Я с ума схожу от ревности! Каждый долбанный раз, когда рядом с тобой другой мужик, я подыхаю! Особенно, если это Ибрагим! Ты была с ним! Ты уже выбирала его вместо меня! Где гарантия, что история не повторится?! — Дай вдохнуть, — отвечаю из последних сил и вонзаюсь ногтями в его руку, ещё в начале монолога ослабившую хватку. Вот теперь я задыхаюсь от эмоций. — Я не буду обсуждать это сейчас, есть проблемы похуже, — говорю самое разумное, на что была способна. — Нечего тут обсуждать, — отвечает недовольно, — кто этот пижон? — Госнаркоконтроль, — отвечаю, внезапно начав давиться смехом. — Чего? — ахреневает Соболев. Разворачиваюсь, делая шаг назад, и театрально развожу руки в стороны. — Ты не ослышался. — Объясни. Столько херни в голове, лучше объясни… — А что первое приходит в голову? — хмыкаю, глядя с озорством. Забавно видеть растерянность на его мужественном лице. — Что ты бухая и плоско шутишь, — кривится в ответ. — Не хочу тебя огорчать… хотя, погоди, именно это и хочу, — продолжаю говорить с усмешкой, а Тимур молча идёт в сторону лестницы в подъезд. Молча наблюдаю, как он уходит, теряясь в догадках, но через минуту он возвращается с моим раскладным стулом, подхватывает меня под живот и вместе со мной садится, откинувшись на спинку. — Это ещё что за пируэт? — спрашиваю ворчливо. — Это что-то типа «ноги меня не держат, но слинять я тебе не дам, пока не объяснишь». — Да хрен тебе, — хохотнула в ответ. — Ты расскажешь мне всё, что знаешь. Всё! Моему сыну не нужен папаша-уголовник, в этом нет ничего прикольного, я по себе знаю. Так что, если не хочешь прослыть донором спермы, вещай. — Ты такая сексуальная, когда командуешь, — хмыкает мне в шею. — Интересно, а что, если продолжить разговор в более горизонтальной плоскости… — Я прекрасно ощущаю, что тебе сейчас интересно, — прерываю его строго, — я сижу на тебе! — И ни о чём другом думать я уже не могу, — вздыхает покаянно. — Госнаркоконтроль! — повторяю визгливо, но его руки уже полезли под подол платья. — Тимур, я не хочу… — А вдруг меня посадят и у нас не будет даже шанса? — применяет разом все запрещённые приёмы, а я вцепляюсь в его руки. Даже думать об этом не хочу. Не сейчас, не здесь. 18 — Зараза, — выдыхаю обречённо и пристраиваю щёку на его груди, продолжая сидеть верхом. — Когда признаешь, что сопротивляться бессмысленно, станет немного легче, — отвечает слишком серьёзно и я чувствую, с какой силой долбит его сердце. — Теперь мы можем обсудить будущее сына? — спрашиваю недовольно. — Я ещё в тебе, — хмыкает мне в голову, — мы можем обсудить что угодно, только не двигайся. — Тимур, мы влипли, — говорю хмуро, — ты, Ибрагим, я. Это не шутка, это не смешно. — Я и Ибрагим — понятно, — Тимуру резко становится не до веселья. — Это было вопросом времени. Ты-то каким боком? — Ты бизнесмен, Соболев, — хмыкаю в ответ, — но я — переводчица бизнесмена. Все твои уловки я знаю, как свои пять пальцев. И, знаешь, что? — Что? — уточняет невинно. — Хер тебе, вот что, — отвечаю ворчливо и слезаю с него, начиная шарить руками по крыше в поисках своей одежды. — Уговор был простым — ты рассказываешь всё, что знаешь, а потом я рассказываю о пижоне. — Ты же понимаешь, что я через пару часов и так буду знать ответ? — спрашивает с умилением в голосе. — Он довёз тебя до дома на своей тачке, выяснить, кто он такой — проблем никаких. — Но ты понятия не имеешь, что у него на меня есть, — пожимаю плечами в ответ. — И либо тебе начхать, посадят меня или нет… — Не неси херни, — морщится, принимая вертикальное положение. Какой же красивый, зараза! Весь! — Оденься… — бурчу недовольно и пытаюсь отвести взгляд, но вместо этого начинаю разглядывать его с удвоенным рвением. — Разговора не выйдет, — отвечает сквозь зубы и быстро одевается, — план такой. Спускаемся к тебе, моемся, вместе, разумеется, после переползаем на кровать, там ещё какое-то время обсуждаем условия соглашения и потом можешь задавать любые вопросы. — Ты осознаёшь, что установил цену за секс? — не то чтобы я была против, но формулировка всё равно напрягает. — Да, — отвечает коротко, быстро одевается и берёт меня за руку, — но мне плевать. Два года мозги как в тумане, мне нужен луч света. И это — ты. Возле лестницы отпускает мою руку, но спускаюсь я не в полумрак подъезда, а в реальность. Смотрю на последнее сообщение от мамы, которую предупредила, что съезжу домой, вижу фото сладко спящего сына и слышу сопение рядом. — План такой, — говорит Соболев тихо, — ты переодеваешься и смываешь остатки косметики, которую я не успел слизать. Кажется, на ресницах ещё есть немного туши, но это не точно… Поворачиваю голову и смотрю на него совершенно другими глазами. Или это просто очередная умело сыгранная партия? Понял, что ничего не светит и подыграл? — Ну, чего? — спрашивает с улыбкой. С искренней, открытой, честной. Без привычной усмешки, без язвительности. — Ничего, — быстро отворачиваюсь и торопливо спускаюсь в квартиру. Можно влюбиться ещё сильнее? Внутри столько нежности, аж распирает. Ничего общего с той поглощающей страстью, с туманящей разум похотью. Аж страшно… Стаскивая платье у него на глазах, краем глаза слежу за реакцией. Смотрит, пожирает взглядом, но не подходит, руки сунул в карманы и облокотился спиной на входную дверь. Разглядывает так откровенно, так внимательно, что мне становится неловко. Это в темноте, на крыше я вся из себя такая раскованная, раскрепощённая, с ветром в волосах и в голове, по факту же уверенность в себе сыграла в ящик с первой растяжкой, а уж после того, как перестала кормить грудью, реанимировать её было и вовсе поздно. — Отвернись, — бурчу недовольно и натягиваю безразмерную мятую футболку, выудив первую попавшуюся из шкафа. — Почему? — удивлённо вскидывает брови Соболев и отлепляется от стены, встав по струнке. Молчу, а он хмурится. — Я только что видел тебя голой. Абсолютно. И не в первый раз. — Не важно, — отмахиваюсь и влезаю в шорты. Выхожу из комнаты и иду в ванну, но, едва кладу руку на дверную ручку, его ложится сверху. — Почему? — упрямо повторяет свой вопрос. Как унизительно… мне что, в самом деле придётся объяснить? Настырный, как стадо баранов! Не отстанет ведь… — Госнаркоконтроль, — говорю строго, но его рука даже не шевельнулась. — Слышь ты, переводчица бизнесмена, — говорит со смешком, — я знаю все твои уловки. Колись. — Тимур, отвянь, а? — начинаю раздражаться и выдёргиваю свою руку из-под его. — Просто не хочу, чтобы ты пялился. Опять заведёшься, опять руки распустишь, а я ещё не до конца протрезвела. А в тюрьму не хочу, у меня сын. — Запрещённый приём, — отвечает едко, — и у меня, вообще-то, тоже. Скажи это. Я догадываюсь, но строить предположения откровенно запарило. Скажи вслух, голосом. Чем быстрее ты… — Твой взгляд меня смущает, — чеканю каждое слово, бросая их ему в лицо, как предъяву. — Ты стесняешься? — выгибает одну бровь, едва сдерживая улыбку, а я чувствую, как поднимается волна обиды. А вот и мудак проснулся. — Да, я стесняюсь, — отвечаю едко. — Прояснил?