Но, Гонгадзе продолжал спорить с ним: — А представь, если, например, не откроют Австралию? Да мало ли еще чего не откроют из-за нас? И что тогда? Если вот политически рассуждать, как ты любишь, то получается, что и капитализм не разовьется из феодализма к нужному сроку. А, если не будет создано развитого индустриального капитализма к началу двадцатого века, то и рабочий класс не появится в нужном количестве! А, если не возникнет достаточно рабочего класса, то и революция не получится, потому что все в историческом процессе взаимосвязано и вытекает одно из другого! Но, командиру эсминца надоело слушать всю эту перепалку на мостике. И он прикрикнул на подчиненных: — Отставить, спорщики! Нечего тут мне демагогию разводить на борту! И вообще, мы даже пока не можем определиться с точным временем, в которое попали, до того, как смещение созвездий высчитаем. Напоминаю, что на острове у туземцев никаких календарей не обнаружено. * * * После всех неприятных новостей и происшествий последних суток, настроения выступать у Лауры не имелось. Но, любопытство подталкивало ее принять предложение Соловьева. Ведь она еще никогда не давала концертов для военных моряков. К тому же, матросы спасли ее от туземцев. И отказать им в концерте выглядело бы в ее собственных глазах дурным тоном. Да и просто ей очень хотелось побывать на этом большом сером корабле, который маячил перед глазами со вчерашнего вечера. А еще внимание такого количества симпатичных мужчин в морской форме, конечно, льстило Лауре. И она все-таки согласилась, сказав: — Хорошо. Я готова спеть. Но, если вы гарантируете безопасность для меня и моих музыкантов. На что Соловьев, улыбнувшись, заверил ее: — Да за такую красивую девушку, как вы, матросы порвут любого, кто только посмеет задеть вас хоть кончиком пальца. Так что ваша безопасность будет на эсминце абсолютно надежной. — Лишь бы на меня эти ваши матросы не накинулись. Я же, получается, в этот вечер стану единственной девушкой среди множества мужчин, — высказала свои опасения Лариса Иванова. — Об этом я позабочусь, будьте уверены, — уже серьезно сказал Соловьев. И добавил: — Давайте лучше согласуем репертуар. * * * Когда на закате почти вся команда эсминца, кроме моряков с самых важных постов, вынужденных нести свою вахту, выстроилась для смотра вдоль бортов, первым с мостика выступил замполит. Он сказал в микрофон: — Товарищи! Наша славная советская наука позволила совершить то, что недавно казалось совершенно невозможным. И теперь, когда научный эксперимент удался, именно нам, экипажу «Вызывающего», выпала величайшая честь стать не только первопроходцами, но и освободителями. Наш боевой корабль прорвался сквозь время, чтобы не дать колонизаторам поработить народы. И, если мы сумеем успешно противостоять колонизации тех территорий, которые европейские эксплуататоры присвоили себе в результате географических открытий, не только повсеместно безжалостно ограбив коренных жителей, но и устроив геноцид местного населения, то удар по нарождающемуся мировому империализму будет нанесен сокрушительный. И справедливости в мире станет намного больше, что приблизит построение коммунизма. Слава советской науке! Ура, товарищи! Вдоль корабля прокатилось троекратное «Ура!», а затем через динамики громкой связи грянул гимн, поставленный на пластинке с характерным потрескиванием. И торжественные слова разносились далеко над вечерним океаном: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь…» Как только гимн отгремел, замполит объявил: — А сейчас выступит наша гостья, певица Лаура. Под восхищенные взгляды множества парней на импровизированную сцену, установленную на полубаке «Вызывающего», на высоких каблуках вышла стройная золотоволосая девушка в облегающем серебристом платье, сверкающем блестками, и под музыку, которую играли всего двое музыкантов, но звучащую сочно и необычно, словно целый оркестр, запела сильным приятным голосом песню о море, которую на эсминце никто прежде не слышал: «Корабли уходят на закат…» * * * Борис Дворжецкий просидел под замком уже половину суток, когда услышал из динамика, подвешенного где-то недалеко от кладовки, в которой его держали, странноватое объявление по громкой связи, в котором говорилось, что эсминец переместился во времени в прошлое по причине какого-то научного эксперимента. Вслед за этим, вскоре к нему явился кэгэбэшник по фамилии Соловьев. — Ну, как вам тут отдыхается? — поинтересовался этот тип с явной издевкой. — Я тут не отдыхаю, а срок отбываю из-за вашего беспредела, без суда и следствия! — возмутился Дворжецкий. — И как? Кормят хотя бы? — задал вопрос особист. — Кормят только гречневой кашей, да черствым хлебом, — проворчал Борис. — Но, кормят же? Да и в гальюн выводят по требованию. Верно? А вы раскаялись уже, Борис Семенович? — спросил Соловьев опять с подначкой. — В чем я должен раскаиваться? Вы меня арестовали, заперли на военном корабле, да еще и бесчеловечные эксперименты над людьми проводите по перемещению во времени. По радио передавали. Да я тут невинная жертва у вас! Где мой адвокат? Почему мне его еще до сих пор не предоставили? Я буду жаловаться! — попытался качать права Борис. Но, корабельный особист сразу пресек такие попытки, сказав: — Какой еще адвокат? Этот ваш Шлема Розенфельд? Так, у нас на территории Марианской Советской Социалистической Республики другие законы. Он их не знает. И знать не может, потому что республика образована нами только сегодня, постановлением политбюро за номером один. — Шутить изволите? Вы издеваться надо мной сюда пришли? — раздраженно спросил Дворжецкий. И добавил: — В чем конкретно вы меня обвиняете, что без всякой вины держите здесь под замком? Соловьев недобро взглянул на него своим колючим взглядом и ответил: — Как это без вины? Да вы виноваты уже тем, что представляете собой классового врага нашего народа. У нас тот, кто не работает в сознательном возрасте, тот и есть не имеет права, если только не немощен, что подтверждается документально врачебной комиссией или достижением пенсионного возраста. Вы же тунеядец, раз ничего не делаете, хотя находитесь в расцвете сил. Но, это самое скромное из обвинений. — А что, у вас есть и другие? — удивился Дворжецкий. Соловьев хладнокровно объяснил: — Пожалуйста, назову по пунктам. Первое. Вы предатель Родины, раз не только эмигрант, но и провокатор, повесивший в целях политической провокации на свою яхту давно не существующий торговый флаг Российской Империи. Второе — валютчик в особо крупном размере, раз из вашего сейфа при понятых изъято почти три миллиона долларов и иные денежные знаки. Третье — наркоман-контрабандист, потому что в вашей каюте найдено почти полтора килограмма кокаина. Да еще, возможно, что вы иностранный шпион. Но, последнее пока точно не установлено. Лишь подозрения. Хотя ваш портативный коммуникатор иностранного производства с эмблемой надкушенного яблока, вполне может быть предназначен для шпионажа. К тому же, кроме всего прочего, вы обвиняетесь в мошенничестве и подлоге. Потому что все документы, которые вы предъявляли, фиктивны, ввиду наличия в них ложных дат, которые у нас еще не наступили, и ложной государственной принадлежности, потому что такого государства, как Российская Федерация, в нашем времени не существует. Дворжецкий воскликнул: — Вы сами себе противоречите! Если мы все сейчас вместе действительно провалились куда-то во времени, как тут по радио объявили, тогда и ваше время, на которое вы ссылаетесь, как и ваши пресловутые законы, фиктивны для меня не меньше, чем мои документы для вас! Соловьев ухмыльнулся и проговорил: — Да, мы все находимся в далеком прошлом. И точно пока установлено лишь то, что нас отбросило во времени до начала колонизации Марианских островов испанцами. Но, не забывайтесь, Борис. Сила на нашей стороне. Следовательно, и власть здесь наша. А это означает, что, независимо от времени, шестнадцатый век нас окружает или, например, четырнадцатый, вы будете исполнять наши социалистические правовые нормы и никуда от этого не денетесь. Потому предлагаю по-хорошему сотрудничать с нами. Поверьте, в создавшейся ситуации вам это будет гораздо выгоднее. — А если не стану сотрудничать то, что, расстреляете? — задал вопрос Дворжецкий. — Зачем же. Найдем применение. Молодая Марианская ССР нуждается в рабочих руках. Поработаете среди туземцев и перевоспитаетесь, возможно. Труд, знаете ли, облагораживает. Впрочем, у вас есть время подумать. Закончив беседу, Соловьев вышел из коморки, а матрос задраил за ним снаружи железную дверь. После чего, снова оставшись в одиночестве, Борис серьезно задумался о собственном положении, поняв, что этот особист совсем не шутил. Глава 2 Когда компания гостей яхты Дворжецких услышала объявление по громкой связи о том, что они, в результате советского научного эксперимента, переместились в прошлое, все как раз находились в верхнем салоне-баре на обеде. Услышав потрясающую новость, Софья поперхнулась коктейлем, который сделала, самовольно взяв на себя заботы бармена, поскольку парень в этот день так на своем рабочем месте и не появился, да и стюардессы явно не торопились обслуживать их на этот раз, словно бы весь обслуживающий персонал яхты разом объявил забастовку и куда-то попрятался. И любовник Софьи Абрам Альтман долго стучал девушке по спине, пока она не перестала кашлять. Адвокат Соломон Розенфельд застыл с ложкой в дрожащей руке, отчего горячий суп пролился между тарелкой и самим адвокатом, испачкав ему брюки. А супруги Марченко совсем перестали есть. Олег и Алиса бросили ложки и уставились друг на друга так, словно впервые увидали. Михаил Кардамонов побледнел, а глаза его забегали в разные стороны. Одна лишь Вера, казалось, сохранила хладнокровие. — Это что еще за шутки такие дурацкие? — спросила она куда-то в воздух. И, решительно выйдя из-за стола, добавила: — Сейчас схожу и все узнаю! Она направилась прямиком в ходовую рубку, рассчитывая застать там Сергея Самойлова. Матрос с автоматом по-прежнему охранял трап, но, дочка хозяина яхты нагло проскочила мимо него. И парень не рискнул задерживать женщину. Он лишь крикнул ей вслед: «Туда нельзя, гражданка!», когда она уже почти забежала в рубку. Впрочем, на это она и рассчитывала. Советские матросы казались ей какими-то заторможенными и нерешительными. Вера еще вчера сделала для себя вывод, что без прямого указания своего начальства совковые матросы не станут противодействовать ей физически. И потому все эти часовые, которых расставили по всей яхте, видимо, просто для галочки в служебном журнале, совершенно не пугали ее. Она просто презирала их тупую беспомощность. Но, к ее удивлению, в помещении рубки оказался тот самый усатый моряк, который назвался мичманом Федором Яровым, и который заставил всю их компанию убраться с пляжа обратно на «Богиню». А вот капитана Самойлова не было. Вместо него за штурвалом до сих пор сидел его помощник Тимур Рашидов. Устав от затянувшейся вахты, Тимур дремал прямо в кресле, хотя ему в это время полагалось уже давно отдыхать в своей каюте. Когда Вера влетела в рубку, он проснулся и начал тереть глаза. — А где Сергей? — осведомилась Вера. Но, Тимур не ответил ей, а мичман проговорил строго: — После вашей самовольной выходки с поездкой на пляж, Самойлов отстранен от командования «Богиней». В отношении него сейчас проводится проверка. Вера повысила голос: — Что вы себе позволяете! Я здесь представляю семью владельцев яхты. И никто не смеет без меня отстранять или назначать кого-либо из людей, нанятых нашей семьей на это судно! Тем более, менять капитана! — Вы что, объявление не слышали? — глядя на нее сверху вниз и топорща усы, спросил мичман. — Слышала, как и все. Вот и пришла сказать, что мои гости напуганы вашими идиотскими шутками про перемещение во времени. Вы, наверное, дурацких книжек про попаданцев начитались? Но, Яровой удивил Веру еще больше, сказав ей: