Он был без рубашки, и ее взгляд прошелся по контуру сердца, вырезанному Рэндаллом Томпсоном на его груди. Он кашлянул, и она поняла, что он заметил ее взгляд. — Извини, — она отвела глаза. — Ничего, — он засунул в рот кусок жареной картошки. — Я могу намазать ее мазью, — предложила она. — У меня есть мазь для заживления шрамов, которая хорошо помогла после операции на колене… — она замолчала, когда он отодвинулся, практически ограждая рану. — Я не хочу ничем ее мазать. — Останется шрам, Скотт, — нахмурилась она. — Наверняка ты не хочешь… — Нет! Свирепость в его тоне заткнула ее. Она сглотнула и присела на край кровати. — Я просто пыталась помочь. — Я знаю, мам, — его лицо смягчилось. — Я просто… я не хочу терять шрам. Это случилось со мной. Я этого не забуду. Конечно, нет. И она не пыталась заставить его забыть. Она просто хотела исцелить его. Снаружи и изнутри. — Мы скучаем по тебе, Скотт. Тебе не нужно запираться здесь. — Я не хочу ни с кем разговаривать. — Я знаю, но Скотт… — она сдержала желание задать ему дюжину вопросов и удовлетворилась одним: — Почему ты сказал, что сбежал? Почему не сказал, что он тебя отпустил? Он откусил кусок бургера и прожевал, напряженно глядя на стену. К тому времени, как он отер рот — он никогда не вытирал рот, — она была готова потянуться и встряхнуть его. — Я не знаю. Других он не отпускал. В новом заявлении полиции Скотт рассказал, что Рэндалл снял с него наручники и засунул в багажник машины, а потом отвез на заправку в нескольких милях от их дома, где вытащил его и сказал, что он его отпустит, но только если Скотт отправится домой. — Я другой, — сказал он голосом, исполненным чувств. — Особенный. Поэтому он меня освободил. Особенный? Что-то в том, как Скотт это произнес, нервировало Ниту. В его голосе слышалась благодарность, искра гордости виднелась в глазах. Он даже приложил руку к груди, словно защищая рану. — То есть ты думал, что мы тебе не поверим? Поэтому солгал? Он проглотил еду и потянулся к газировке. — Да. Материнская интуиция забила тревогу, как делала с момента его возвращения домой. Он лгал. С первого раза и до сих пор. Противоречивые доказательства, которые она отметала ранее, теперь начинали накладываться одно на другое. Только ранее утром адвокат напомнил, что полиция не нашла его ДНК в багажнике машины мистера Томпсона. У нее кончилось терпение. — Скотт, посмотри на меня. Он повернул голову, посмотрел ей в глаза, но в его взгляде не было понимания. — Мне нужно, чтобы ты сейчас рассказал правду. Без твоего отца, без полиции. Просто поговори со мной. Он моргнул. — Скотт? — продолжила она. — Что ты скрываешь? Он вернулся к чизбургеру, оглядел его, медленно наклонил голову и откусил. Ее раздражение возросло. Да, он пережил травмирующие события. Да, она была благодарна, что он дома. Но человек сидел в тюрьме по его показаниям. Ресурсы полиции и округа были брошены на подготовку судебного дела на основании его слов — его лжи. Из-за его новой истории уходили бесконечные часы на пересмотр улик, отчетов и стратегий защиты. И все равно он не хотел об этом говорить. Он был счастлив рассказывать всем подряд лживую историю побега, но теперь — когда правда вышла на свет — закрылся. Она потянулась и хлопнула ладонью по столу, но немедленно пожалела об этом, когда Скотта передернуло. — Извини, — быстро сказала она. — Но поговори со мной, черт возьми. — Можно я просто поем? Его телефон лежал на столе. Она схватила его прежде, чем он смог бы ее остановить, но спешка была напрасной, потому что он даже не обратил внимания. Она нажала на экран, но ничего не произошло. Он был выключен. Неудивительно, что он игнорировал ее сообщения. — Как давно у тебя сел телефон? — Не знаю, — он засунул несколько кусков картошки в рот. — Я видела твои телефонные записи, Скотт. Почему ты не разговариваешь со своими друзьями? — Не проверяй мои звонки, — он повернулся к ней. — Мы платим за твой телефон. У нас есть право знать, с кем ты разговариваешь, — господи, когда она превратилась в свою мать? — То есть у меня нет личного пространства? Это ты сейчас говоришь? Я променял одну тюрьму на другую? Ее передернуло: — Я бы не назвала это тюрьмой, Скотт. Ты можешь… — Могу что? Я никуда не могу поехать, чтобы ты не распаниковалась. И я не могу выйти из комнаты, потому что ты или папа будете орать на меня, а теперь ты здесь, снова кричишь… — Кому ты звонил? — она перебила его, пока он не разошелся. — Что это за номер? Его взгляд метнулся в сторону: — Никому. — Ладно, — она скрестила руки на груди. — Не говори мне. Я просто сама выясню. Угроза сработала. Он уронил голову в ладони. — МАМ, — простонал он. Она выждала. — Это девушка, — он вздохнул, все еще не отнимая рук от лица. — Я с ней встречался. — Когда? — В этом году. Я позвонил ей, когда снова получил телефон, но она не ответила. — Это Дженнифер? — Ты ее не знаешь. — Она учится в Беверли? — Она здесь больше не живет, так что это не имеет значения, — раздраженно прорычал он. — Когда она переехала? — Ее больше нет, мам. — Что ты имеешь в виду? — Она переехала, пока мы… пока меня не было. Я проезжал ее дом, она там больше не живет. Дом на продажу. Звонок риелтору. Ее охватило облегчение. Было ли все это — уныние, уединение в своей комнате и отказ с ними разговаривать… из-за подростковой любви? — О, Скотт, — она протянула руки и обняла его. Опешив, он замер, а потом неловко похлопал ее по плечу. — Мне жаль, — прошептала она. Он, наверное, все время думал об этой девочке в доме Рэндалла Томпсона, а затем наконец-то освободился и бесконечно звонил, не получая ответа. — Она, должно быть, сменила номер при переезде. — Ага, — он отстранился. — Есть еще бургеры? — Конечно, — улыбнулась она. — Пойдем вниз. Я обещаю… — она побежденно подняла руки. — Мы не будем тебя ни о чем спрашивать. Просто поваляемся на диване и посмотрим телевизор, пока Бет готовит брауни. Брауни были его слабостью, поэтому она увидела, как его глаза немного засияли. Он кивнул, и пусть это была маленькая победа, она казалась огромной. У них все будет хорошо. Глава 34