Молчали некоторое время, потом снова начинали. Все говорили наперебой, уже не о Медузе, а о чем-то своем. Поэтому мне интереснее смотреть на факел, который Жеснер наклоняет время от времени, чтобы пламя ярче горело; пламя голубоватое около палки, на которую намотана пакля, а на концах желтое и красное, и от него темнота вокруг кажется еще чернее. Свет достигает листвы деревьев над нашими головами. Блестящая смола выступает на дереве, и капли падают на руки и ноги Жеснера, который вскрикивает и морщится. Я не осмеливаюсь заговорить. Я жадно ловлю все, что говорят о мосье Медузе, чтобы узнать, почему он не вернулся. Куда делись люди, которые ушли его искать, вооруженные как будто для битвы? Может быть, мосье Медуз отправился в одну из тех стран, о которых он рассказывал мне в своих сказках? Я был бы рад, если бы это оказалось именно так! Почему? Да потому, наверное, что мне хотелось бы, чтобы мосье Медуз превратился в сказочного героя. Должно быть, необычная обстановка склоняла мой ум к фантазиям. Вдруг послышался крик: — Они идут! В ответ раздался хор голосов, и вся наша группа с Жеснером во главе направилась к дороге, увлекая меня за собой. Далеко во тьме навстречу нам двигались зажженные факелы. — Господи боже, пресвятая богородица… — шептали женщины вокруг меня. Сердце мое забилось, и я прячусь за маму Тину, которая бормочет какие-то непонятные слова. — Они идут так быстро, что Медуз вряд ли с ними, — замечает мазель Валерина. — Они бы не вернулись, если бы не нашли Медуза, — возражает мама Тина. — Медуз, наверное, с ними, — говорит еще кто-то, — видите, они останавливаются все время. Разве вы не видите? — Да, из-за него, конечно, — решает мосье Сен-Луи. Потом они показываются в конце дороги. Мы продвигаемся еще вперед и уже ясно видим их силуэты. — Они что-то несут! — Господи! — Ну да, видите, как они идут. Толпа приходит в еще большее возбуждение, чем перед уходом мужчин, и все начинают говорить одновременно. Одни уверяют, что с мосье Медузом случился припадок, другие, что он ушел не поев и глисты задушили его. Еще кто-то предполагает, что он выпил слишком много воды, после того как вспотел. Этот поток слов сбивает меня с толку и мешает мне понять происходящее. В действительности, пять или шесть человек несут что-то черное, длинное, похожее на мосье Медуза. Это и есть мосье Медуз. — Если бы мы за ним не пришли, мангусты съели бы его! — восклицает мосье Орас. Они тяжело дышат и вспотели. Они спотыкаются от усталости, и голоса их едва слышны. — Если бы мы знали, мы бы захватили гамак; на вид он легкий, как солома, а смерть, забравшись в его живот, сделала его тяжелым, как камень. Шутка вызывает взрыв хохота. Так, среди всеобщего смеха вступает на нашу улицу тело мосье Медуза. Все столпились возле хижины Медуза. Мне его не видно — кругом толпа. Те, кто его нашел, никак не успокоятся. Слыша их стоны, жалобы, шутки, я не могу понять, что же произошло — печальное событие или незначительное происшествие. В общем, похоже на праздник, но некоторые люди, и в том числе мама Тина, ведут себя так, что мне не хочется веселиться. Люди снуют взад и вперед. Мама Тина велела мне не трогаться с места и куда-то ушла. Многие женщины тоже ушли. Я пробираюсь поближе к мосье Медузу. Он лежит на́ спине, мосье Медуз, одетый в лохмотья цвета его кожи. Руки и ноги его вытянуты вдоль узкой черной доски. Глаза его полуоткрыты, но они не похожи на те глаза, в которых отражался огонь очага. В зарослях его шерстистой желтовато-седой бороды видны редкие гнилые зубы, приоткрытые в застывшей улыбке, словно он забавляется тем, что мы собрались здесь, вокруг него. Улыбка, напоминающая мертвую крысу на дороге. Сначала я не находил ничего странного даже в его лице, но, поглядев на него немного, почувствовал, как у меня тяжелеет на сердце. Мне захотелось позвать его: «Мосье Медуз!» — как тогда, когда он спал и не слышал, что я вошел в его хижину. Но его застывшие черты и неподвижность заставляют меня почти понять, что значит смерть. НОЧНОЕ БДЕНИЕ В этот вечер произошло многое. Женщины достали ром для мужчин, принесших тело. Мама Тина вернулась с кувшинчиком воды, в котором стояла маленькая зеленая веточка. Она поставила кувшинчик в головах у мосье Медуза. Мазель Валерина зажгла около кувшинчика свечу. Потом пришли остальные жители улицы, которых до сих пор не было. — Э-бе! Значит, Медуз решил сбежать от нас! — Ну да, у него такая узкая кровать — на ней умирать неудобно. — Чего вы хотите? Тростник убил его, он и решил оставить ему свои кости. Наступило тягостное молчание, перешедшее в сочувственный шепот. Внезапная шутка вызывала деликатный смешок, потом вздох. Постепенно нарастал шум снаружи, и скоро вокруг хижины на земле оказалось немало сидящих фигур, едва различимых во тьме. От земли, с того места, где сидели эти люди, поднялась тягучая песня, испугавшая меня. Песня все нарастала, она приглушила мое волнение, увлекая меня за собой в сумрак ночи. Напев ширился, множился, вздымался ввысь. Потом, совершив таинственную прогулку в глубинах ночи, песня медленно вернулась на землю и осела в наших сердцах. Тотчас же новый голос затянул другую мелодию, прерывистую, в быстром темпе; хор отвечал короткой жалобой, а тела поющих тяжело раскачивались в темноте. Когда пение кончилось, еще один голос выкрикнул: — Э, крик! И толпа отозвалась: — Э, крак! Это была присказка, с которой начинались сказки мосье Медуза. Сколько их было рассказано в этот вечер! Там был один человек — главный сказочник. Он рассказывал стоя, держа в руках палочку, при помощи которой показывал, как ходят животные и люди: старуху горбатые, уроды. Рассказы его перемежались песнями; их затягивали по сигналу его палочки и пели до изнеможения. Время от времени между сказками кто-нибудь вставал и рассказывал о мосье Медузе историю, от которой все заливались хохотом. — Медуз умер, — говорил кто-нибудь приличествующим случаю голосом. — Это печальная новость, которую я вынужден сообщить вам, мосье-дам. Что нас больше всего огорчает, так это то, что Медуз не захотел, чтобы мы присутствовали при его агонии. Но не жалейте Медуза, мосье-дам. Медуз умер тайком от нас. А почему? Угадайте, какие козни строил он против нас? Он не хотел, чтобы мы унаследовали его участок тростникового поля в Грандэтане! — Его старый дырявый котелок! — добавил другой голос. — Рваные штаны! — раздавался третий голос. — Старую трубку и сломанный ковш. — И доску, обтесанную его старыми костями. — И золото, которое беке выдавали ему по субботам… Тут все подхватывали, смеясь: — Да, все то золото, которое беке выдавали ему по субботам! Продолжая игру, поднялась одна из женщин и, восхваляя щедрость Медуза, приглашала каждого встать и назвать, что ему оставил Медуз. Одному — рваную набедренную повязку, другому — ржавую мотыгу, а всем — золото, которое беке выдавали ему по субботам.